СБОРНИК: СТРАННИК. ПРИТЧИ И РЕЧЕНИЯ - Халиль Джебран Джебран

Может быть, ты в один и тот же день посетишь хижину и дворец, испытаешь чувство сострадания и восторга, но попробуй разорвать полотно, сотканное твоими чувствами из явлений, восторг твой угаснет, уступив место сожалению, а сострадание превратится в благоговение.

Возможно, ты встретишь в течение одного дня двух людей, и в голосе одного почувствуешь песни бури, а в движениях – грозную силу войска; другой же будет говорить с опаской, дрожащим прерывающимся голосом. Ты припишешь решимость и храбрость первому, а слабость и трусость второму. Однако если ты посмотрел бы на них тогда, когда судьба предпишет им встречу с невзгодами или с необходимостью отдать жизнь за какой-либо принцип, то понял бы, что кричащая наглость – это не храбрость, а молчаливая скромность – не трусость.

Возможно, ты выглянешь из окна дома, увидишь среди прохожих справа монахиню, а слева куртизанку, и сразу же скажешь, как благородна одна и как отвратительна вторая. Но стоит тебе смежить веки и на минуту прислушаться к небесному гласу, и ты разберешь шепот эфира:

«Эта воспевает меня в молитвах, а та трогает меня страданием, и жизнь каждой из них – тень для моего духа».

Может быть, ты будешь странствовать по земле в поисках того, что ты зовешь достижениями цивилизации и прогресса, вступишь в город с высокими дворцами, великолепными институтами, широкими улицами, на которых – спешащие энергичные люди; одни проникают в глубь земли, другие летят в заоблачные выси, укрощают молнию, исследуют атмосферу, и все в изящных прекрасных костюмах, сшитых как будто для праздника или торжества.

Через несколько дней дорога приведет тебя в другой город с жалкими домами, узкими улочками. Если там пойдет дождь, то городок превращается в глиняный архипелаг среди моря грязи, а взойдет солнце – и все здесь превратится в тучи пыли. Жители городка, еще не вышедшие из первобытного состояния, подобны ослабленной тетиве лука. Они движутся медленно, работают не торопясь и смотрят на тебя невидящими глазами, устремленными куда-то вдаль. Ты уедешь оттуда, испытывая отвращение и омерзение, с мыслью о том, что разница между первым и вторым городом равна разнице между жизнью и агонией: там прилив силы, здесь слабость отлива, там труд, расцвет – весна и лето, а здесь бездеятельность, угасание – осень и зима. Там – упорство, юность, танцующая в саду, здесь – немощь, старость, покоящаяся на пепелище.

Но если бы ты посмотрел в чудесном озарении на два эти города, то увидел бы, что они – два дерева, выросшие из одного корня в одном и том же саду. Понаблюдай еще за их сутью и поймешь, что кажущееся прогрессом движение в первом – это только недолговечная блестящая оболочка, а оцепенение во втором скрывает твердое ядро.

Нет! Пульс жизни не на поверхности, а внутри, жизнь сосредоточена не в оболочке, а в сердцевине, и суть людей не в их лицах, а в их сердцах.

Нет! Истинная вера – не показная вера в храмах, проявляющаяся в обрядах и обычаях, а скрытая в сердцах, созревшая в поступках.

Нет! Истинное искусство – не в высоких и низких нотах, не в звонких словах стихотворения или в линиях и красках картины, оно – в тех молчаливых трепещущих паузах, что возникают между тонами песни, в тех волнующих оттенках поэмы, что безмолвно, уединенно и скрыто пребывают в душе поэта, оно – в откровении картины, созерцая которую, ты видишь вдали нечто неведомое и прекрасное.

Нет, друг мой, дни и ночи не то, что они являют, так же и я, идущий в процессии дней и ночей, – если я и тождествен произносимым словам, то только в той мере, в коей слова эти раскрывают мои безмолвные думы. Так не считай меня невежественным, пока не постиг моей сокровенной сущности, и не думай, что я гений, поскольку еще не отделил меня от моей привнесенной сущности. Не говори, что я скуп и жаден, не изучив моего сердца, или что я щедр и великодушен, пока не узнаешь причины такой щедрости и великодушия. Не называй меня влюбленным, пока любовь моя не раскроется тебе во всем – в ее свете и огне. Не почитай меня беззаботным, не коснувшись моих кровоточащих ран.

Открыла мне моя душа

Открыла мне моя душа и научила любить то, что ненавистно людям, и быть верным другом тому, против кого они таят злобу, и внушила мне, что любовь – отличительное свойство любимого, а не любящего. Прежде любовь была для меня тонкой нитью, натянутой меж двух ближних колышков. Теперь же она превратилась в ореол, начало которого – конец и конец – начало, ореол, который окружает все сущее и медленно разрастается, чтобы объять все, что грядет.

