Кто будет президентом, или Достойный преемник - Фридрих Незнанский

Мужчина же едва кивнул им. Когда за ним закрылась дверь, Плетнев достал из кармана мобильник. Пора было встретиться с Турецким и рассказать ему об этой веселой автомобильной эстафете.

ИЗ ДНЕВНИКА ТУРЕЦКОГО

«Звонок Плетнева оказался весьма кстати. То есть у меня уже были определенные предположения на этот счет, однако звонок Антона окончательно прояснил ситуацию. По крайней мере, для меня.

Что и говорить, Плетнев работать умеет. Проявил, конечно, самоуправство. Надо было пожурить. Но результаты его работы не давали повода для упреков.

Доложив о результатах наблюдения, Антон скинул мне на мобильник несколько цифровых снимков, которые успел сделать.

«Ба! Знакомые всё лица!» — подумал я, разглядывая на экранчике дисплея лицо Очень Солидного Господина (так его шутливо обозвал Плетнев). Сердце у меня учащенно забилось. Ну прямо как у охотника, увидевшего свежие следы.

— Молодец, — похвалил я.

Плетнев, похоже, слегка удивился.

— Но ведь я нарушил инструкцию. Поплелся сперва за этим чертом в «мазде», потом отслеживал Солидного.

— И тем не менее ты молодец. Вот если бы чутье тебя обмануло и ты протаскался бы по городу понапрасну, вот тогда бы я тебя по головке не погладил.

— Известное дело, — подтвердил Плетнев.

— Опиши мне еще раз этих парней.

— Ну, первый среднего роста, довольно крепкий. Чувствуется, что может постоять за себя. Машину водит лихо, я пару раз чуть не потерял его. Да, и еще — он курил трубку.

— Трубку, — повторил я. Вероятно, голос мой прозвучал взволнованно, потому что Антон удивился.

— Ну да, трубку, — сказал он. — А что тут такого? Ее нынче многие курят. Говорят, вреда от нее меньше, чем от сигарет. Если, конечно, не затягиваться, а полоскать дым во рту. Я и сам иногда…

— Подожди, подожди, — оборвал я Плетнева. — Ты хорошо разглядел эту трубку?

— Ну да. Как если бы она была у меня в руке. Я же в бинокль на нее смотрел. Я вам и фотографию скинул, но там трубку плохо видно.

— У тебя и физиономию его толком не разобрать, не то что трубку.

— Я же не виноват, что он всюду таскался в своих идиотских темных очках.

— Ладно, замнем. Как выглядела эта трубка?

— А как должна выглядеть трубка? Мундштук, чашечка… Хотя, конечно, трубочка не совсем обычная. У нее чашка рустированная. Но нынче это тоже входит в моду — типа красиво.

— Какого цвета чашка?

— Э-э-э… Черная, по-моему.

— Ай да Плетнев, ай да сукин сын! А теперь опиши мне второго — еще раз, тщательно.

— Ну, этот мужик видный. Солидный, изящный, дорого одетый. Ему бы Джеймса Бонда в кино играть. У меня на одном снимке есть и адрес здания, из которого он вышел. Продиктовать?

— Давай!

Плетнев продиктовал, и я почувствовал, что у меня вспотели ладони от волнения. Значит, это все-таки он. Ошибка исключена. Иногда чувствуешь себя немного странно, когда самые смелые из твоих предположений оказываются верными.

— Ты, случайно, номер «мерседеса» не запомнил?

— Обижаете, Александр Борисович. Я его не только запомнил, но и сфотографировал для верности.

Плетнев продиктовал номер, и мне пришлось переложить трубку в другую руку, чтобы вытереть об коленку потную ладонь. Черт, впечатлительный я стал, как девочка-нимфетка. От малейшего волнения в пот бросает.

— Вам этот номер о чем-то говорит? — деловито осведомился Плетнев.

— О многом, — ответил я. — Слушай, конспирация отменяется. Если будет что-то важное, звони, не стесняйся. Где будет удобнее, там и встретимся. Ты сейчас где?

— Пока здесь, возле здания. Куда мне дальше?

— Оставайся там. Следи за своим Солидным. Если что — звони. До связи.

— До связи.

Вот так-то. Поговорив с Плетневым, я с минуту соображал, что делать дальше. Что-то такое екало в голове, словно пластинку заело на одном месте. Что-то вертелось, но я никак не мог понять что именно.

И вдруг меня осенило. Я включил ноутбук и раскрыл свой «любимый» файлик — «Дневник». Найти нужную запись не составило большого труда. Вот что я нашел и что прочел не без некоторого волнения:

…

«Тут я поднялся из-за столика и сказал:

— Рад был с вами пообщаться, Павел Иванович. Ведите себя смирно, не балуйтесь. Иначе мне придется заняться вами вплотную.

