Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные - Константин Радов

- Зачем вам, юноша, эти древние небылицы? - князь Дмитрий Михайлович никак не мог оставить в покое мой возраст, слишком юный, по его мнению, для чина полковника. - Пусть вы недостаточно искушены в воинском искусстве, в армии достаточно опытных генералов, достойных быть вашими наставниками.

С ангельским терпением и простодушным видом я объяснял, что европейский опыт не всегда применим на Востоке, каждый противник требует особой тактики, а прошлую турецкую войну из нынешних военачальников в генеральских чинах отвоевали только Шереметев да Репнин.

- Поэтому я еще раз прошу вашего позволения сделать экстракты из воеводских архивов о действиях против турок и татар. Русские не один век воюют с этим неприятелем, а многие немцы первый раз его увидят. Если вы недостаточно доверяете моему секретарю, я готов заплатить канцеляристам за работу в неурочное время.

Собеседник был опытным, хладнокровным дипломатом, но теперь княжеская бровь приподнялась с оттенком удивления: нечасто иноземцы изъявляли желание учиться чему-либо у русских.

- Нет, присылайте своего писаря, я прикажу помочь ему без всякой платы. Можно сделать еще списки некоторых рукописей собственной моей библиотеки, в воеводской канцелярии вы мало для себя найдете. Не стоит благодарить - все сие на пользу Отечества.

После этой беседы стало заметно, что князь Дмитрий Михайлович, не любивший как иноземцев, так и выскочек (я попадал в обе категории) стал относиться ко мне если не благожелательно, то хотя бы более терпимо. Идея соединить русский военный опыт с новейшей европейской тактикой казалась достаточно необычной, когда отечественная старина подвергалась гонениям.

Наиболее успешными в полуторавековой борьбе с Крымом были две методы. Первая - походы морем из устьев Днепра и Дона, от Даниила Адашева при Иоанне Васильевиче, до запорожцев, ныне перешедших на сторону врага. Вторая - неуклонное продвижение в степь аналогичных римским лимесам засечных линий, с крепостями в главнейших пунктах. Когда-то крымцы жгли Москву, потом их останавливали под Тулой, с тех пор Россия шагнула до Азова и Каменного Затона. Однако подданные были вправе упрекнуть Петра за нерадение: оборона южных рубежей опиралась на линии, созданные еще отцом государя и отставшие от нынешних нужд. Не были закрыты громадные дыры, возникшие из-за измены казаков и расправы с ними. Чем больше я изучал систему защиты, тем сильнее хотелось переделать ее на свой лад. Вторая, дальняя цель изысканий в киевских архивах как раз и заключалась в поисках пищи для размышлений о такой перемене.

Очень скоро мне стало не до размышлений. Трудности увеличивались с каждым переходом. Особенно тяжек оказался шестидневный марш между Днестром и Прутом в невыносимую летнюю жару. Я готов стоически переносить любые тяготы воинской жизни, которые случаются по естественным причинам, - происходящие же по недомыслию начальства воспринимаю с хорошо скрытым бешенством. Не было никакого препятствия маршировать ночью и в прохладные утренние часы, останавливаясь на дневку вместо ночлега. Сбиться с пути на открытой, как ландкарта, безлесной равнине при звездах труднее, чем днем, а сигнализация и обозначение колонн в темноте потайными фонарями известны со времен Древнего Рима. Никто, кажется, не подумал об отличии предлежащей сухой степи от болот восточной Литвы, где начиналось мое воинское поприще в России. Воспоминание, как перед боем при Добром переправлялись вброд, по грудь в ледяной воде, было подобно памяти об утраченном рае. В полдневный зной тяжело навьюченные солдаты десятками падали замертво; многих можно бы спасти, напоив и обливая водой, но и ее не хватало. Мне пришлось поделиться своими драгоценными бочками: представьте, в большинстве полков имели только солдатские жестяные фляги, и ничего больше! Легкомысленное отношение к солдатским нуждам заразило даже лучших: генерал Алларт, опытный воин и отличный инженер, девятнадцатого июня рапортовал, что дивизия его марширует вдоль реки Реут, а уже двадцатого жаловался на недостаток в воде и невозможность копать колодцы!

