Истинный творец всего. Как человеческий мозг сформировал вселенную в том виде, в котором мы ее воспринимаем - Николелис Мигель

Третья причина для проведения этих экспериментов заключалась в том, чтобы проверить мои идеи относительно релятивистского мозга: для подтверждения моей теории мне нужно было найти в мозге механизм, способный осуществлять столь обширную синхронизацию. Дело в том, что хоть я и выдвигаю предположение о том, что в этом процессе могут быть задействованы электромагнитные поля нейронов, достаточно сложно выявить все элементы, необходимые для возникновения синхронизации нейронов в интактном мозге. Поэтому я думал, что создание мозгосетей с участием многих индивидуумов облегчит нам изучение условий, требующихся для возникновения такой широкомасштабной синхронизации. В мозгосети можно контролировать сенсорную обратную связь и сигналы вознаграждения, поступающие каждому участнику эксперимента, и я решил, что, измеряя периодичность и характер синхронизации активности нейронов у многих кооперирующих индивидуумов, я смогу получить ответ на вопрос о том, как широкомасштабная синхронизация может возникать в отдельном мозге. В случае B3-сети мы видели, что сочетания общих зрительных сигналов обратной связи и вознаграждения было достаточно, чтобы точно синхронизировать электрический мозговой штурм, осуществляемый мозгом трех участников эксперимента. Это означало, что общая B3-сеть могла контролировать трехмерные движения виртуальной руки, как если бы сигналы нейронов происходили из одного мозга. Это навело меня на мысль о том, не может ли эта комбинация также играть ключевую роль в консолидации континуума нейронов в отдельном мозге. Именно это позволило мне предположить, что правило обучения Хебба с тремя переменными, исходно предложенное в качестве механизма синаптической пластичности, возможно, также лежит и в основе удивительной способности нашего вида формировать и поддерживать обширные мозгосети, которые создают большое количество сложных поведенческих реакций. Это позволило вычеркнуть еще один пункт из моего списка.

Четвертая и последняя причина, по которой мне так хотелось поиграться с мозгосетями, заключалась в желании попытаться исследовать ключевые принципы, позволяющие таким органическим компьютерам возникать в природе и реализовывать удивительные способности Истинного творца всего, позволяющие ему строить человеческую вселенную. Вот почему я твердо уверен, что приравнивание мозга и мозгосетей к индивидуальным и распределенным органическим компьютерам поможет понять, почему египетские пирамиды имеют так много общего с ульями. В соответствии с этой рабочей гипотезой, и то и другое – удивительные осязаемые примеры структур, созданных распределенными органическими компьютерами: одни, безусловно, сделаны с помощью мозга рабочих пчел, другие – благодаря тому, что сотни тысяч людей на протяжении десятков лет планировали и решали общую архитектурную задачу, которая, прежде чем воплотиться в бессмертном египетском камне, сначала возникла и обрела форму в чьей-то нервной системе. Понятно, что органический компьютер пчел гораздо проще, поскольку он работает благодаря простым внешним или биологическим синхронизирующим сигналам, запуская команды, которые генетически встроены в мозг отдельных рабочих пчел, очень эффективных в коллективе, но не имеющих индивидуального сознания или истинного понимания задачи. Мозгосеть же, участвовавшая в построении египетских пирамид, должна была обучаться абстрактным и ручным навыкам, созданию новых инструментов и разработке стратегии решения разнообразных проблем, возникающих в процессе строительства, не говоря уже о том, что каждый отдельный участник осознавал, какую роль играл он сам и какова была (официальная) цель работы. Поэтому не приходится удивляться тому, что Льюис Мамфорд[19] назвал строительные работы египтян «мегамашиной» – коллективным усилием людей, прототипом наступившей тысячи лет спустя эпохи механизации, а также классическим примером человеческой мозгосети, если использовать уже мою терминологию. Тем не менее как ульи, так и египетские пирамиды иллюстрируют тот факт, что для достижения специфического результата требуется взаимодействие большого числа индивидуальных мозгов, синхронизированных для решения общей материальной задачи. Моя гипотеза состоит в том, что в обоих случаях это достигается за счет аналоговой синхронизации, приводящей к межмозговому сопряжению.

