Имперский ястреб - Диана Удовиченко

– Выступаем, лейтенант? – спросил Зарайя.

– Если, конечно, господину лейтенанту не угодно будет прямо сейчас спасти еще парочку каких—нибудь гнусных тварей, – ядовито заметил Ом.

А вот это он, пожалуй, зря сказал! После двух дней, проведенных в плену у дикарей, после кошмарного ритуала зомбирования, после того как мне пришлось собственноручно сжигать тело несчастного Грика, я был на пределе. И это небрежно оброненное замечание стало искрой, пробудившей в моей душе яростное пламя злобы.

– Что вы сказали, капрал? – стискивая зубы, нарочито спокойно уточнил я.

– Вы плохо слышите, лейтенант? – видимо, у Лютого тоже накипело, и он не собирался сдаваться. – Я сказал, что ваша неземная доброта пугает. Благодаря ей, мы рискуем попасть в неприятную историю.

– Ом, замолчи, – Хамар побледнел, черные усы уныло обвисли.

– Давай не будем… – чего не будем, Зарайя договорить не успел. Лютого несло.

– Вы ничего не перепутали, господин лейтенант? Быть может, вам стоило бы сделаться жрецом храма Брижитты, а не офицером Ястребов?

– Вы забываетесь, капрал!

– Это вы забываетесь. Готовы проливать горючие слезы над любой жалкой скотиной.

– Гоблины – не скоты, это разумные существа. А вы будете наказаны.

Ноздри породистого носа строптиво раздулись, глаза от бешенства словно бы сделались еще светлее, изящные пальцы плотно стиснули рукоять стилета.

– И кто же меня накажет, господин лейтенант? Уж не вы ли?

– Именно! – зарычал я.

Понятия не имею, как я в тот момент намеревался с ним разбираться, но одно понимал точно: такого спускать нельзя. Уж не знаю, чем не угодил красавчику, но раздражали мы друг друга уже давно. Я сделал шаг вперед, собираясь врезать ему по—свойски, как, бывало, делал это в родном Портовом квартале. Но остановился, внезапно поняв, что не могу устроить драку на глазах у всей роты.

– Что же вы, господин лейтенант? Струсили?

– Не здесь, – процедил я.

– Хорошо, где вам будет угодно. Выбор оружия за вами.

«А ведь он не из простых», – вдруг подумалось мне. В самом деле, Ом выглядел, словно юный аристократ, бросающий перчатку сопернику в лицо. Он гораздо уместнее смотрелся бы в зале императорского дворца, чем в дышащих ядовитыми испарениями джунглях Унгды. И камзол с шелковой рубашкой шли бы ему гораздо больше, чем запыленный, пропитавшийся потом черный мундир Ястребов. Ишь как стоит – прямо картинка – стройный, гибкий, сереброволосый. Тонкие губы презрительно кривятся, на высоких скулах белокожего лица, почему—то не затронутого южным солнцем, алеют пятна гневного румянца. Опальный сын знатных родителей, за грешки молодости лишенный наследства? Да ну его! Кем бы он ни был, происхождение еще не дает права дерзить командиру.

– Без оружия, – коротко ответил я. – На кулаках.

– Лейтенант, – попытался было вразумить меня Йок.

Но я и слышать ничего не хотел. Может, в драке я и не так хорош, как капрал Мелли, но постоять за себя сумею. И в воспитательном доме, и в переулках взрастившего меня Портового квартала выживал только тот, кто не боялся раскровенить при случае парочку вражеских носов.

– Ну, конечно, ведь господин лейтенант – великий маг! – продолжал издеваться Лютый.

Я навесил на лицо такую же наглую ухмылку и ответил:

– Не бойтесь, капрал. Обещаю не применять против вас волшебства.

Облыжно обвиненный в трусости, Ом так и вскинулся. Поняв, что помирить нас уже не удастся, Йок предложил:

– Вон за теми кустами. До первой крови.

– Хорошо, только не до первой, – проскрежетал сквозь зубы Лютый. – До победного.

Я согласно кивнул. До победного – значит, до тех пор, пока один из дерущихся не признает себя побежденным. Я этого делать не собирался.

Капралы согнали солдат на середину поляны, чтобы никто из них не стал свидетелем готовящегося безобразия, а мы с Омом полезли в колючие кусты. С нами в качестве судей отправились Йок и Хамар. На их недовольных лицах явственно читалось отношение к предстоящему поединку, но оба помалкивали, не желая еще больше нас распалять. За кустами обнаружилась небольшая полоса травы, локтей через пять переходящая в пологий склон овражка, заполненного стоячей водой. Мы с Лютым встали лицом к лицу, одаряя друг друга свирепыми взглядами. Я снял с себя шлем, отцепил меч и отдал их Хамару. После возвращения из туземной деревни кольчугу я так и не стал надевать, и она вкупе с остальным скарбом лежала в дорожном мешке, который сохранили для меня капралы. Лютый же по обыкновению был без доспеха. Он тоже избавился от меча, вынул из—за голенища стилет и вместе с арабалетом протянул Йоку.

– Готовы? – спросил тот.

– Помириться не желаете? – на всякий случай осведомился Хамар.

– Нет, – хором ответили мы и ринулись в драку.

Надо признать, Ом был хорош. Он слегка наклонился вперед, выставив руки перед собой, и пружинистым шагом двинулся по кругу, чутко следя за мной. Я же не хотел терять времени на лишние реверансы, да и злился очень. Поэтому в лучших традициях Портового квартала резво подскочил к противнику и дал ему в зубы. То есть, целился туда. Видимо, несмотря на опыт и уверенность в собственных силах, Лютый не ожидал такой стремительной атаки, поэтому не сумел полностью уклониться от удара. Он отпрянул в сторону, но мой кулак все же вскользь задел его лицо. Паурониевая цепочка изрядно увеличила силу моей руки. Из рассеченной губы по подбородку потекла тоненькая струйка крови. Ом взревел и, тоже отбросив лишние условности, кинулся на меня. Вцепившись друг другу в плечи, мы некоторое время бестолково топтались на одном месте, но я вовремя вспомнил знаменитую «монастырскую подножку», и с блеском выполнил ее, вызвав у Йока одобрительное восклицание. Клятый красавчик вцепился в меня как демон в грешную душу, и мы вместе рухнули на землю. Обнявшись крепче, чем страстные любовники, покатились по сырой траве. Капралы отскочили в стороны, дав нам свободу маневра. Драка шла с переменным успехом. Сначала сверху оказался Лютый, и принялся тузить меня по физиономии, расквасив нос и подбив правый глаз. Но я изловчился, скинул его и, усевшись поперек груди, изрядно подправил красивенькое личико. Выкрикнув проклятие, которое я здесь приводить не стану, по причине его беспредельного кощунства, вражина вывернулся и вцепился мне в шею с явным намерением придушить. Пришлось ответить тем же. Хрипя и задыхаясь, мы снова катались по земле. В какой—то момент эта самая земля вдруг резко исчезла, мы закувыркались по склону оврага и с размаху плюхнулись в теплую, взметнувшуюся вонючими брызгами, воду. Расцепив объятия, кое—как встали на ноги, по пояс в грязной жиже, и, тяжело дыша, посмотрели друг на друга. Лютый выглядел не лучшим образом, его волосы были густо облеплены грязью, губы расквашены, под обоими глазами наливались ядреные синяки. Наверное, я был так же прекрасен. Но злости у нас не убавилось.