— Уж постараюсь, — ехидно ответил товарищ Гиря.

Я в очередной раз подивился тому, насколько красноречивой была рожа у этого Павла Ивановича. И в послужной список заглядывать не нужно, всё на лбу написано. Я уже собрался уходить, но Гиря вдруг сказал:

— Запомни одно, начальник, я в этой сваре участвовать не хочу. Так себе и запиши: эта свара не для меня.

Гиря говорил эти банальные слова с таким выражением, словно хотел сообщить мне какую-то тайну. Даже какой-то особый упор сделал на слове «свара». Или мне показалось? А потом ухмыльнулся, словно придумал невообразимо смешной каламбур.

Я пожал плечами и, напутствуемый этими мудрыми словами, потопал из ресторана, оставив господина Гирю наедине с бокалом пива».

Вот оно! Гиря и впрямь каламбурил. Но я оказался таким законченным дураком, что не понял. Я просто и допустить не мог, что кретин-уголовник способен на такие изящные шутки.

А ведь «свара», на которую несколько раз сделал упор Гиря, это Сваровский. Как говаривал Флинт, «лопни моя селезенка, если это не так»!

Теперь все сошлось. И «свара», и номер машины, и адрес офиса Сваровского, и этот человек с рустированной трубкой. Теперь я точно знал, по чьему приказу убили Гирю и Максима Воронова. Но в чем причина расправы? За что их было убивать? Что именно они узнали?

Максим Воронов сфотографировал то, что ему вовсе не полагалось видеть. Негативы он спрятал дома, но сперва, по всей вероятности, напечатал с них снимки — ну или отцифровал копию негативов. В наше время сделать дубликат негатива несложно. Допустим, отцифрованную копию он положил в ящик стола вместе с другими негативами. А вот оригинал припрятал в другое место. Слишком уж крупными были ставки в этой игре, и Воронов попытался свести риск к минимуму.

Пока Андрей Долгов катал красавчика жиголо по городу, Гиря ворвался в квартиру Воронова и достал из ящика все негативы, в том числе и пресловутый отцифрованный дубликат. У Гири имелось время, чтобы просмотреть конверты. Тем более что они были надписаны.

Гиря оказался не таким дураком, как о нем подумал Андрей Маратович. Он припрятал самый важный материал, а Долгову всучил все остальное. А потом принялся шантажировать Сваровского. За что и поплатился.

Но и Воронов продолжил свою игру, ведь оригиналы негатива остался у него. Бедный Сваровский. Его шантажировали сразу двое, можно сказать, взяли в клещи с двух сторон. Сваровский мужик хладнокровный и рисковый. Настоящее дитя девяностых годов. Он решил попросту избавиться от обоих шантажистов, но сделать это в лучших традициях голливудских детективов. В первом случае была инсценирована пьяная разборка, во втором — сердечный приступ.

Но что именно было изображено на пресловутом негативе?

Догадывался я и об этом. Да и имя непосредственного убийцы уже не было для меня тайной. Однако не будем опережать события.

Что я предпринял? Я решил ловить нашего врага на живца. Понимал ли я, насколько это рискованно? Да, понимал. Но я не видел другого выхода.

Для чего я все это пишу? Наверно, для психологической разрядки. (Прочитай эти строки Ирка, вот бы радовалась: ее наука оказалась сильнее моего невежественного упрямства»).

— Ну? — Елизавета Петровна смотрела на Турецкого, не скрывая своей ненависти. — Что вы хотели мне сообщить? И при чем тут мой муж? И какого черта мы делаем в этой забегаловке для бичей? Нельзя было встретиться в ресторане получше?

— Со Сковородниковым вы встречались именно здесь, — сказал Турецкий. — И для нашего с вами разговора это место тоже вполне годится.

По лицу женщины пробежала как бы волна. Она побледнела и пристально уставилась на Александра Борисовича. Потом усмехнулась и устало проговорила:

— Понимаю… Значит, вы знаете про Сковородникова.

— Знаю, — подтвердил Турецкий.

— И что еще вы знаете?

— Знаю, в каких отношениях вы со Сваровским. И про остальное тоже знаю.

Мохова сняла солнцезащитные очки и положила их на стол. Прямо взглянула на Турецкого.

— Тогда зачем эта встреча? — спросила она.

— Я хочу, чтобы вы все мне рассказали. Сами.

— Зачем вам это нужно?

— Это нужно не столько мне, сколько вам, — мягко сказал Александр Борисович. — Неужели вы не устали от всей этой мерзости?

И снова по лицу женщины пробежало что-то вроде волны, как от брошенного в воду камня.