Изнанка свободы - Алина Лис

— Кто сказал тебе такую ерунду?

Я почувствовал, что краснею под его насмешливым взглядом:

— Извини. Врать не буду, мои источники — бабкины сказки. Никогда всерьез не занимался вопросом. Ты знаешь больше?

— Знаю.

— Расскажешь?

Джанис снова отхлебнул и погрузился в молчание. Он молчал так долго, что я уже начал сомневаться слышал ли он мой вопрос.

— Не хочешь, не… — начал я, но брат перебил меня.

— Он принадлежал Гунтару Меднобородому. Вряд ли ты слышал это имя.

О, я не просто «слышал» о Гунтаре. Пришлось сделать глоток, чтобы скрыть улыбку.

У нас не принято рассказывать, кем мы были до того, как мир людей отрекся от нас. Кто-то не помнит, кто-то мечтает забыть. И все старательно делают вид, что прошлого никогда не существовало.

Но я помнил свое детство, когда меня звали иначе. Оно впечаталось в память раскаленным тавро, и годы бессильны были вытравить его.

— Легендарный конунг и скальд, прародитель династии ундландских королей. Серьезный был парень, настоящий пират.

Он кивнул:

— Ты знаешь легенду о его смерти?

— Не совсем.

То ли я не запомнил подробностей, то ли в семейных преданиях история смерти меднобородого пращура всегда стыдливо опускалась.

— Это грустная легенда о предательстве и мести.

— Давай уже, не томи.

Брат последовал призыву и начал рассказывать. С выражением, чуть нараспев, как ярмарочный сказитель:

— Полосатых парусов Гунтара одинаково боялись на берегах Янтарного океана и Срединного моря. Он водил за собой девять кораблей, и каждый воин на каждом корабле давал великий грунд верности своему конунгу. Ты ведь знаешь, что такое грунд?

Я знал. И слишком хорошо знал цену пустым обещаниям.

— Но он состарился, и удача отвернулась. Год за годом добычи становилось все меньше, а раненых и убитых — все больше. Сложнее было набирать новых людей. В одной из битв Гунтар потерял все свои корабли, кроме одного, последнего, на котором скрылся. Такое бывает, везение пирата изменчивей портовой девки. Команда стала роптать, виня конунга. Они выбрали нового капитана, а Меднобородого высадили на скалистом островке, где гнездились только чайки. Он умер от голода и, говорят, что когда его нашли, у трупа были обглоданы пальцы до кости.

— Это все весело. Особенно деталь с пальцами. А что насчет горна?

— Перед смертью Гунтар проклял предателей. Говорят, он начертил проклятье собственной кровью на этом горне. Отныне нарушившие грунд обречены скитаться на своем корабле между жизнью и не-жизнью. Еда их — Голод, питье — Жажда, постель — Усталость. Навсегда и до скончания времен.

Легенды моей родины всегда такие суровые.

— Звучит довольно жутко. А при чем тут горн?

Джанис сделал большой глоток из почти остывшей чаши, покатал вино на языке:

— Кто воспользуется горном, может вызвать этот корабль. Он нигде и везде, ему нет преград. Можно приказать отвезти тебя куда угодно — было бы море. Широкие реки тоже подойдут. А знаешь, что самое интересное? Есть мнение, что проклятие до сих пор в силе. Любой, нарушивший грунд, после смерти обречен стать частью команды. Так что я бы поостерегся.

Эта обмолвка была, как удар в живот — один из тех, после которых сгибаешься и пытаешься вдохнуть, но ни гриска не получается. Пришлось отвернуться, чтобы Джанис не заподозрил неладное по моему лицу.

Если это правда, значит…

— Сомневаюсь, что подобное можно устроить на одних рунах, — пренебрежительно протянул я.

Голос не дрогнул.

— Не знаю, Элвин. Он был сильный маг, просто любил работать через руны. И очень скверно умер. Если легенды не врут о силе Гунтара, могут не врать и насчет проклятья.

— Значит, у меня теперь есть личный корабль и команда. Можно наладить торговлю с Востоком.

— А вот теперь мы переходим к твоему вопросу, о шансах на возвращение. Здесь все еще хитрее, потому что в теории там, где плавает корабль, нет не только пространства, но и времени. И путешествие должно быть мгновенным.

— Звучит уж слишком хорошо. В чем подвох?

— В том, что севший на него, должен иметь якорь.

— Якорь?

— Что-то, что держит его в этой жизни. Важное дело. Обязательства. Близкие люди, которые любят, помнят и ждут. Без якоря корабль унесет в безвременье, где он будет блуждать, пока другой безумец не воспользуется Горном. Это может занять день, год или столетие.

Я засмеялся:

— Погоди, если горн у хозяина, а хозяин на корабле, то как кто-то другой может им воспользоваться?

— А вот тут, — Джанис назидательно поднял палец. — И есть настоящий магический парадокс. Из тех, которые вообще непонятно, как решать. Потому, что согласно проклятию Горн — якорь, который держит корабль и всех мертвецов. И, чтобы проклятье действовало, он должен оставаться в этом мире. По поводу того, как это все работает, у меня есть любопытная теория, задействующая созданную мною модель пространства-времени. Но, чтобы я ее вкратце объяснил тебе, потребуется неделя времени.

Я допил вино и понял, что злюсь. На себя, в первую очередь. Пока я развлекаюсь и волочусь за бабами, Джанис занимается чем-то настоящим. Почему я так не могу?

Потому, что мне не так, чтобы очень интересна природа бытия. Не настолько, чтобы тратить время, пытаясь ее постичь. А еще я не люблю заумные теоретические выкладки и сложные модели.

Нет, все понятно — моя жизнь наполнена тем, что я сам в нее привнес, никто кроме меня самого не виноват, что в ней столько ерунды и хлама. Просто я внезапно ощутил себя калекой, которому невзначай наполнили о его уродстве.

Мы помолчали. Джанис подкинул в огонь пару поленьев.

Ладно, это умник у нас — теоретик, постигающий природу магии. Так же, как Августа — маньяк, влюбленный в магию жизни, Фергус — пьяница и бестолочь, Мартин — политик, а Мэй — тупая кокетка. У каждого свое место в этом мире. Я вот — бездельник, трепло и циник. Между прочим, роль тоже по-своему очень непростая, требующая недюжинных способностей.

Готов спорить, Джанис никогда не сумеет так эпично и бездарно профукать свою жизнь, как это делаю я. Чем не особый талант?

Франческа

Прихожу в себя кошкой.

Прильнувшей к полу кошкой на четырех легких лапах. Маленькая Фран внюхивается в следы, в остатки запаха и возмущенно чихает. Ей тоже не нравится Дориан Таф. И не только потому, что он нас связал.

Меня. Маленькая Фран свободна, и я свободна вместе с ней.

Вместе с ней я крадусь по чужому дому. Чутье рассказывает, что маг в комнате дальше по коридору. Отсвет свечей мелькает в щели — Дориан Таф не спит. Из за двери тянет кожей, бумагой, чернилами и сургучом. Не спальня. Кабинет или библиотека.