* * *

Открыла мне моя душа и научила видеть красоту, сокрытую в очертанье, цвете или оболочке, и не отрывать пристальных глаз от того, что люди мнят безобразным, пока оно мне не покажется прекрасным. А до тех пор, покуда душа не открыла мне это, красота виделась мне в обличье пламен, мерцающих меж столбов дыма. Но вот дым развеялся, и теперь я вижу лишь то, что пламенеет.

Открыла мне моя душа и научила внимать иным звукам, отличным от тех, что порождает язык и шумом которых оглашается гортань. Прежде я мало что слышал своими слабыми ушами, до моего слуха доходили только крики и вопли. Теперь же я вслушиваюсь в тишину и слышу, как ее хоры поют песни времен, возносят славословия пространства и раскрывают тайны прикровенного.

* * *

Открыла мне моя душа и научила напояться тем, что нельзя выжать в точилах и разлить по чашам – руки не поднимут тех чаш и губы не коснутся их. Прежде моя жажда была тлеющей искрой под грудой пепла, которую я гасил горстью воды, почерпнутой из пруда, или глотком из точильного желоба. Теперь же вожделение стало мне чашей, огонь страсти – вином и одиночество – опьянением. И жажда моя неутолима. Но в этом негасимом горении – безмерная радость.

* * *

Открыла мне моя душа и научила прикасаться к тому, что не облеклось плотью и не кристаллизовалось, и позволила уразуметь, что чувственное есть половина мысленного, и то, что мы держим в руках, – часть вожделенного нами. А прежде я довольствовался теплом, если мне было холодно, и холодом, если изнывал от жары, обычно же – либо тем, либо другим. Но теперь мои стиснутые пальцы раскрылись и превратились в тончайший туман, проницающий все явственно существующее, чтобы смешаться с существующим незримо.

Открыла мне моя душа и научила вдыхать запахи, не сравнимые с теми, что источает душистый базилик или струят курильницы. А до той поры как душа моя открыла мне это, я, возжелав ароматов, искал их в садах либо в стеклянных чашах и кадильницах. Теперь же я различаю запах того, что нельзя ни воскурить, ни возлить, и вдыхаю всей грудью чистое дыханье, которое не овевало ни единого сада в этом мире и не разносилось ни единым дуновением в этом пространстве.

Открыла мне моя душа и научила отвечать: «Вот я пред тобою!» – когда Неизвестное и Опасное окликают меня. А прежде я подымался лишь по привычному зову глашатая, ходил лишь изведанными путями, и они казались мне ровными и легкими. Теперь же Известное обратилось в коня, мчащего меня в Неизвестное, и равнина стала лестницей, по ступеням которой я подымаюсь навстречу Опасности.

* * *

Открыла мне моя душа и научила не измерять Время словами: «Было вчера и будет завтра». Прежде я мнил прошедшее уже невозвратной эпохой и будущее – недосягаемо далекими временами. Теперь же я знаю, что в едином миге – все время со всем тем в нем, что предвкушается, исполняется и завершается.

* * *

Открыла мне моя душа и научила не разграничивать пространство словами «здесь» и «там». А прежде я, оказавшись в какой-то точке земли, думал, как я далек от любой другой точки. Теперь же я научен, что место, где бы я ни был, есть также и всякое другое место, а то пространство, что я занимаю, – все пространства.

* * *

Открыла мне моя душа и научила бодрствовать, когда мои соседи спят, и засыпать, когда они пробуждаются. Прежде я не видел их снов в своем забытьи, как и они в дремах своих не наблюдали моих видений. Теперь же я возношусь, взметая крылья, в своих грезах, лишь когда они взирают на меня, – как и они сами воспаряют в своих сновидениях, лишь когда я радуюсь их воспарению.

* * *

Открыла мне моя душа и научила не радоваться похвальным словам и не горевать из-за хулы. Прежде я сомневался в ценности моих трудов и их достоинствах, пока дни не посылали мне того, кто отзывался о них с похвалой либо с насмешкой. Теперь же я знаю, что деревья цветут весною и приносят плоды летом, не ища похвалы, и скидывают листву осенью и стоят нагие зимою, не боясь осуждения.

* * *

Открыла мне моя душа, научила и уверила в том, что я не выше бедняка, но и не ниже исполина. Прежде я различал людей двух родов: одни слабые, которым я сострадал либо презирал их, а другие – сильные, кому я следовал либо против кого я восставал. Теперь же я научен, что я, индивид, создан из того же, что и все человечество. Ибо мои частицы – суть их частицы и мои стремления – суть их стремления. Мои склонности – их склонности, а моя святыня – это их святыня. Ежели они грешат, значит, и я грешник, ежели творят добро, то я горжусь их добродетелью. Ежели они подымаются, я тоже подымаюсь, а ежели отступают, отступаю вместе с ними.