Остановившись на Пруте не доходя Ясс, мы наконец принуждены были бороться не с одними натуральными силами, но и с неприятелем: пока только крымскими татарами, знакомыми мне по зимней кампании на Украине. Они словно старались рассеять пренебрежительное мнение о них как о трусливых негодяях, не осмеливающихся на бой с регулярным войском, и большими отрядами атаковали наши кавалерийские пикеты, состоящие чуть не из целого драгунского полка. Дважды крымцам удавалось, опрокинув драгун, нанести им тяжелые потери, до половины численности, и только вовремя оказанный сикурс спасал остальных. Подтверждались слова знающих людей о различии, делаемом этим народом между походом за добычей (в коем самое важное - сберечь себя) и настоящей войной. Однако татары все же предпочитали косвенные способы действий, разорив земли на много верст вокруг, а в южном направлении осквернив и испортив все колодцы по обе стороны Прута. С поправками на местность это была та же стратегия, что Петр применял против шведской армии тремя годами раньше. Для довершения сходства государь, по необходимости, принял излюбленный принцип Карла - снабжать армию за счет вражеской страны, и понадеялся на запасы валашского господаря, якобы сложенные близ Дуная и способные продовольствовать армию. Откуда знать, что их не постигнет участь Батурина? Страны, где власти не уважают собственность подданных, мало удобны для чужеземных армий: всегда есть риск найти перед собой пустыню.

Сама природа здешняя, кажется, вступила в коалицию с турками против нас. Прежде мы встречали саранчу только ползающую, а тут - летучую, несметные стаи которой пожирали степные травы почти без остатка. К трудностям с провиантом прибавился недостаток фуража. Я не сразу понял, насколько это опасно.

Еще не имея сведений о турецкой армии, мы были наполовину побеждены. Это не могли сделать одни татары, или, смешно сказать, одна саранча. Но татары вкупе с саранчой - пожалуй.

Если бы их легкая конница не рыскала вокруг, выпас лошадей затруднился бы - однако не катастрофически. Просто больше пространства требовалось под пастбище. А с такими соседями фуражировку следовало надежно прикрывать. В нетронутой степи половина кавалерии нашей вполне смогла бы защитить участок, достаточный для прокормления коней второй половины и обоза. После саранчи потребная площадь умножалась вдесятеро, следовательно, периметр - в три с лишним раза. И как прикажете обеспечить прикрытие в присутствии многочисленной орды, нетерпеливо ожидающей удобного случая к атаке? Инфантерию использовать? Ее нужно в несколько раз больше, чем конницы, к тому же подобные ежедневные выходы после марша крайне утомительны: одна неделя, и солдаты будут не способны к бою.

Падеж лошадей начался вскоре после переправы через Прут и постепенно принял масштабы, угрожающие совсем лишить нас конницы, артиллерии и обоза. Это прозвучит парадоксом, но нам еще повезло столкнуться с турками всего через неделю марша вдоль реки на юг - чем дальше, тем вернее была гибель войска.

Седьмого июля из авангарда прискакал подполковник Фейт с известием о переправе турецкой армии и встрече с нею драгунской дивизии генерала Януса фон Эберштедта, собственно весь авангард и составлявшей. Очень сильно уступая неприятелю, драгуны могли только ретироваться по-пехотному, спешившись и образовав каре. Пятнадцать верст, отделявшие дивизию от главных сил, они шли без отдыха почти сутки, будучи вынуждены то и дело останавливаться и отражать атаки вражеской кавалерии. Следующим утром, на рассвете, я первый раз в этом походе имел удовольствие вести в бой один из своих батальонов, в составе отряда барона Николая д'Энсберга, высланного для поддержки фон Эберштедта.

Хотя сей генерал лишь в предыдущем году поступил на русскую службу, мы с ним уже встречались прежде - по разные стороны крепостной стены. Когда маршал Виллар начинал баварский поход, а юный лейтенант Джованетти куролесил, как жеребец, ужаленный змеею под хвост, д'Энсберг в должности обер-коменданта оборонял крепость Кель, лежащую на правом берегу Рейна против Страсбурга, и уступил не прежде, чем исчерпал все средства против многократно сильнейших французов. Неспешным шагом едучи рядом с ним на отличном гнедом коне, подаренном белоцерковскими казаками, я размышлял, стоит ли заговорить об этой истории. Прежняя принадлежность к враждебным армиям здесь не имела никакого значения, кельская оборона составляла славную страницу войны, но будет ли уместен такой разговор с вышестоящим? Четыре ступени служебной лестницы между нами - дистанция большая, а держался барон весьма высокомерно. Не хотелось нарываться на унижение. Решив отложить воспоминания до удобного случая, я предпочел более животрепещущую тему: