Если ты индиго - Татьяна Турве

А в тот раз на семинаре, уже ближе к концу, Мастер улучила минутку и мимоходом перед всем собранием обронила, что Яна «всего лишь индиго». В ответ на Янкины растерянные глаза добавила, что этого не надо бояться и лишний раз переживать — с каждым годом на Землю приходит всё больше и больше «таких» детей. (А вот каких именно, уточнить–то и забыла! Сразу переключилась на что–то другое, а Янка из застенчивости не решилась напомнить.)

Про индиго Яна уже много раз слышала, хотя бы даже от папы: не зря же он в детстве называл их с Яриком «детьми новой расы». (Шестой, кажется, если она ничего не путает. Ссылался при том на свою «Агни–йогу», источник по всем параметрам надежный…) Но Янка всё равно решила уточнить, что именно «рейкисты» под этим словом имеют в виду, для перестраховки. Только поговорить с кем–то знающим не удалось: набежала целая толпа взрослых со своими детскими вопросами, и ее оттерли на задворки. Пришлось уйти домой, несолоно хлебавши.

Да, и что любопытно: Мастер в их нечастые встречи по вторникам (не каждую неделю, конечно, как получается) как–то непонятно на нее смотрит и временами словно бы порывается что–то сказать. Но ничего не говорит, как будто выжидает… А Яна из того же Скорпионского самолюбия твердо для себя решила не вмешиваться и, тем более, не напрашиваться. Как говорится, нас два раза просить не надо: сами найдем, где выход, еще и дверь за собой прикроем! Не хотят с ней общаться — ну и ладно, плакать не будем.

…Дочка, задумавшись, смотрела мимо него в сторону: опять этот знакомый до боли невидящий взгляд! Ярик ее любит поддразнивать, демонстрируя типичное для Вишневских остроумие: «Бендер сегодня не обедал, и поэтому Остапа понесло.» (Янка на его дружеские поддевки с завидным однообразием обижается, это вам не Володины придворные реверансы с «принчипессой»!..) Длинная золотистая прядь ее волос проехалась по тарелке и окрасилась кетчупом в рыжий, но Яна ничего не заметила, с сосредоточенным лицом изучала неяркий низкий светильник над головой. Помолчав с минуту, как бы очнулась от глубокого сна:

— Так интересно получается, у каждой ауры свой оттенок. У меня обычно сине–голубой, а иногда золотистый, все наши так говорят… Кто видит, конечно. А у мамы аура зеленоватая, я недавно смотрела. Когда она в хорошем настроении, то прямо ярко–зеленая, такой красивый изумрудный цвет… Ей надо было врачом стать, зеленый — это цвет целителей. Но если она начинает злиться и кричать, то по всей ауре проступают красные пятна, будто глаза у быка наливаются кровью… И тогда она себя уже не контролирует, я давно заметила, — Янка немного помолчала, что–то невидимое про себя взвешивая на внутренних весах, и для чего–то добавила: — А так она хорошая, чистая.

— А у меня какой цвет? — не замедлил полюбопытствовать Володя. И подумал с горечью и неожиданным облегчением: «Вот тебе и «дежа вю», всё возвращается на круги своя!»

Дочь непонятно улыбнулась мимолетной улыбкой Моны Лизы:

— Тоже сине–голубой, как горы на картинах Рериха. Ты ведь столько лет «Агни–йогу» изучал, аура напиталась…

И с новой силой нахмурилась, даже нос заметно сморщился, как у жующего кролика:

— Понимаешь, главное, я не знаю, зачем мне это надо? Откуда оно появилось и почему именно у меня? И что теперь с этим делать?.. Раньше–то всё было понятно…

— Судя по всему, у тебя эта способность с рождения, — брякнул Володя, лишь бы что–то сказать.

— Хорошо, если с рождения, — она прикусила соломинку и пожевала самый ее кончик — опять эта детская привычка! — Я недавно видела себя, как смотрела в хрустальный шар и предсказывала будущее, это точно не в наше время было… И вокруг люди в белых хитонах, на лбу обручи золотые с каким–то блестящим камнем, и у меня тоже… Мастер потом сказала, что это со времен Атлантиды, я была там вроде жрицы и что–то нарушила, во что–то вмешалась. Ясновидение на много веков забрали, я прямо увидела, как третий глаз закрылся. А сейчас опять вернули неизвестно зачем, чего–то от меня хотят… — Глубоко вздохнула и упавшим голосом прошелестела: — И еще совсем недавно появилось, после Рейки… — но фразу не закончила, запнулась и замолчала, точно раздумала перед ним откровенничать.

— Что появилось? — чуть не в лихорадке поторопил Володя, до того разобрало любопытство.

— Смотрю на человека и вижу, кем он раньше был, в прошлой жизни. Картинки идут одна за другой, как в кино. Лучше бы будущее показали!..

Володя опять не удержался:

— А кем я был?

Янка скользнула по нему невидящим взглядом и снова уставилась в свою недогрызенную пиццу с обрывками измятых салфеток:

— Ты часто был моряком.

— А конкретней?

Зацепила–таки! Он уже лет пять как ничем таким не занимался, затянула обыденная жизнь–рутина с ее заботами о хлебе насущном. (Да еще и с маслом: Марине всё как будто мало, словно бочку бездонную пытаешься заполнить!) Володя вдруг остро ощутил, до чего же устал от этой бессмысленной суеты — так бы взял сейчас и бросил… Как старый боевой конь на сытой зеленой лужайке, заслышавший звук родной трубы.

Дочка смотрела, на этот раз не отрываясь, своим особенным прозрачным взглядом прямо сквозь него. И улыбнулась недавней летящей улыбкой, увековеченной Леонардо:

— Маленький мальчик… Ты от меня прятался, а я за тобой бегала, искала. Такой сад большой, красивый, аллеи широкие, с гравием, а у меня платье до пола и декольте… Я была или няней… Нет, я была твоей мамой.

Владимир поперхнулся остывшим кофе и зашелся хриплым кашлем, Янка с невозмутимым серьезным лицом перегнулась через стол:

— Постучать? — и затараторила без передышки: — Так часто бывает, люди связаны во многих жизнях! Я на кого ни посмотрю из моих девчонок, каждый раз мы были или подругами, или сестрами. Такое вытворяли!.. С Галькой танцевали в кабаре — вроде во Франции, если я ничего не путаю, конечно. С Юлькой на Ивана Купала прыгали через огонь — думаю, там что–то из Киевской Руси… — Она набрала в легкие воздуха и продолжила с куда меньшим энтузиазмом: — Потом я была запорожским казаком, еще совсем мальчишкой, и возраст примерно такой, как сейчас… Помню набеги турков или монголо–татар, трудное было время. Но там никого из наших не было, мы не встретились. Мне было так одиноко… И тебя тоже не было…

— Ты была мужчиной? — Володя уже прокашлялся, перевел дух и решил больше ничему в этой жизни не удивляться.

— Иногда, в основном женщиной. Тогда я была таким женственным, — она забавно растопырила в воздухе длинные тонкие пальцы, показывая, каким именно, — с меня все смеялись, говорили, что не мужик! Приходилось с ними драться. — В этом месте дочка тяжело вздохнула: — Потом было какое–то сражение и я не захотела никого убивать, не смогла. Тогда убили меня. Еще в другой жизни мы с Галькой кавалера не поделили, это сейчас опять вернулось…