По понятиям Лютого - Данил Корецкий

В тот же миг удерживающий второго солдата гигант выхватил откуда-то узкий, похожий на наконечник копья кинжал и принялся раз за разом втыкать ему в грудь, без труда прокалывая толстый кожаный нагрудник. Через минуту на полу лежали уже два окровавленных трупа римских солдат. Это означало, что все присутствующие подлежали распятию или сожжению – как решит римская власть.

– Бежим! – в ужасе воскликнул Квентин. – Быстро бежим!

– Спокойно! – прогудел голос, напоминающий звук иерихонской трубы. На пороге, уперев руки в необъятные бока, стояла насупленная Агунда. – Не бойтесь, странники, здесь вас никто не выдаст! Мы все против Рима! Слышали про сикариев? Не верьте, что они уничтожены! Погибли наши отцы и братья, но мы остались!

Великанша внимательно осмотрелась, почесала и без того взъерошенный затылок и принялась привычно отдавать команды:

– Цефас, ты с Итаном отвези эту падаль к Черной лощине и бросьте на съедение грифам. Через день от них останутся только кости. Доспехи, оружие и одежду отвезите подальше и закопайте поглубже. А коней продайте кочевникам, только тем, кто уходит из Иудеи, а не приходит сюда!

Гигант с челюстью на шарнире и его спутник молча встали и вынесли убитых на улицу. Игроки в кости им старательно помогали.

– Эвита, а ты с девочками уберите тут все и отмойте так, будто здесь даже никто пальца не порезал!

Лупы принялись немедленно выполнять указание. А Агунда подошла к Модусу и Квентину.

– А вы, красавчики, выпейте вина, чтобы успокоиться, и ложитесь спать. Завтра с утра двигайтесь дальше и забудьте про все, что было! – Тяжело раскачиваясь, она направилась к выходу, но остановилась и добавила: – Тем более, что ничего особенного и не было!

Им отвели довольно просторную комнату на первом этаже с окном, выходящим во двор. Раздевшись, Модус повалился на кровать. Он был абсолютно спокоен, как будто ничего не произошло. И это спокойствие исходило от перстня на пальце, который обволакивал его теплом и ощущением полного благополучия.

– Что это было?! – спросил Квентин. – Как ты выстоял? Этот Кастул опытный рубака, ты не мог выдержать ни одного удара! Неужели и правда тебе помогает нечистый?

Модус зевнул.

– Может быть… Но я его об этом не просил, – добавил он, засыпая.

Сон быстрый, как горный поток: год человеческой жизни пролетает между двумя вдохами. Модус спит беспокойно, вздрагивает, сжимает зубы, глазные яблоки шевелятся под покровами век. Он видит картины минувшего, в которых не может ничего изменить. Сон бежит, как вода. Крутые пороги, излучины, водовороты, глубокие ямы… Запутанная карта памяти. Где начало, где конец – неясно. Брызги, блики солнца на мокрых камнях. Все зыбко, все перемешано. Сны текут по одному им ведомому руслу.

…Погожий весенний день, зеленые холмы, голубое небо, запах цветущих деревьев. На одном из холмов – укрепленный замок, бывшая римская вилла, которая помнит еще времена императора Клавдия. Живший здесь военный трибун бежал, когда в Девоне вспыхнуло восстание, и Готриг Корнуоллский подарил здание Виллему – отцу Модуса. Замок пережил пожар и несколько осад. Крыша прохудилась, щели в стенах завешиваются коврами, а чаще – обычными овечьими шкурами и всяким тряпьем. Внутри он похож на обычный деревенский двор, грязный и неухоженный. Зато снаружи кажется неприступным. Особенно отсюда, с берега реки.

Модус и Ева лежат в траве, разморенные любовью и жарой. Оба стройные, обнаженные, им по шестнадцать лет. Любовь кажется острой увлекательной игрой, чем-то вроде игры в кости, в которой им выпадают одни шестерки. Да и вся жизнь такая игра…

– Когда-нибудь мы прогоним римлян, и я стану королем этой земли, – слышит он свой голос, молодой и дерзкий.

– А я стану королевой? – спрашивает она, закинув белую ногу на его смуглый торс.

– Конечно.

– Мы будем жить в твоем замке?

Приподняв голову, он смотрит на высокие каменные стены по ту сторону реки.

– Нет. Я дойду до Рима и завоюю его, мы будем жить во дворце римских королей.

Он слышит шорох в зарослях орешника, оборачивается, вскакивает. Успевает заметить ухмыляющуюся физиономию своего младшего брата Локуса. Тот быстро убегает, скрываясь в густых кустах.

– А ну, стой, змеиное отродье!

Модус бежит следом, на ходу натягивая на себя тунику. Настигает брата, валит на траву.

– Ты подглядывал за нами и занимался рукоблудием? А ну, говори!

– Я ничего не видел, клянусь Беленом! – верещит Локус и со смехом вырывается. – Я никому ничего не скажу! Если, конечно, ты дашь мне серебряный сестерций!

– Я дам тебе кулаком в живот! – кричит Модус.

Он не успевает ничего сделать. Над рекой, над деревьями поднимается дым, черный и жирный. Мост через реку запружен римскими войсками, сотни сверкающих на солнце шлемов, замок окружен… Стенобитное орудие крошит ворота в щепу, римляне врываются внутрь, идет молчаливая кровавая рубка. Бриттов теснят, сминают, выкашивают, как сорную траву, отец убит, Готриг Корнуоллский ранен и пленен, пламя над крышами построек вздымается выше и выше…

А Модус стоит, оцепеневший, на берегу реки, сжимает в руках бесполезный меч. Что ему делать? Перебраться на тот берег и погибнуть вместе со всеми? Заколоться самому? Ну уж нет. Он отомстит. Обязательно отомстит!

…Карадог Косматый собирает войско. Со всего юго-запада Британии стекаются под его знамена остатки разбитых бриттских отрядов. Окруженная дремучими лесами долина, море шатров и палаток, дым костров, усатые воины в кожаных рубахах и накидках из шкур. Модус среди них – на потемневшем от копоти и дыма лице пробивается бородка. Он тренируется во владении копьем на пару с юношей, который выше и шире его в плечах – эдакий медведь, здоровенный и неуклюжий. Выпад, ложный замах, выпад. Модус более опытен и ловок, и вскоре юноша оказывается прижат к стволу молодого бука, острие копья у него под подбородком. Он поднимает руки в знак того, что сдается, и вдруг пальцы его дотягивается до высокой ветки, он ломает ее и обрушивает на голову Модуса. Модус падает навзничь, лицо искажается гримасой боли и досады; он хватает копье и ловко подсекает ноги противника – тот тоже падает. Оба сидят на траве, смеются. Юношу зовут Квентин.

…Войско Карадога наступает, занимая все новые и новые области Девона. Модус и Квентин бок о бок сражаются в самой гуще боя: бьют, рубят, крушат головы римлян. Горят римские форты, поля усеяны трупами в смятых стальных панцирях, бритты празднуют очередную победу при свете погребального костра… В священной дубраве на острове друидов Карадога объявляют королем Девона и Корнуолла. Модус и Квентин в зеленых туниках с бронзовыми фибулами на плечах – они в свите новоявленного короля.