Убить волка (СИ) - Priest P大

Чан Гэн ничего не ответил.

Невысокий солдат из фракции Черных Орлов попытался как-то разбавить нависшую в комнате тяжелую атмосферу:

- А! Маршал, вы же не родной отец ему! - бойко сказал он.

Гу Юнь беззаботно засмеялся.

Низкорослый солдат покачал головой и сказал:

- За последние несколько лет мир изменился. Мысли людей не те, что прежде. Раньше женщины уважали наши добродетель, натуру и нрав; мы ни о чем не переживали. Но теперь все совсем наоборот. Их заботит только то, насколько мужчина талантливый и как он красив. Маршал, мы, братья, холосты не потому, что мы неприглядны, а потому, что просто родились под несчастливой звездой.

Гу Юнь громко рассмеялся.

- Катись отсюда! Не втягивая меня в это! Это кто тут неприглядный? Я - цветок трех фракций выдающегося Черного Железного Лагеря, чья слава простирается далеко за океан!

Суровые военнослужащие были совершенно потрясены бесстыдством своего маршала, и у них не было другого выбора, кроме как рассмеяться вместе с ним.

- Маршал, - холодно сказал Шэнь И. - Если вы прекрасны, как цветок, почему вы до сих пор не можете найти жену?

Всего одно предложение вызвало у Гу Юня тягостные воспоминания о печальных событиях. Маршал скрестил руки на груди и сказал:

- Я в ожидании наиболее высокой цены. К тому же, все самое лучшее происходит под занавес. Что ты вообще смыслишь в этом?.

Ну, если говорить о подобных вещах с такого ракурса, то тут действительно нельзя было так просто обвинять Гу Юня.

Чувства почившего Императора были к нему довольно противоречивыми. Он любил Гу Юня, но в то же время был осторожен с ним. Все было хорошо, пока Гу Юнь был ребенком. Но когда он стал старше, брак молодого Аньдинхоу стал рыбьей костью, застрявшей в горле почившего Дракона.

Если бы он выбрал кого-то из семьи, занимающей в обществе низкое положение, он бы боялся критики со стороны народа, потому что он плохо поступил с потомком верного подданного. Старый Император не смог бы помешать разносящимся в народе разговорам, о чем бы они ни говорили. Но вот если бы он выбрал кого-то из очень влиятельной семьи, он не почувствовал бы ничего, кроме тревоги.

Перед лицом возникшей дилеммы, для почившего Императора это был крайне сложный выбор, какой бы из двух вариантов он не предпочёл. Возможно, в тот год почивший Император желал бы, чтобы Гу Юнь был всего лишь маленьким евнухом.

Вопрос о женитьбе молодого Аньдинхоу тянулся слишком долго и часто откладывался, пока выбор Императора не пал на дочь одного благородного ученого семьи Го.

Из поколения в поколение в семье Го жили высокообразованные ученые. Они всегда отличались социальным происхождением и благонравием. Говорят, что молодая госпожа Го была прекрасна, подобно цветку орхидеи, а о ее талантах и остром уме знала вся столица. В том году, вместе с супругой наследника престола - нынешней Императрицей - они составили столичную пару красавиц. Этот выбор не должен был повлечь за собой никакой личной выгоды, а также не опозорил бы имя Гу Юня.

Но было нечто действительно странное. Тогда, сразу после их помолвки, этот прославленный цветок, казалось, покрылся инеем. Прекрасная девушка начала болеть и с каждым днем становилась все слабее и слабее. Не дождавшись победоносного возвращения Гу Юня с границы, госпожа Го скончалась.

Если подумать, многие жены умирали в столь раннем возрасте, не говоря о невестах, не успевших выйти замуж. Это не было чем-то необычным. Но тогда эта проблема коснулась молодого Аньдинхоу, и людям было трудно не вспомнить судьбу его одинокого дедушки, потерявшего своих жен и детей. Трудно было не задуматься о кончине родителей Гу Юня, почивших, когда Гу Юнь был еще совсем ребенком.

Таким образом репутация Аньдинхоу, судьба которого противостояла судьбе его жены, начала разноситься по всей столице.

Стать супругой молодого Аньдинхоу, несомненно, было очень престижно. Помимо внушительной денежной выгоды, полностью отпадала необходимость в уходе за престарелыми родственниками. Но, получив даже великое благословение неба на подобный брак, нужно было оставаться в живых, чтобы наслаждаться обещанными почестями.

