20000 километров по Сахаре и Судану - Вольфганг Геншорек

Очень точно охарактеризовал Барта как человека его свояк Густав Шуберт: «О личной жизни Барта я хотел бы добавить следующее. В обиходе он отличался суровостью и скрытностью, и, безразличный ко всему будничному, в дружеском общении, как только разговор касался глобальных вопросов политики и науки, он превращался в увлекательного и экспансивного собеседника. О собственных заслугах Барт не любил распространяться, но, если о них все же заходила речь, он говорил с большой скромностью. Вследствие своей замкнутости Барт плохо разбирался в людях и часто придавал их выступлениям в печати большее значение, чем они того заслуживали. В письменном обмене мнениями он выражался весьма прямодушно, а иногда даже любил употреблять крепкое словцо… Особенно он считался с откликами в зарубежной печати, прежде всего Англии и Франции, но также России, Швейцарии и Италии. Со многими крупными учеными он состоял в оживленной переписке».

После того как в течение нескольких лет Барт тщетно надеялся получить должность ординарного профессора, провал его кандидатуры при голосовании нанес особенно сильный удар по его самолюбию. Но и это было еще не все. Его ходатайство о твердом жалованье также отклонили, а вместо этого лишь продлили ежегодное пособие. В 1862 году факультет вновь отклонил его кандидатуру на должность ординарного профессора. После таких унижений чаша терпения была переполнена.

5 января 1863 года Барт писал министру по делам культов: «Старый год остался позади, начался новый. Все время я терпеливо ждал, чтобы данные мне письменные обещания были выполнены. Однако отныне я не могу больше оставаться в неизвестности и готовлю статью в газету, чтобы выпросить для себя постоянное место службы где-нибудь в другом месте, причем я твердо убежден, что там сумеют оценить по достоинству результаты моих трудов, которыми здесь всячески пренебрегают.

Пруссия, по чьей инициативе, при чьем содействии я участвовал почти шесть лет в опасной и сверх всякой меры тяжелой экспедиции в глубинные районы Центральной Африки, принесла меня в жертву Англии, чьи интересы мне совершенно чужды. Сейчас, когда меня со дня на день оставляют в неведении относительно моего будущего, похоже, происходит то же самое. Такое сомнительное положение, без какой бы то ни было поддержки я не в состоянии больше выносить и настоятельно прошу без дальнейших промедлений положить этому так или иначе конец».

В то время, когда Барт вел переговоры с университетом в Йене, где у него имелись шансы на получение долгожданной кафедры, ему сообщили, что прусское министерство по делам культов назначило его экстраординарным профессором. И он предпочел остаться в столице. Правда, это назначение не устранило проблему жалованья, и Барт, как и прежде, жил лишь на ежегодное пособие. Однако был сделан по меньшей мере первый шаг, который, правда, отнял очень много времени и сил.

С начала зимнего семестра 1863 года Барт приступил к чтению лекций в университете. На занятиях присутствовало до 60 вольнослушателей. По сравнению с его прежними лекциями, которые он читал как приват-доцент, эти были более успешными. География и этнография имели, по его мнению, не только научное призвание, но и другое — интернациональное. «Что может быть для молодежи, — говорил Барт, — более поучительным, чем география и народоведение со всеми их окрыляющими характерными чертами? Лично для меня эти науки суть целое, и в то же время они — связующее звено в цепи всех других дисциплин и приобретают наравне с другими науками все большее значение…»

После того как в многочисленных трудах были описаны географические результаты большой экспедиции, Барт обратился к лингвистическим разработкам, задумав большую работу — учебник под названием «Собрание и обработка центральноафриканских слов»[35]. Однако эта работа осталась, к сожалению, незавершенной.

О своей лингвистической деятельности Барт писал: «Как я работал? Знал я хотя бы основные, главные языки глубинных районов Африки? Отнюдь нет… За исключением берберского… Опираясь на арабские народные говоры, имеющие хождение на территории от Триполи до Мурзука, через которую пролегал путь нашей экспедиции, я с помощью освобожденных рабов-негров, которые сопровождали нас от побережья и которые родом были из глубинных районов Африки, многое записывал, а потом заучивал наизусть и таким образом овладел разговорной речью хауса и канури».

Видный французский исследователь Сахары Анри Дюверье (1840–1892), прославившийся прежде всего тем, что описал жизнь туарегов, считал своим долгом продолжить лингвистический труд Барта. Поскольку манускрипт находился у фирмы Юстуса Пертеса, он связался с д-ром Петерманом, чтобы помочь проконсультировать его о необходимых мероприятиях по изданию этого труда. Последний, в высшей степени обрадованный, поручил ему довести этот труд до конца, а затем издать.

Барту все не сиделось дома. Его вновь и вновь тянуло в неизведанные дали. Захотелось продолжить начатое в 1862 году исследование стран Средиземноморья, и в 1865 году он пускается в странствие по западным провинциям Турции. Во время этого путешествия, так же как и во время предыдущих, Барт делает подробные описания, на основании которых он собирался создать обширный труд по данному региону[36]. Еще в 1860 году он писал: «Я надеюсь, что смогу, если мне суждено прожить долгую жизнь, объединить множество разрозненных фактов и вывести общие закономерности. Передо мной стоят в основном две задачи: создание систематизированного труда по географии Африки, а также естественнонаучной, культурно-исторической и географической работы по Средиземноморскому бассейну. Обе они тесно связаны между собой и дополняют друг друга…»

Однако, несмотря на то что Африка и Средиземноморье всегда оставались родной стихией ученого, он как президент Географического общества без колебаний согласился войти в комиссию по исследованию Северного Полюса. Большая работа заглушила тревогу о личной неустроенности.

Когда Барт в 1865 году находился в путешествии по Македонии, Албании и Черногории, в Берлине его коллега Олхаузен обратился с ходатайством в министерство финансов. «С истечением этого года, — писал он, — возобновляется крайне неприятная ситуация как для меня, так и для всего ученого мира, при которой ученый, прославившийся крупнейшими достижениями, к тому же уже не первой молодости, будет вынужден покинуть столицу Пруссии и литературный центр Германии, чтобы влачить жалкое существование где-нибудь в другом месте». Однако просьба о жалованье для Барта была снова отклонена, министерство обещало лишь продление выплаты пособия. Но Барт больше не нуждался в «великодушном» жесте. Его дни были сочтены. Во время пребывания на курорте — небольшого отдыха — он почувствовал недомогание, причина которого, как выяснилось позже, заключалась в неправильном лечении, назначенном в результате ошибочного диагноза. Вскоре обнаружился сильный воспалительный процесс в области желудка и кишечника, а спустя три дня после этого, 25 ноября 1865 года, в страшных мучениях Генрих Барт скончался. Поскольку причина смерти была неясна и некоторые сочли даже, что Барт намеренно отравился, известный врач-терапевт Рудольф Вирхов (1821–1902) по просьбе родственников произвел вскрытие. Оно показало прободение желудка. Похороны ученого состоялись 29 ноября 1865 года. Проводить в последний путь Генриха Барта пришли видные представители науки и культуры, а также многочисленные жители Берлина.