Принцип высшего ведовства - Анна Клименко

После этих слов у меня появилось стойкое ощущение де жа вю. А что, вдруг призраки совершенно неразумны и просто-напросто повторяют ту единственную мысль, с которой покинули сей бренный мир?

– Эммм… Спасибо за совет, – я бросила взгляд на дверь. Может, все-таки поспешить к Эрику?

– Ну так беги, беги! – Малика даже подпрыгнула от нетерпения, и многочисленные ее пышные юбки зашуршали, – беги из логова зверя!

Но я – я уже была не той доверчивой Лерочкой, которая перепугалась до полусмерти при виде искалеченной спины Малики.

– Я уже один раз сбежала. И что в результате? Чуть не погибла.

– И ты полагаешь, что он тебе поможет? – привидение скривилось, – да ты же пешка, твоя жизнь и без того ничего не стоит. Особенно для него.

Я зевнула. Да, все это мы уже где-то слышали. А призраки… Вероятно, им просто уготована такая участь – надоедать всем и каждому бестолковыми воплями и звоном цепей.

Хм. Любопытно, чем же Эрик так досадил этой милой барышне, что она его продолжает ненавидеть и после смерти? Нет, конечно же, казнь – дело серьезное. Может быть, даже повод для посмертной ненависти?

Тут я подумала еще минутку и пришла к выводу, что как раз об этом и стоит расспросить Малику. Пусть расскажет побольше об Эрике, а то ведь я здесь как слепой котенок, в то время как за моей спиной плетутся интриги.

– Послушай, – я кое-как изобразила дружелюбную улыбку, – а расскажи мне… про него? За что ты его так ненавидишь?

– Его? – и Малика вдруг начала… расцветать. Появился нежный румянец на щеках, грудь, сдавленная корсетом, начала вздыматься часто-часто, – как я могу ненавидеть учителя? Я его люблю! За то, что он разорвал мои оковы, за то, что показал истинную свободу и истинную власть. Господи, кто я была? Всего лишь воровка, умеющая вскрыть любой замок! А он даровал мне силу, и власть…

Я замотала головой.

– Погоди, погоди! Ты о ком? Я же спросила про Эрика… Вернее, про Генриха…

Малика, словно очнувшись, уставилась на меня – и ее сочная красота начала стремительно гаснуть, словно в фонаре с цветными стеклами прикрутили фитиль.

– Я не знаю, кто такой Генрих, – сокрушенно призналась она, – я не…

– Хорошо, тогда… Расскажи про Генри. От кого я должна бежать?

Наверное, сознание Малики путалось. Скорее всего, призрак когда-то живой девушки перемешал все воспоминания, и теперь наугад тянул их – то одну карту из колоды, то другую. Иначе – откуда бы взяться речам «про любимого учителя»?

– Генри, – вымолвила она, – Генри…

И как-то странно глянула на меня – я была готова поклясться, что в темных глазах призрака заблестели слезы.

– Я его любила… когда-то. И я спасла ему жизнь, так пожелал его добрый ангел. А потом… он предал меня… и…

В тот же миг взметнулись вверх кружевные юбки, и Малика навалилась на меня, вжимая в постель. Призраки, будь они неладны! Да мне и в страшном сне не могло привидеться, что суставы затрещат под весом – и кого?!! – привидения!!!

– Он тебя тоже предаст! – прошипела Малика мне в лицо, – предаст и бросит, когда ты станешь не нужна! И тогда мой учитель… он все равно одержит верх!

Я почувствовала на шее холодные пальцы. Черт. Только и осталось как быть задушенной призраком ведьмы! И, Боже, как трудно сохранять хотя бы остатки хладнокровия, задать последний вопрос…

– Где сейчас твой учитель?!! Где он?

– Я не выдам того, кто открыл мне истину! – Малика вдруг издевательски захохотала.

Раз – и она порскнула куда-то в сторону, словно крыса от огня. Я так и осталась лежать на постели, растирая шею.

Черт, погано-то как, а? Точно, останутся синяки. Что я Эрику скажу?

Я потянулась за часами, которые оставляла на тумбочке: светящиеся в темноте стрелочки показывали два часа ночи. До рассвета еще было ох как далеко… А интуиция безжалостно подсказывала мне, что развлечения только начинаются.

…И я решила не спать. Чтобы не слипались так отчаянно глаза, перебралась из постели в жесткое кресло, села, выпрямившись.

Через приоткрытое окно в комнату лилась ночная прохлада середины апреля, прихотливое переплетение запахов травы, земли и воспоминаний о солнце. Малика ушла и, судя по всему, возвращаться не собиралась; пугающий профиль Михаила тоже временно исчез, а Эрик наверняка просматривал сон десятый об аутодафе – ну, или что там может сниться инквизитору?.. Я почувствовала себя почти как дома. Положила руки на подлокотники – так приятно ощутить под пальцами теплое полированное дерево. Глянула на часы – пол-третьего. Но на дворе апрель, и до рассвета еще далеко. Есть время и подумать, и потренироваться, особенно если впереди меня подстерегали тысячи опасностей: я могла быть съеденной демоном, меня мог убить колдун по имени Яков, а Генрих, то есть Эрик, вполне был способен возложить меня на алтарь собственной ненависти…

Я взгрустнула. Затем, чтобы отвлечься, решила потренировать свое загадочное ментальное поле – ну, мало ли что? Вдруг да пригодится в скором времени? Один раз это у меня уже было. Да-да, там, на железном столе. Остро наточенный полумесяц очень мило разлетелся в крошево, а потом… ох, это дивное ощущение осколков хрусталя, врезающихся в мягкую, податливую плоть… Я с ужасом поняла, что плотоядно облизываюсь, затрясла головой. Ха-ха, Лерочка. Сумасшествие близко, как никогда?..

У стены напротив окна стояла высокая этажерка, такая же хрупкая и белая, как сахарный замок на свадебном торте. Лунный свет, запутавшись в тонких занавесях, выхватывал из густого мрака спальни часть полок, уставленных совершенно бесполезными на мой взгляд вещами. И чего там только не было! Хрустальные шары, большие и маленькие, малахитовые пасхальные яйца в подставках, караван слоников из флюорита, несколько «денежных» деревьев со стволиками из золотистой проволоки и самоцветами вместо листьев… Я выбралась из кресла, придирчиво осмотрела все эти бесполезные богатства и выбрала один из шаров. В конце концов, если бы он разделил судьбу моих стеклянных стопок, Эрик вряд ли заметил бы пропажу, при таком-то изобилии.

Хрустальный шар – на стол. Он тут же попытался самовольно скатиться на ковер, и затем был предусмотрительно помещен в гнездышко из моей водолазки. Я – обратно в кресло, расслабленные руки на подлокотники, ноги на пуфик. Последний взгляд на часы… Ага, четыре. Утро близится, но сколько еще можно успеть!

И я приступила воспитанию собственного ментального поля.

Но как повторить то, что произошло в подвале?.. Здесь ведь все спокойно, ничто и никто не пытается перерезать мне горло…

Память, память моя. Своенравная темная лошадка, которая взбрыкивает тогда, когда не нужно – и хранит презрительное молчание, когда я хочу вспомнить, почувствовать. Что же тебе нужно, а?