Полусредний мир - Александр Дон

Балабуц худел, желтел и становился все более угрюмым и мрачным.

Однажды, зимой, когда Балабуц, вдоволь настучавшись зубами у холодного камина, укладывался спать, раздался звон дверного колокольчика.

Вначале Балабуц решил, что ему пригрезилось. Но вскоре звон повторился.

Балабуц ворча поднялся, и, кутаясь в одеяло, побрел к двери. Замок был большой, идти пришлось долго, и за это время колокольчик звонил еще трижды.

Пока Балабуц, опираясь на посох, ковылял к двери, ему вдруг пришла в голову мысль, что это пришли сообщить о возвращении его богатства. Эта мысль так обрадовала его, что он едва не свалился с лестницы. Наконец-то он поквитается со своими недругами! Горы золота и серебра — сотни тысяч золотых и серебряных кружочков, и в каждом из них таится огромная сила — власть, почет, уважение. Ну теперь он им покажет! Он вспомнит все — и насмешки соседей, и униженное стояние в чиновничьих приемах, и позорное изгнание с судейского двора! Давайте скорее сюда мое богатство!

Балабуц, улыбаясь, распахнул дверь.

Улыбка медленно сползла с его лица.

На пороге стоял человек в длинном черном плаще с капюшоном. Человек до смерти продрог и едва держался на ногах.

— Здравствуйте, добрый человек! — прошептал он обмороженными губами. — Пожалуйста, пустите меня погреться у огня. Я шел через горы и попал под лавину. Я только немного обогреюсь и пойду дальше.

К Балабуцу, который от гнева не мог вымолвить ни слова, в эту минуту как раз вернулся дар речи. Он набрал побольше воздуха и заревел так, что по горам запрыгало эхо:

— Убирайся прочь, оборванец!!!

Человек отпрянул.

— Умоляю! Я болен. Я едва держусь на ногах. Я не причиню вам неудобств. Всего один час у очага! Прошу вас!

Балабуц затопал ногами:

— Ах ты мерзкий побирушка! Убирайся немедленно, или я спущу на тебя собак!

Человек в капюшоне вздрогнул. Он посмотрел на Балабуца странным взглядом. Если бы Балабуц не был так разгневан, он наверняка заметил бы недобрый огонек, вспыхнувший в глубине серо-зеленых, с золотой искрой, глазах незнакомца.

— Прошу вас, господин, — повторил он, и в голосе его явственно послышался сдержанный гнев. — Хотя бы полчаса у огня! Я погибну в горах!

Что-то насторожило Балабуца, и неприятный холодок пробежал по его спине, но остановиться он уже не мог:

— И поделом тебе, оборванец! Пошел прочь! — и Балабуц замахнулся тяжелым посохом.

Человек вскинул руку. Балабуц увидел на пальце незнакомца золотой перстень с большим кроваво-красным рубином.

Он еще успел удивиться, откуда у этого оборванца старинный и дорогой перстень, но обдумать это ему уже не было суждено.

Рубиновый перстень вдруг ожил, озарился изнутри ярким кроваво-красным светом, потом вспыхнул, раздался оглушительный грохот и Балабуц упал.

Незнакомец посмотрел на перстень. Потом перевел взгляд на лежащего у его ног волшебника. На лице его появилась недобрая усмешка.

Балабуц лежал неподвижно. В тусклом отсвете дверного фонаря было видно, как с его лица постепенно сходит злоба и спесь и оно принимает свойственное мертвецам равнодушно-отрешенное выражение.

Незнакомец перешагнул через лежащее тело. Мгновение спустя вьюга разнесла по горам леденящий хохот.

С тех пор прошло пять лет.

О Балабуце не было ни слуху ни духу.

Первое время думали, что он по обыкновению заперся на несколько дней в каминном зале, опасаясь набегов соседей, но когда он вторую неделю подряд не явился в деревенский трактир за объедками (добрая хозяйка трактира иногда оставляла ему остатки извозчичьего ужина), стало ясно, что с Балабуцем случилось неладное.

По деревне поползли слухи о том, что старый волшебник умер. Среди крестьян издавна существовало поверье, что волшебники после смерти не уходят в небытие, а превращаются в приведений. Неудивительно, что уже через неделю число видевших привидение Балабуца исчислялось десятками. Среди этих свидетельств были совершенно неоспоримые.

Так, столяр Мошко, засидевшийся в трактире допоздна и с песнями возвращавшийся домой, видел, как из окна замка вылетела большая белая сова и с уханьем скрылась в лесу.

