На тропе Луны - Вологжанина Алла

– Почему одни? – строго спросил Марк, но женщина успокаивающе тронула его за плечо.

– Не ругай их, – попросила она. – Ноги целы, вот и бегают, счастливицы. Мой Валерик и рад бы, да теперь уже не сможет… на одной-то ноге.

– Карина пришла к гимнастам проситься, – сообщила взрослым Люсия. – Только ей тетя не разрешит.

Карина попятилась, словно хотела спрятаться за Люськой. От Марка Федоровича это не укрылось.

– Вот как? – шутливо удивился он. – Строгая, наверное. И кто у нас тетя? Волшебница? Предупреждать надо.

Карина засмеялась.

– Не тетя, а муж, и не волшебница, а волшебник, – ответила она.

Люська совершенно не поняла, о чем это они[4]. А Карина вдруг погрустнела.

– Не разрешит, – вздохнула она. – В бассейн не пустила, на лыжи тоже… Даже в школу нельзя мне. – И ее рот поехал углом вниз; с этой гримасы она обычно начинала реветь. И видимо, не только она. Стоящие рядом взрослые моментально поняли, что рыжая лохматая малявка сейчас заплачет.

– Только хныкать не надо, – сурово нахмурилась дама. – Подумаешь, не пускают. Ты же живая-здоровая, руки-ноги-голова на месте. И у тебя еще все впереди, только сдаваться нельзя. Проси, требуй, бери без спроса. В конце концов, сама всему учись. Знаешь, сколько на свете людей, которые… – ее голос дрогнул, – инвалиды, калеки или просто тяжело больны? Но они способны многого добиться, если захотят. А ты тем более сможешь, особенно если реветь не будешь. Как захочешь плакать – сразу разозлись. Это, поверь, часто помогает.

Она продолжила бы свой странный монолог, но Марк Федорович снова успокаивающе накрыл своей большой ладонью ее тонкое морщинистое запястье. И спросил у Карины, как ее фамилия.

– Кормильцева? – Он задумчиво сдвинул брови, шумно и некультурно втянул носом воздух, словно внюхивался. – Вот оно как… А твою тетю зовут Лариса Алексеевна? Надо мне с ней поговорить, а то не дело, когда такая большая девочка в школу не ходит. Ты читать умеешь?

Сейчас Карина фыркнула бы ему в лицо, но тогда она была хоть и дикой, но запуганной, не обнаглевшей. Поэтому девчонка скривилась, молча взяла книгу, лежащую на парапете, и протянула Марку. Тот присвистнул:

– «Небесные механики»[5], замечательное чтение. И ты все тут понимаешь?

– Угу, моя любимая – «Сказка о Королевстве Кривых Пространств», а вот «Сказка о сожжении Александрийской библиотеки» неправильная какая-то…

– Что же правильного, когда книги жгут, – согласилась дама, с любопытством всматриваясь в Карину. – Те, кто так поступает, – варвары, они сами должны в огне гореть. Из этой серии еще сборники есть, читала?

Карина кивнула.

– Жалко, про Мебиуса нет, – сказала она, – а фокус с лентой я умею делать…

Марк и дама переглянулись. Они еще пару минут поболтали, а потом Марк Федорович распрощался с дамой и проводил девочек до Крылаткиного тупика, на прощанье снова пообещав Карине, что поговорит с ее тетей. Правда, в секцию Карина так и не попала. Но осенью Лариса отдала племянницу в школу – почти в девять лет, зато сразу в третий класс. Удивленной Люсии пришлось потесниться на позиции лучшей ученицы. Да еще и (из-за Митьки!) прослыть подругой «этой чокнутой Кормильцевой» – молчаливой, но запросто взрывающейся то словом, то кулаком.

Люсия прекрасно понимала, что косвенной причиной неудобств в ее жизни стала та давняя встреча у Дворца культуры. Но от нее была и польза – в Люськиной голове накрепко засел рецепт выживания и успеха: «Захочешь плакать – разозлись».

Воспоминания отвлекли Люсию от грустных мыслей и успокоили. Причиной ее дурного поступка, и ее трагедии заодно, была злость. А кто зародил в ней эту злость? Конечно же странная тетка, которую они с Кариной встретили когда-то у Дворца культуры. Вот во что вылилось это «не плачь, а злись». В любом случае исправить уже ничего нельзя, поэтому надо дальше строить свою блестящую жизнь и создавать роковой образ – одна трагедия в биографии уже есть.

