Ничего личного - Наталья Андреева

– Конечно, коттедж дежурной сдавать будут другие. Ирина Сергеевна заплатит, Валерия Семеновна приберет…

Леонидов поспешил ретироваться в свой номер. Сережка чистил зубы, Саша уже умылась и теперь причесывала волосы перед зеркалом. Он поставил на стол тарелку со столовской едой и виновато сказал:

– Саш, я там ночью устроил маленький погром, повариха ругается. Может, ты ей поможешь все убрать?

– Маленький погром, это как? – осторожно спросила Саша.

– Ну, разбил пару стаканов.

– Маленькая ты моя свинья. Кстати, а что это у тебя на лице? Боже! Это же мой французский тональный крем! Причем весь!

– Там еще осталось.

– Леша!

– Жадная, да? Я тебе новый куплю.

– Не пройдет и года. Ладно, иду, – вздохнула жена и вышла в холл.

Вскоре там начали появляться и другие женщины. Послышались голоса. Алексей прислушался:

– Сейчас позавтракаем, и будем собираться. Надо домой заехать, а потом уже на кладбище, – сказал кто-то.

Алексей подумал, что пора, и вышел в холл. Разбитую посуду и грязные тарелки уже убрали. Вскипел чайник. Кутаясь в любимый вязаный платок, вышла Серебрякова. Последним появился Саша Иванов. Его вид Алексея полностью удовлетворил. Синяк под глазом у Иванова был гораздо больше. Разумеется, все это заметили. И соединили их взглядами. Но подкалывать стали только над Сашей Ивановым. Алексей списал это на французский тональный крем. Не зря он извел полтюбика. А Барышев врет.

Когда сели за стол, Ирина Сергеевна задумчиво сказала:

– Что-то Оленьки не видно.

– Наверное, спит еще, – неуверенно предположил кто-то.

– Надо разбудить, – заметила Марина. – У нас не так уж много времени: на похороны опоздаем. А нам еще коттедж сдавать. Сколько можно спать?

– Да-да, – кивнула Серебрякова. Манцев направился к двери Ольгиного номера, постучал и громко сказал:

– Ольга, сколько можно спать! Народ только тебя ждет!

За дверью никто не отозвался.

– Оля! – Манцев забарабанил в дверь кулаками.

Тишина.

– Да что там такое? Может, она давно встала? Никто Ольгу не видел? – спросила Марина, обращаясь к присутствующим.

– Да не было ее в холле, – уверенно заявила Корсакова, намазывая маслом хлеб. – Я здесь с самого утра, первая пришла. Из их комнаты никто не выходил.

– Маринка, а ты разве не там ночевала? – сообразил Манцев.

– Представь себе, нет!

– Значит, Ольга там одна?

– Да стучите вы! Сильнее!

Леонидов почувствовал легкий озноб. И кинулся к двери, на помощь Манцеву. Забарабанил в нее кулаками, не чувствуя больше боли в руке:

– Ольга! Откройте!

За дверью по-прежнему не раздалось ни звука. Алексей повернулся к Барышеву:

– Серега, ломать надо.

Барышев с разбега ударил мощным плечом. Дверь завибрировала, но не поддалась.

– Мужики, помогите ему! – крикнул Леонидов.

Они собрались гуртом и вместе налегли на дверь. С третьей попытки та подалась, с мясом вывернувшись из петель. Мужчины ввалились в номер. Алексей похолодел. Самые мрачные его предчувствия оправдались.

Ольга, скрючившись, лежала на кровати, спиной к стене. Длинные светлые волосы свесились вниз и концами доставали почти до самого пола. Она была в рубашке, похожей на мужскую, но без джинсов, с голыми ногами. Беспорядка в комнате не было, одежда аккуратно висела на спинке кресла. На столе были уже знакомый Алексею пузырек с таблетками и записка. Пузырек был пуст, краешек вырванного из блокнота листка был придавлен им к столешнице. Чтобы не улетел. Алексей выдернул из-под пузырька записку и быстро прочитал. Потом невольно покачал головой: вот оно что!

В дверь уже заглядывали испуганные женщины. Раздались ахи, вздохи.

– Она выбрала, – сказал Леонидов и повернулся к Барышеву. – Ты у нас специалист по вызову милиции. Иди, что стоишь? А вы все выйдите, это не Третьяковская галерея, нечего здесь смотреть.

– У меня есть сотовый, – раздался в холле сдавленный голос Серебряковой. – Я сейчас сама позвоню Семеркину.

Мужчины толпой, теснясь в дверях, вышли из номера. Вид у них был подавленный. Алексей первым делом взял с соседней кровати простыню и накрыл Ольгины голые ноги. Ему, как и всем, было не по себе. Кто ж мог такого ожидать? Вот тебе и юношеский максимализм! Выбрала, называется! А записка-то все объясняет!

Он профессиональным взглядом окинул номер. Нет, здесь все чисто. Замок на двери цел. Конечно, почерковедческую экспертизу надо А делать. Подлинная ли записка? Но, скорее всего, что подлинная. И ночной диалог с Ольгой полностью подтверждает ее намерения. Это был нервный срыв. Она с собой не справилась. Если бы он знал, что Нора оставила ей пузырек с таблетками! Вдруг в памяти всплыло: это же Ольга заваривала ему чай…

Вдруг в холле раздался шум.