После трагических событий, Гу Юнь бегал туда-сюда между северной и западной границами. Он не возвращался в столицу последние пять лет и у него просто не было возможности снова заняться вопросом своей женитьбы. Теперь, когда старый Император скончался, пусть нынешний Сын Неба был старше Гу Юня на несколько лет, он с детства называл Гу Юня "императорским дядей". Их разделяло целое поколение. Даже несмотря на то, что один был Императором, а второй - подданным, ему было неудобно заниматься вопросом о браке Гу Юня.

У Гу Юня попросту не было сил думать об этом, поэтому данный вопрос тянулся и по сей день.

Шэнь И продолжил беспощадно терроризировать Гу Юня:

- Наиболее высокой цены? И кому вы хотите продать себя?

Гу Юнь поднял взгляд и сквозь монокль "Люли" увидел, что Чан Гэн пристально смотрит на него с довольно напряженным выражением лица. Гу Юнь предположил, что мальчик беспокоится о том, что после женитьбы Гу Юнь больше не будет любить его.

Он поднял руку и похлопал Чан Гэна по голове в попытке хоть немного утешить его.

- Я предпочитаю умных, ласковых и добрых. Не переживай, я не собираюсь попасть в лапы льва Хадун [1], чтобы не расстроить тебя.

Эти слова будто вспороли Чан Гэну грудь. Казалось, что все эти непристойные сны, которые он, исходя из личных умозаключений, успешно подавил, воспользовались моментом, чтобы снова вырваться наружу и суетливо начать раздирать мальчика изнутри печалью и чувством безнадежности, без возможности быть выставленными на показ.

Он с трудом выжал из себя натянутую улыбку.

С таким же трудом он каждую ночь заставлял себя спать.

В этот момент на платформе "Тин Юань", вперемешку с боем барабанов и аплодисментами, неожиданно поднялся шум. Несколько танцевавших с обезьянами и попугаями западных актеров покинули сцену. На платформу подняли огромную, прикрытую тканью, железную клетку. Западный клоун в белом гриме изогнулся и, развернувшись, установил большой пылающий обруч. Через несколько вопросительных гримас и поз, в попытке вызвать должный интерес со стороны любопытной толпы, он, наконец, сорвал ткань с клетки.

В клетке был огромный тигр!

Гэ Пансяо высунул из окна почти все свое тело и спросил:

- Ого! Да ладно?! Это настоящий тигр?!

Клоун вышел вперед и распахнул железную клетку. Схватив тигра за ошейник, он вывел его наружу.

Тигр казался раздражённым и беспокойным. Невозможно было сказать точно, было ли это потому, что за ним наблюдало столько людей, но он двигался с огромным нежеланием.

Гу Юнь нахмурился и холодно сказал:

- Эти иностранцы прекрасно соблюдают нормы приличия. Вывести дикого зверя, подобно этому, на праздновании Нового года. Сяо Цзя!

Молодой солдат из Черных Орлов, который сегодня болтал больше всех, тут же ответил:

- Да!

- Иди и найди солдат, чтобы проследить за ними. Внизу слишком много людей, не позволь возможным неприятностям случиться, - приказал Гу Юнь.

Сяо Цзя, приняв приказ, спрыгнул прямо с палубы "Красноглавого Змея". От их каюты до земли было около тридцати метров. Его силуэт вспыхнул в воздухе, оставляя позади себя шлейф тонкого белого пара, а затем, в мгновение ока, скрылся из виду.

Подгоняемый оглушающим ревом толпы, беспокойный тигр начал неохотно прыгать через огненное кольцо. Оскал на его морде придавал свирепости зверю, будто его заставляли выполнять трюки против собственной воли.

По всей трибуне "Небесные грезы" раз за разом раздавались аплодисменты и хлопки, каждый последующий громче предыдущего. Среди зрителей даже были те, которые в самый разгар шоу начали бросать деньги.

Наблюдая за выступлением западных актеров, воодушевленная толпа, ведомая благими намерениями, кидала медные монеты прямо на платформу "Тин Юань". Многие делали это и раньше, но сегодняшней ночью никто не знал, откуда взялся и кем был этот безответственный и слабоумный наблюдатель, который начал бросать вниз листовое золото.