Люсия вздохнула и подошла к шкафу – надо же было разобраться, в чем придется ходить. Тем более что теперь они с Арно живут в одном доме. Можно сказать, сделали шаг навстречу друг другу.

Но очень скоро стало ясно, что ни поговорить с Арно, ни повидаться с ним у Люсии не получалось. В школу он не ходил. Девочка быстро обнаружила его комнату, но войти ни через дверь, ни через глубину не смогла. В первый день она думала, что встретит Арно за завтраком или за обедом. Но тут выяснилось, что Резанов и его команда рассматривают дом как офис, а отнюдь не как жилище и в кухне устроили некое подобие типографии. Люсия же получила от Арнольда Ромуальдовича банковскую карточку.

– По-моему, тебе это нужнее, чем нянька-кухарка, – небрежно бросил он. И с наигранной суровостью добавил: – Безлимитная, но самолетов не покупай, все равно лет пять еще за штурвал не пущу.

В то утро Люсия, наплевав на школьную форму, вырядилась в живописно потертые и местами продранные джинсы, по покрою напоминавшие мужские, только поуже. С ними замечательно сочетался ослепительно-голубой свитер из настоящего кашемира. Видимо, тот, кто делал покупки для ее гардероба, по ошибке завернул не в подростковый, а во взрослый отдел. Но она была не в обиде – выглядели шмотки шикарно и по размеру были что надо.

Люсия схватила куртку и сбежала по лестнице, прыгая новенькими кедами через две ступеньки. Резанов в одиночестве сидел за одним из столов, читал почту со своего фиолетового ноутбука. Вместо костюма на нем сегодня красовались мешковатые штаны и свитер, тоже фиолетовый.

Резанов медленно закипал.

– Интересно, с чего это старая мегера решила свалиться мне на голову? – спросил сам себя Арнольд Ромуальдович, не замечая Люсии. – Так я и поверил, что она соскучилась по своему любимому ученику… спустя двадцать-то лет…

Люсия деликатно покашляла, обозначая свое присутствие.

– Чего тебе? – не оборачиваясь, спросил он.

– Я просто хотела спросить, где Арно, – ответила девочка. – В школу не ходит, сидит взаперти. Он заболел или?..

– От Арнольда держись подальше, – пресек ее расспросы Резанов. – Еще не хватало, чтобы вокруг него всякая дрянь вроде тебя крутилась. Твое дело теперь быть под рукой: если твой братец в ближайшее время не найдется, придется пообещать свернуть тебе шею, чтобы прибежал. Правда, если он догадается, кто его родителей так подставил, то шея твоя пропадет почем зря.

От этой угрозы Люське стало страшно. Правда, ненадолго. Как четырехмерник, она слишком ценный ресурс, чтобы ей просто «свернуть шею». А с учетом ее решительности и готовности на все… Нет, не свернет. Похоже, придется научиться чувствовать его переменчивое настроение. Полезно если не для выживания, то просто – для нервов.

Резанов тем временем думал о своем, напряженно глядя в монитор. Его широкоплечая, чуть обрюзгшая фигура заслоняла Люсии обзор, и увидеть текст на экране девочка, конечно же, не смогла.

Арнольд Ромуальдович развернулся, и вдруг… выражение его лица с задумчивого сменилось на злобное и… острое какое-то. На скулах заходили желваки, губы сжались в нить. Черные (никакие не синие!) глазищи впились в Люську. Ей стало очень трудно дышать, словно она стояла в стеклянном пузыре, из которого откачали воздух.

– Принеси свои документы, – сквозь зубы, тихо, но… очень значительно произнес Резанов, – бегом.

И вскинул руку, словно махнул ей на прощанье. Неведомая сила развернула Люсию на месте и толкнула в спину. Чтобы не растянуться на лестнице, девчонка бегом кинулась наверх. Трясущимися руками вытащила конверты из сиреневой школьной сумки. Сумка осталась от прошлой жизни, и Люсия не решалась ее выкинуть. Использовала для хранения своих и Митькиных паспортов и свидетельств.

В гостиной-офисе Резанов сразу же вырвал конверты из ее трясущихся рук, выпростал первое свидетельство о рождении и вчитался в синие чернильные буквы.