Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Бенджамин Рошфор

- Конечно, нет, и хватит об этом! Не так ли, моя голубка (в этот момент голубка вошла в комнату с двумя тарелками колбасы, двумя столовыми приборами и салфетками), ведь мой друг не слишком шокировал тебя? Не мог же я бросить его ночью в Париже с тем, чтобы он искал себе пристанища? Я сказал ему: никаких церемоний! Отправляемся ко мне домой, где найдется подходящий кров.

- Вы поступили совершенно правильно, мой друг, - сказала она. Но сказано это было без всякого тепла в голосе; и наливая вино, она старалась не смотреть на Тюльпана, тогда как Лябрюни, усиленно налегая на еду, также усиленно извинялся за то, что ужинать пришлось в салоне. Они построили этот дом совсем недавно; в нем была столовая, но пока ещё не обставленная.

- Это неважно. Ваши корнишоны изумительны, мадам, - сказал Тюльпан, стараясь сделать хозяйке приятное.

- Это лучшие корнишоны во всей Франции, - воскликнул Лябрюни. - А кровяная колбаса, что вы скажете о ней? Разве у себя в Америке вы сможете найти такую колбасу, мой дорогой? Вы знаете, она делает её сама.

- Примите мои поздравления, мадам, - сказал Тюльпан и в этот момент заметил, что мадам Лябрюни впервые внимательно взглянула на него.

- Вы прибыли из Америки, мсье? (Ее голос вдруг странно дрогнул.)

- В данный момент - из Англии, - сказал разогретый ви ном Лябрюни. Он член экипажа Джона Поля Джонса, моя дорогая. Пирата. Но он уже намерен раскаяться в этом и уделить все свое внимание твоей добродетели, - добавил он, хохоча во все горло, - и совершенно ясно почему.

- Вы ещё не представили мне мсье, - сказала молодая женщина.

- Полковник де ля Тюльпан, - торжественно сказал Лябрюни. - Самая приятная встреча в моей жизни, слово Амура Лябрюни! Но почему, сказав это, он бросил подозрительный взгляд в сторону своей жены? Тайна! Может быть это просто нервный тик, так как он слишком много выпил?

Они отправилис спать около часа ночи. Мари Лябрюни приготовила Тюльпану комнату. Некоторого времени он слышал разговоры хозяев, потом повсюду в доме наступила тишина. Прошло всего лишь полчаса, прошел только первый самый крепкий сон, когда он заметил, что спит всего в полглаза. Это была его старая привычка, выработанная в течение долгих месяцев, проведенных в море, когда в любой миг могло что-то случиться, которая была в какой-то степени утрачена за время месячного пребывания в тюрьме, где ему совершенно нечем было заняться. Почему же в эту ночь, находясь в этом дружеском доме, который не мог атаковать никакой английский фрегат, он не мог отделаться от смутного чувства тревоги - почему он находился в состоянии тревожного полусна?

Занималась утренняя заря, когда он услышал наверху слабый шум. Часы его показывали шесть. Он поднялся, скользнул к окну своей комнаты и посмотрел вниз, не прикасаясь к занавеске. Из сарая, который он не заметил накануне, так как тот находился позади дома в глубине огорода, вышел Лябрюни. Он вел в поводу прекрасную полностью оседланную гнедую лошадь. Изредка бросая взгляды в сторону дома, а точнее говоря, именно на то окно, за которым стоял Тюльпан, он пошел вдоль аллеи. И только выйдя за украшенную цветами арку, которая обозначала границу поместья, вскочил в седло. Минуту спустя он исчез в легком тумане, поднимавшемся с рассветом. По его осторожному поведению было совершенно ясно, что он старается остаться незамеченным.

2

Герцог Шартрский обычно не вставал слишком рано. Спал он довольно долго и в хорошей компании... Но последние дни он страдал от бессонницы из-за важного дела, которое не выходило из головы. Вот почему в то утро он уже спозаранок был в своем отделанном деревом кабинете во дворце Пале-Рояль, в шелковом домашнем халате, бесцельно напрягая свое крупное тело и истязая свой ум.

Когда дверь открылась, он в порыве гнева резко и гибко, как балерина, повернулся на месте, но это был всего лишь слуга, который доложил о прибытии мсье Амура Лябрюни. Никогда ещё Шартр так не спешил на встречу с кем-либо. Это были не шаги тридцатилетнего мужчины, направлявшегося на встречу со своим приспешником, а легкий полет юноши, спешившего к своей возлюбленной. И оба - юноша и его возлюбленная - посмотрели друг на друга и улыбнулись - оба, и герцог и Лябрюни, - Лябрюни, намеревавшийся сообщить нновость, и герцог, только этого и ожидавший. Все стало понятно после того, как они обменялись взглядами, понятно без слов, но привыкший говорить первым герцог спросил:

- Ну и что?

- Мы заполучили нашего человека, монсеньор.

- Слава Богу! - воскликнул герцог, большой безбожник, тем не менее поминавший Бога в сложных обстоятельствах, - слава Богу! После четырех лет поисков! И где же он, мой до рогой Амур?

"Мой дорогой Амур"-так обычно называл Лябрюни герцог Шартрский, не видя в этом ничего особенного, так как его имя было действительно Амур, и со стороны герцога это было также естественно, как сказать "Мой дорогой Жюль", как наивно думал Лябрюни, тогда как герцог смеялся над ним, придавая необычным прозвищем весьма сомнительный статус.

- В доме, монсеньор. У меня в Пасси. И сейчас он спит сном праведника. Вашим людям остается только схватить его и - как бы это сказать? ...

- И разделать его под орех! - громко расхохотался герцог Шартрский, не пренебрегавший языком галльских матросов.

- Мой дорогой Амур, скажи, - добавил он с легким подозрением, - а этот ловкач не исчезнет? Ты уверен, что он по крайней мере сейчас не подозревает о том, какой ты подлый мерзавец?

- В Бресте мы стали неразлучными друзьями, монсеньор. Почему он не должен мне доверять? Более того, там моя жена. Я поручил ей задержать мсье Тюльпана в том случае, если в силу какой-то фантазии или простой вежливости он выразит желание немедленно подыскать себе другое жилище. Я заметил, что испытывать ненужное смущение - это в его стиле.

- А твоя жена достаточно умела? - спросил герцог.

- Достаточно того, что она восхитительна, монсеньор, - сказал Амур Лябрюни. Он настолько был полон тщеславия, что герцог Шартрский спросил:

- А она действительно восхитительна?

- Да, монсеньор. Я самый счастливый муж в мире.

- Очень рад, - сдержанно сказал монсеньор и вернулся к прежней теме: Ты займешься Тюльпаном, - сказал он, заправляя в правую ноздрю понюшку табаку. - Ты займешься им и поступай, как хочешь, я тебе абсолютно доверяю, - добавил он, протягивая Лябрюни тяжелый кошелек звонких экю. - Ты займешься им и больше я ничего не хочу знать, это меня не касается.

Выходя из дворца и обдумывая свои мрачные планы, обещавшие, если они будут выполнены, в один прекрасный день принести ему весьма приличное место при дворе герцога, Лябрюни не сомневался, что герцог Шартрский тотчас позабыл о своем враге, то есть вычеркнул Тюльпана из памяти.