Почтенная Френегонда Усик, сбежавшая накануне из городской больницы для умалишенных, уверяла, что ей являлся дух покойного Балабуца, принявший облик черной кошки — точнее, черного кота.

Наконец, девяностолетняя слепая Гимдели своими глазами видела у кладбищенских ворот Балабуца — совсем как живого, только наполовину прозрачного. При этом Балабуц совершал непристойные телодвижения и, если верить старухе, подбивал ее совершить с ним грех.

Нашлись смельчаки, которые решились обыскать замок. Несколько крестьян, вооружившись вилами и косами, отправились на поиски Балабуца или его приведения.

Им даже удалось проникнуть в замок через разбитое окно.

Но стоило им ступить на первую ступеньку лестницы, ведущей в зал, как десятки факелов по стенам разом вспыхнули, и ошарашенные крестьяне увидели на самом верху лестницы, у входа в зал, привидение.

Оно стояло, скрестив на груди руки и смотрело на вошедших. Лицо привидения закрывал большой черный капюшон, а на белой руке, покоившейся поверх черного плаща и казавшейся выточенной из белого мрамора, красовался большой рубиновый перстень.

Крестьяне замерли. Будто загипнотизированные смотрели они, как привидение медленно поворачивается и поднимает голову. Самый храбрый из них, конюх Бабмула, ринулся было на него с вилами наперевес, но тут рубиновый перстень на белой руке привидения вдруг вспыхнул ярким белым светом, раздался оглушительный грохот, и Бамбула рухнул замертво. Перепуганные крестьяне моментально разбежались, побросав свои косы и вилы. Ни живы ни мертвы они выбрались за ворота замка, и поклялись никогда больше не тревожить покой старого волшебника.

С тех пор замок предпочитали обходить стороной.

И когда по вечерам в башне загорался свет, жители верили, что это дух старого волшебника возвращается в родовое гнездо.

Итак, в окне высокой башни вспыхнул свет.

Если бы какому-нибудь отважному безумцу удалось вскарабкаться по отвесным скалам над бушующим прибоем, а потом каким-то чудом подняться на сорок футов по обросшей скользким мхом стене и заглянуть в окно, он бы увидел большой зал с каменными колоннами, террасами и уступами, и широким зевом старинного камина в глубине.

В кресле перед камином сидел человек. Теперь, когда капюшон был опущен, было видно его лицо — мертвенно-бледное, с высоким лбом, крючковатым острым носом и сжатыми в нитку губами.

Человек щелкнул пальцами, и сразу же в камине весело вспыхнул огонь. Зал озарился красноватыми бликами, и на каменных стенах заплясали тени.

Человек небрежно взмахнул рукой, и над пламенем мгновенно возник аппетитный окорок на вертеле. Вертел принялся вращаться сам собою, а прилетевшие из кухни небольшой кувшинчик, солонка и перечница принялись попеременно сбрызгивать окорок винным уксусом и посыпать солью и перцем.

Человек с наслаждением вытянул ноги к камину. На лице его появилась улыбка блаженства.

На столике рядом с креслом лежала развернутая мешковина, а на ней — какой-то грязный брусок, похожий на плоский кирпич. Человек взял брусок и поднес его к огню.

Теперь стало понятно, что это книга. Старая потрепанная книга в неряшливой коричневой обложке, с порванными и мятыми страницами. Нашедший такую книгу крестьянин или ремесленник пустил бы ее на самокрутки, мальчишка или девчонка наделали бы из страниц голубей, а какой-нибудь купец просто выбросил бы ее в канаву.

Человек повертел книгу в руках и задумчиво погладил кожаную обложку.

Книга осветилась изнутри таинственным голубоватым светом, раздался негромкий мелодичный звон, и книга сама собою раскрылась.

Человек улыбнулся устало и удовлетворенно. «Значит, ты признала во мне хозяина, — задумчиво прошептал он, и на мгновение черты его лица смягчились. — Странно, ведь я всего лишь беспородный маг-самоучка. А говорили, что ты позволишь раскрыть себя только наследнику старого Мервина. Значит, это неправда… Жаль, что этого не видели самовлюбленные болваны из Магического совета — такого зрелища как раз хватило бы, чтобы всех их разбил паралич от зависти».

Человек коснулся рукой старинного пергамента, испещренного таинственными письменами. Книга послушно потянулась к его ладони. Он задумчиво перелистал несколько страниц, рассеянно скользя по ним взглядом.

— Интересно, интересно, — пробормотал он. — Что-то здесь не так. С виду — обычный волшебный трактат, ничего особенного. Подобными глупостями забиты все магические библиотеки…

Вдруг лицо его изменилось. Он побледнел и впился глазами в книгу.