«Если», 2011 № 04 - Журнал «Если»

Герберта Уэллса называют первооткрывателем многих фантастических идей. На самом деле это не совсем верно. Почти все его идеи (полет на Луну, вторжение с Марса, путешествие во времени, очеловечивание животных) так или иначе обыгрывались в мифологии, однако английский писатель сумел соединить их с естественнонаучными взглядами и вписать в интерьеры современной ему викторианской Англии. Таким образом получилось новое качество, а поскольку научно-техническая революция начала XX века до сих пор оказывает значимое влияние на развитие человечества, тексты Уэллса не стареют.

Существует множество экранизаций его книг. В 2010-м вышла очередная — картина «Первые на Луне», снятая по одноименному роману 1901 года. Эта экранизация является своеобразным ремейком британской киноленты 1964 года. Но если в старом фильме тайна первого космического полета, совершенного в начале века бизнесменом Бедфордом и профессором Кейвором, обретает гласность благодаря астронавтам международной экспедиции, высадившимся на Луну и обнаружившим там британский флаг, то в новой версии она становится достоянием подростка Джима, который на ярмарке случайно знакомится с Бедфордом — и на этот раз действие происходит в июле 1969 года, незадолго до прилунения «Аполлона-11». Что касается сюжета, изложенного Уэллсом, то он претерпел изменения в отдельных деталях, но основная канва бережно сохранена: англичане строят корабль с антигравитационным двигателем, летят на Луну, сталкиваются там с кастовым обществом селенитов, пытаются сбежать, разделяются…

Спецэффекты для киноленты, снятой в XXI веке, выглядят очень примитивно. Игра актеров и режиссерская работа тоже оставляют желать лучшего; встречаются и откровенные ляпы. Но «Первые люди на Луне» нельзя назвать совсем уж провальным фильмом хотя бы потому, что в нем сохранен прорывной дух эпохи первых космических полетов. Ну а темы ответственности ученых перед будущим и столкновения цивилизаций, похоже, никогда не утратят актуальности.

Антон Первушин

Тема

«История, старая как мир…» О чем это? Конечно, о любви. И о фэнтези.

Жанр фэнтези в начале этого века расцвел на экранах как никогда. Героическое направление, детско-подростковое направление и, наконец, успех романов Стефани Мейер и. последовавшей «сумеречной» киносаги всколыхнули интерес к фантазии романтической. В последнем случае можно говорить о народной любви «с первого взгляда», потому что популярности не способствовала ни формируемая десятилетиями аудитория, ни дорогостоящий маркетинг и стомиллионные бюджеты. Более того, очередные выпуски «Гарри Поттера» с усилением темы подростковых взаимоотношений все больше мигрируют в «сумеречную» зону. Пожалуй, история первой любви вампира Эдварда и старшеклассницы Беллы породила новый жанр — широкоэкранную «мыльную оперу» с мистическим оттенком.

Небывалая истерия вокруг влюбленных кровососущих может сформировать мнение, что «Сумерки» и есть канон «романтической фэнтези». Между тем этот киножанр имеет богатейшую историю, какой не могут похвастаться его старшие собратья.

Европы баловень Орфей

Довольно трудно судить, что именно считать началом романтической фэнтези в кинематографе. Ведь практически любой фильм для широкого зрителя не обходится без любовной линии, и фантастика здесь не исключение. И все же под романтической фэнтези мы будем понимать только те фильмы, где любовная линия — центральная, и собственно, ради нее картина и затеяна. Поэтому даже такие вроде бы яркие образчики, как «День сурка» Гарольда Рэмиса или «Плезантвилль» Гэри Росса, к романтической фэнтези если и относятся, то очень условно.

Нельзя точно сказать, когда же появился этот специфический жанр. Но можно утверждать другое — мощный толчок его развитию дала… Вторая мировая война. Хотя, если вдуматься, ничего удивительного нет. Конечно, подобные фильмы снимались и раньше. Однако именно после самой большой войны в истории и Европа, и Америка потянулись к возвышенным чувствам как символу победы жизни. На поставленный ребром вопрос: «Возможна ли поэзия после Освенцима?» — искусство однозначно ответило «да». Кинофабрики сразу нескольких стран выдали красивые сказки о любви. Символично и то, что любовь здесь почти во всех случаях выступала как противопоставление злу и смерти.

Попытки предпринимались даже в разгар военных действий. В 1942 году, во время немецкой оккупации, французский режиссер Марсель Карне снял картину «Вечерние посетители», известную также под названием «Посланники дьявола». За основу взята средневековая легенда. Мужчина и женщина, бывшие любовники, продавшие душу дьяволу, направлены хозяином сеять смуту на земле. Слуги врага рода человеческого под видом менестрелей проникают в некий замок, однако мужчина неожиданно искренне влюбляется в дочь его владельца. В дело вмешивается сам дьявол, но, кажется, и он не может устоять перед девушкой. Сделать же что-либо с влюбленными дьявол не в силах, даже обратив их в камень. Метафора противостояния фашизму здесь вполне прозрачна, а «поэтический реализм» Карне переводит сюжет во вневременное измерение.

В 1946 году в уже освобожденной от гитлеровцев Франции шла картина «Красавица и чудовище» Жана Кокто. Для съемок в фильме актер Жан Маре был даже временно отпущен с фронта, где служил водителем бензовоза. Классическая история до сих пор впечатляет незабываемым гримом протагониста, гротескно-жутким и в то же время трогательным из-за «кошачьих» черт. Маре исполнил в картине сразу три роли: чудовища в двух ипостасях — зверя и принца, а также его соперника в борьбе за руку и сердце Белль по имени Авенан. Таким ходом Кокто выразил главную мысль картины: любовь может превратить чудовище в человека и наоборот.

Еще до войны Кокто начал снимать трилогию об Орфее. Самой известной стала вторая часть триптиха — «Орфей» (1950). Античный миф режиссер перенес в современные ему парижские реалии. Здесь в поэта-авангардиста Орфея, которого играет все тот же Маре, влюбляется сама Смерть. Она носит облик вовсе не старухи (как, например, в позднем фильме Алена Делона «Переход»), а эффектной Принцессы, своеобразной роковой брюнетки. Ради своей любви Смерть готова забрать беременную жену поэта Эвридику. Но к Эвридике начинает испытывать глубокое чувство служащий Смерти Эртебиз, выполняющий роль Харона, только вместо ладьи у него — фешенебельный «роллс-ройс». Так рождается необыкновенный любовный четырехугольник. Загробное царство, куда должен войти Орфей, напоминает диктаторский режим, а дерзкая выходка Смерти, которая сначала похищает Эвридику, но затем жертвует собой, чтобы вернуть поэта и его жену к жизни, выступает актом сопротивления.