Теперь я могу назвать главную причину, которая заставляет меня отстаивать существование связующих нитей, удерживающих в целости группы живых существ, таких как бактерии, муравьи и пчелы, рыбы и птицы, а также обширные человеческие социальные сети. Учитывая упомянутые в главе 3 основные принципы термодинамики, я могу связать все эти примеры с тем, что еще с момента появления простейших форм жизни отдельные организмы объединялись в группы и синхронизировали свою активность, чтобы максимально увеличить количество производимой полезной работы за счет потока энергии и информации, которыми они обменивались с окружающей средой. Важно, что как группы животных, так и мозгосети имеют общее решение для самоорганизации и снижения энтропии (не говоря уже о записи максимального количества гёделевской информации) на единицу энергии/информации, которой они обмениваются с внешним миром. Для подавляющего большинства живых существ это подразумевает оптимальную возможность получить больше солнечной энергии и продлить свою постоянно висящую на волоске жизнь. В нашем с вами случае речь идет скорее о топливе, требующемся для создания полного спектра ментальных абстракций, позволяющих нам поглощать информацию из космоса и превращать ее в знания.

Через несколько месяцев после проведения наших экспериментов с мозгосетями я натолкнулся на видеозапись выражений лиц двух наших участников в то время, когда они контролировали B2-сеть. Через несколько минут просмотра этой записи у меня возникло странное ощущение, что я когда-то уже видел подобное – не в какой-то лаборатории вроде нашей, а где-то еще, причем множество раз и при разных обстоятельствах: в кинотеатре во время отдельных эпизодов, вызывающих коллективные эмоции, воспоминания, надежды и желания у всех зрителей, на публичных сборищах, где голос и слова оратора гипнотизируют сотни тысяч людей, разделяющих одни и те же политические взгляды, на футбольных матчах, где болельщики подбадривают свои команды и поют сообща, как будто эта детская игра важнее самой жизни. Кажется, что во всех этих случаях люди сливаются как части коллективной сущности и ведут себя не как индивидуумы, а как части целого.

Теперь, после проведения в нашей лаборатории экспериментов с мозгосетями, я вдруг сформулировал подходящую гипотезу для объяснения происходящего: каждая из этих групп людей – в кинотеатре, на собрании, на футбольном стадионе – в целом представляла собой множественные примеры распределенных органических компьютеров, собранных вместе в правильный момент.

Поначалу эта идея казалась настолько чуждой даже мне, системному нейробиологу, что я попытался о ней забыть. Но чем больше я думал и читал о социальном поведении людей и животных и о его древнем происхождении, тем больше моя идея о распределенных органических вычислениях казалась совместимой с различными известными нам случайными наблюдениями. Как футбольный фанат, я немедленно задумался о хорошо известной футбольной мудрости: сколько бы ни было в команде звездных игроков, если они не спаяны в единую команду, не стоит даже надеяться, что они что-то выиграют (вспомните Palmeiras и их «более ста голов» в 1996 году или Real Madrid Galáticos в середине 2000-х). Пожалуй, формирование команды и развитие так называемого командного духа, как говорят фанаты, представляется очень хорошей аналогией для описания того, что я называю распределенным человеческим органическим компьютером – его функционала и того, почему при его сборке может потребоваться серьезная тренировка для достижения масштабной синхронизации мозгов многих индивидуумов. Однако, все же заработав (на короткий период времени или на десятилетия совместной работы), такой распределенный органический компьютер достигает невероятных результатов, проявляющихся либо в конкретных физических показателях, либо, в случае людей, в более сложных интеллектуальных достижениях, которые определяют нашу культуру и наше наследие в качестве вида.