Первые четыре века христианства - Андрей Николаевич Муравьев

Сам он, вместе с царицею, проповедал имя Христово своему народу, и по начертанию св. Нины, устроив первую церковь, просил епископа и пресвитеров у великого Константина, который с радостью прислал ему семьдесят священных мужей, с книгами и утварью церковною. С тех пор Грузия и доныне, через столько веков, устояла непоколебимо в Православии, несмотря на все обуревавшие ее бедствия и отпадение соседних Армян.

В то же время просветилась на юге еще одна дальняя страна. Некто философ Мероний, наслышавшись о богатствах Эфиопии, предпринял туда дальнее странствование, с двумя отроками Эдессием и Фрументием, но, причалив к дикому берегу, был умерщвлен со всеми спутниками, кроме отроков. Варвары сжалились над ними и привели к царю, который сделал Эдессия кравчим, Фрументия же письмоводителем, и царица, по смерти супруга, оставшись правительницею за малолетнего сына, разделила с ними бремя правления. Они старались благоприятствовать приходящим купцам христианским и давали им все средства к распространению спасительного учения. Когда же юный царь достиг совершенного возраста, оба правителя отпросились на родину, сдав ему цветущую область. Но Фрументий посетил на обратном пути великого Афанасия, чтобы не утаилось от него дело Божие, и просил избрать достойного пастыря новообращаемому народу. Афанасий же, созвав епископов, с общего их согласия рукоположил самого Фрументия и велел ему возвратиться в Абиссинию. Там, в городе Аксуме, утвердил он свою кафедру и, подвизаясь Апостольски, крестил всю страну, словом Евангельским и силою чудес распространяя веру.

Между тем над главою Афанасия уже собиралась долголетняя буря, трижды разразившаяся, для большей его славы. Император, тронутый мольбами умирающей сестры своей Констанции, принял в свою доверенность одного ее пресвитера, преданного Арию, и обманутый его льстивыми речами о невинности ересиарха, возвратил Ария и его последователей, Евсевия, Марина и Феогниса из заточения. Но епископы прежде, нежели получили обратно свои кафедры, должны были повинными грамотами испросить себе общение у прочих пастырей Церкви, и ересь восторжествовала с их появлением в Никомидии, Халкидоне и Никее. Великий Афанасий и Евстафий Антиохийский были их непреклонными противниками, и на них пала ненависть ариан. Тщетно Евсевий, от своего лица и от лица царского, просил Афанасия открыть храмы свои приверженцам Ария; мужественный пастырь Египта не только не изъявил согласия, но и вызвал из пустыни великого отца отшельников, Антония, чтобы обличить ариан на площадях Александрийских, как некогда обличал он ярость язычников, сопровождая мучеников во дни гонений до места их подвигов.

Явился пустынный старец на шумных торжищах Египетской столицы, и во услышание всего народа отлучил ариан от общения церковного; священный вид его, и вдохновенная речь, и знамения, им совершаемые, утвердили в вере малодушных и обратили множество язычников, даже некоторых из числа философов. Тогда опять возвратился он в свое уединение и оттуда еще подвизался письменно, ибо когда, услышав о святой его жизни, император с благоговением написал ему собственноручное послание, пустынник, не возносясь славою житейскою, кротко отвечал ему, внушая смирение посреди величия и убеждая не давать веры нечестивому Арию. Антоний провидел духом бедствия Александрийской Церкви, когда однажды, сидя на горе своей, после долгого созерцания восплакал горько перед учениками и открыл им, что видит опрокинутую трапезу храма и множество лошаков, ударяющих в нее копытами с шумом, и слышит глас: «Обрушилась церковь!» Но и не утаил от них грядущее торжество ее над нечестивыми.

Не в силах будучи одолеть Афанасия правдою, Евсевий Никомидийский употребил коварство; он научил клевете непокорных ему в Египте приверженцев епископа Мелетия, осужденного еще св. Петром Александрийским, и они ложно донесли императору, будто Афанасий взимал непозволительную подать в пользу своей кафедры. Легко было ему оправдаться в первой клевете, слишком явственной; не убоялся он и лично предстать императору в Никомидию, и царский указ объявил его невинным. Скоро возник другой донос от тех же мелетиан, будто Афанасий отсек руку одному их епископу Арсению и потом умертвил его; они даже показывали у себя иссохшую руку мнимого своего мученика, который укрылся в отдаленном монастыре Фиваиды; но Афанасий, вовремя предупрежденный, заставил начальника обители выдать ему Арсения и поспешил известить о том императора, который опять признал его невинным.

Не так успешно действовал другой поборник Православия, Евстафий Антиохийский, который словом обличительным возбудил ненависть обоих Евсевиев, ибо и Кесарийский раздражен был его любовью к истине. Никомидийский же епископ, испросив себе вместе с Никейским дозволение царское посетить Св. места, совещался дорогою с единомышленными ему епископами Кесарии, Скифополя, Тира, Лаодикии, и на обратном пути все они, будучи гостеприимно приняты в Антиохии Евстафием, внезапно соединились против него на соборе, нагло обвиняя старца в прелюбодеянии. Никакие свидетельства и оправдания не могли сохранить Евстафия плачущей по нем пастве, ибо враги успели предупредить против него императора новыми клеветами. Он кончил дни в изгнании, во Фракии, с несколькими пресвитерами и диаконами, разделившими его участь. Один из них, Павел, был впоследствии сам исповедником на кафедре Цареградской. Низложившие Евстафия хотели перевести на его место Евсевия Кесарийского, но он сам отказался, видя смятение Антиохийского народа.

Однако же, падением Евстафия не удовольствовался Никомидийский епископ; Афанасий был постоянной целью его ненависти, и новыми клеветами возбудили императора назначить собор для его суждения, сперва в Кесарии, потом в Тире. До шестидесяти епископов Сирии, Малой Азии и Египта, почти все преданные на сторону Евсевия, составляли неправедное соборище, под председательством Флакилла, Арианского епископа Антиохии. После долгого медления предстал, наконец, Афанасий с верными ему епископами, в числе их находились опять два исповедника, Потаммон и Пафнутий, уже участвовавшие на Соборе Никейском. Первый, увидя между судей Евсевия Кесарийского, не убоялся обличить его перед лицом всех: «Не вместе ли сидели мы в темнице, в гонение Максимиана? — сказал он. — И вот я вышел оттуда без глаза и без ноги, а ты с обоими?» Исполненный стыда и гнева, Евсевий не мог оставаться; другой же исповедник Пафнутий, увидя пострадавшего подобно ему епископа Иерусалимского Максима, преемника св. Макария, со слезами к нему обратился: «На нас обоих те же раны; нам ли идти на совет нечестивых?» И с ним вместе вышел из собора. Тогда начались лжесвидетельства против Афанасия; его обвиняли в жестоком обращении с подвластными епископами, в неправедном поставлении на престол Александрийский, вопреки общему желанию, и в святотатстве, будто бы, по его поведению, пресвитер Макарий насильственно взошел во время литургии в церковь другого пресвитера области Мареотской, Исхираса, и опрокинув Св. Причастие, разбил самый сосуд. Сопутствовавшие Афанасию епископы единодушно опровергли все нарекания, и сам он ясно доказал, что не только не происходило ничего подобного с Исхирасом,