– С Ириной Сергеевной плохо! – крикнул кто-то.

Народ, словно обрадовавшись, кинулся в разные стороны: кто за водой, кто за нашатырем, кто за телефоном. Правильно: живым надо думать о живых. Ольге-то уже не поможешь. В суматохе Алексей улучил минутку и подошел к Саше Иванову, с силой сжал его плечо.

– Что ты ей ночью сказал, сволочь?

– Ничего я не говорил, – Иванов был бледен, отчего синяк под глазом казался черным.

– Ты последний ее видел! Я тебя, гад, в тюрьму засажу!

На них начали оглядываться.

– Тише ты! Заткнись! – огрызнулся Иванов. – Я как лучше хотел. Мы нормально расстались.

– Ты к ней в постель пытался залезть? Лапал?

– Да ничего я не делал! – Иванов дернулся, скинул с плеча его руку.

– Почему она тогда отравилась?

– А я откуда знаю? Ты сам во всем виноват! Нечего перекладывать с больной головы на здоровую! Это ты ее довел до самоубийства!

– Врешь! Ты был здесь последним! Что было?

– Да, ничего. Говорили.

– Сколько?

– Минут десять.

– О чем?

– Я просто сказал, что никто ее не уволит, что я сам буду делать все, что она скажет. Вместо Паши буду. Вот и все.

– И полез к ней в постель?

– Да я просто сказал! Подумаешь, подкатиться к свободной бабе! Тоже мне, криминал! Да я даже жениться на ней был готов!

– Только она не захотела. Лучше уж на тот свет…

– Да не из-за меня она! Не из-за меня! Здесь была записка! Где записка?!

– Где надо.

– Ты ее в карман сунул! Я видел! Да ее совесть замучила! Это она Пашу убила! Она! Все знают!

– Заткнись.

– Кто убил Пашу? – спросила вдруг осевшим голосом очнувшаяся Серебрякова.

В холле повисла пауза. Тишина была, что называется, мертвой. Иванов облизнул губы и сказал:

– Да, она пошла на балкон, чтобы послушать, как Валера будет Пашу ломать. Я просто хотел, чтобы она узнала, что Паша бабами не дорожит. Даже такими порядочными.

– Но ты же ничего не видел?

– Костя видел.

– Костя, ты видел, как Оля толкнула Павла? – и Серебрякова напряглась.

– Какая разница, кто толкнул?

– Как же так, Костя? Это не может быть Оля!

– Она. – Манцев отхлебнул из стакана остывший чай и виновато сказал: – Извините. В горле. Пересохло. Да, я все слышал. Я на диване лежал, когда они заспорили: Валера и Паша Сергеев. Потом Валера Пашу все-таки уломал.

Они заговорили в другом тоне. Мириться начали. Он… То есть Паша, все никак не мог протрезветь. Начал вдруг к Валере лезть, обниматься, другом называть. Мы, мол, такие дела вместе будем делать… – и Манцев внезапно замолчал.

– Продолжай, – сдавленно сказала Серебрякова.

– Ольга все это слышала. Пряталась в мансарде, в летней комнате. Потом Валера начал Пашу убеждать, что с Ольгой тот далеко не уедет. Еще сказал: «Такому, как ты, порядочные девушки не нужны. Только обуза». А Паша сказал: «Зато знаешь, какая она страстная? Тебе так ни одна баба не дает». Ну и всякое там прибавил, чего мужики обычно друг другу говорят. Наедине. Я, извините, повторять не буду.

– А ты лежал и слушал, как они Ольгу обсуждают? – спросил Алексей. – И знал, что она тоже все это слышит?

– А что мне было, туда, что ли, бежать? – обозлился Манцев. – Я же не знал, что она такая психованная! Когда Валера начал по лестнице спускаться, она, как фурия, выскочила из-за двери. И кинулась на Пашу. Паша сначала испугался, а потом начал смеяться, я же говорю, что он был пьяный! И говорит: «Хорошо, что ты все слышала, ты у нас гордая, сцен устраивать не будешь. Расстанемся по-хорошему. Спасибо за доставленное удовольствие. Причем бесплатное». Тут Ольга ударила его по щеке. А он еще больше начал смеяться. Я, говорит, люблю таких горячих девочек. И она вдруг разозлилась и изо всех сил толкнула его в грудь. А какая бы не удержалась? Паша потерял равновесие и свалился с балкона. Он и так едва на ногах держался. Она не хотела его убивать. В последний момент даже пыталась удержать, схватилась за рубашку. Я слышал, как ткань затрещала. И если бы он не попал случайно виском на этот угол, ничего бы не было. Видно, Бог шельму метит. Ольга испугалась, когда Паша упал, и кинулась к перилам. А тут и Валера спустился. Когда он увидел, что я с дивана поднимаюсь, тоже испугался. Потом Саша и Эльза из боковой комнаты выскочили, Валера сразу закричал: «Это не я, это не я! Костя, скажи, что это не я!» А я сказал, что ничего не слышал и не видел до того момента, как он, то есть Валера, к телу подошел.