Русская идея: иное видение человека - Томас Шпидлик

«Вне Церкви нет спасения»[1061]: таким образом, Церковь тоже вовлечена в процесс спасения космоса. Она есть, как говорит П. Светлов, орудие осуществления Царства Божия в нравственном и космическом смысле[1062].

Или, как говорит Вл. Лосский, «вся вселенная призвана войти в Церковь, стать Церковью Христовой, чтобы, по свершении веков, преобразиться в вечное Царство Божие»[1063].

Василий Розанов упрекал официальную Церковь в том, что она не заботилась о проповеди этой истины в достаточно ясной форме. И потому христианство несколько померкло. А причина в том, что христианство не космологично и, следовательно, не может ни приспособиться, ни силой и разумом противостоять космологическому сознанию человечества, которое выросло в научном обществе[1064].

Эволюция мира

Для Отцов[1065] проблема заключалась в следующем: как примирить идею апокатастасиса, возвращения в Рай, с идеей постоянного прогресса, т. е. «эволюции, которая ведет мир к совершенству любви»[1066]. Для современного человека проблема заключается еще и в примирении библейского рассказа о сотворении мира с научными эволюционистскими теориями. Однако это не затрудняло Вл. Соловьева, наоборот, он полагал, что только христианство может осмыслить несовершенную теорию Дарвина. Материалисты хотели бы рассматривать высшие формы как производные от форм низших, но очевидно, что это неверно. С богословской точки зрения, эволюция основывается на противоположной исходной позиции: будущее придает смысл прошлому и объединяет историю вокруг этого смысла[1067]. «Из того, что высшие формы, или типы бытия, являются или открываются после низших, никак не следует, что они суть произведение или создание этих низших. Порядок сущего не есть то же, что порядок явления… Каждое появление нового типа бытия есть в известном смысле новое творение, но такое, которое менее всего может быть обозначено как творение из ничего, ибо… материальною основой для возникновения нового типа служит тип прежний»[1068]. «Одухотворяющая работа человека над своею телесностью и над земною природой вообще окажет свое благотворное воздействие назад, в прошедшее, лишь тогда, когда цель будет достигнута: прошедшее получит полноту своей действительности только в будущем»[1069]. Итак, единственное истинное объяснение мировой эволюции возможно только в рамках христианского эсхатологического вйдения. И на основе этого Вл. Соловьев вьщеляет четыре этапа всемирной истории: 1) от самого начала до первой живой клетки; 2) от начала жизни до homo sapiens', 3) от первого человека до Богочеловека; 4) от исторического Христа до полноты Христа космического[1070]. Эти этапы соответствуют творению мира, рассматриваемого как постепенный и упорный процесс, как «медленное и мучительное рождение», как борьба Софии с хаосом[1071].

III. Бегство от мира

Двоякая ценность мира

Противопоставление двух возможных отношений к миру встречается уже в Библии и поддерживается всей последующей традицией: с одной стороны, ощущается необходимость открыть во вселенной Бога, а значит, освятить, полюбить мир; с другой — хочется бежать от мира, поскольку любовь к Богу и любовь к миру представляются несовместимыми[1072]. Стремление как–то разрешить это противоречие способствовало возникновению различных форм монашеской жизни[1073].

В России подобное желание охватило все сферы общества: общественные, церковные, гражданские. Всем полюбилась программа, позднее так замечательно сформулированная П. Евдокимовым: «Освятить мир—значит заставить его перейти из состояния дьявольского в состояние сознательного творения, признающего Бога. Никакая форма жизни или культуры не может ускользнуть от универсализма Воплощения. Образ всего самого совершенного, Христос, взял на Себя ношу священства, но вместе с тем и ношу мирянина, ношу всех служений мира. Бог возлюбил мир в его греховном состоянии!»[1074] Но с другой стороны, каким слабым должен почувствовать себя человек перед лицом такого предначертания: зло мира подавляет его и подвергает опасности. И потому он стремится не поддаться злу и отойти от мира.

Такая практика больше воплощается в жизнь в какие–то одни периоды в отличие от других, например, в эпоху татаро–монгольского ига, или в кризисную эпоху раскола[1075]. Однако наиболее типичным русским способом бегства от мира стало странничество, образ жизни паломника.

Паломничество и паломники

Один протестант[1076], посетивший Россию в XIX веке, был поражен любовью, с какой русские относились к паломничествам[1077]. Обычай совершать паломничества очень древний. Самые первые письменные памятники христианской Руси свидетельствуют о том, какой притягательной силой обладала Святая Земля для христиан. Еще преп. Феодосий Печерский пытался попасть туда с группой паломников[1078]. Обет добраться до Палестины приносили не только церковнослужители, но и многие простые верующие. В древнем Киеве паломники имели право просить помощи у Церкви[1079]. Те, кто отправлялся в паломничество, часто оставляли путевые заметки[1080]; наиболее известным является путевой дневник некоего Даниила, «игумена земли русской», который провел шестнадцать месяцев в Палестине между 1106 и 1108 годами[1081].

И Константинополь привлекал многих паломников. Существует рассказ одного новгородца, Добрыни Ядрейковича, который побывал там около 1200 года, до того как стал монахом, приняв имя Антония. Позже он стал архиепископом Новгородским[1082]. Любопытно, что не сохранилось никаких описаний паломничеств на Афон.

Среди наиболее посещаемых святых мест русской земли самые известные — Троице–Сергиева Лавра и Киев, а позднее — Задонск, где находилась могила святителя Тихона Задонского, и Саров, где покоились останки преп. Серафима Саровского, находящиеся сейчас в Дивеево[1083].

Размах паломничества в истории России был таким, что историк В. Ключевский видел в нем черту национального характера и утверждал, что паломники составляли особый социальный класс общества, который, как таковой, следует рассматривать отдельно[1084]. Нищенствующие странники, бродячие слепцы пели «духовные стихи» на папертях церквей, у дверей монастырей. Большинство из них совершали паломничества по святым местам, от Царьграда (Константинополя) до Иерусалима[1085].

Мужчины и женщины, принадлежавшие к самым разным слоям русского общества, на какое–то время порывали со своими семьями и пускались в путь, привлеченные дальними краями. В конце своей жизни Г. Сковорода пришел к заключению, что вся наша жизнь — это странствие[1086]. И о Льве Толстом говорили, что он умер как странник[1087].

Известно, что русская литература часто обращалась к образу «мистического странника»[1088]. В 1873 году Николай Лесков опубликовал в Русском Мире роман–повествование о странствии, в котором он выводит на сцену странника по призванию, представителя определенного народного типа, в котором соединяются как наиболее низкие наклонности, так и самые положительные качества[1089]. И сегодня во всем мире известны знаменитые Откровенные рассказы странника[1090], как и очерк архимандрита Спиридона Из виденного и пережитого[1091].

Духовный аспект странствий

В Библии путешествия, паломничества, странничество, — все эти понятия имеют очень обширную гамму значений. В различных контекстах они могут быть знаком полученного наказания или покаяния, очищения, определенного ритуала, выполнения обещания или знаком встречи с Богом[1092].

Мистика странствования начинается с открытия того, что познание Бога не ограничено рамками только разума. Для сравнения можно уподобить этот опыт опыту человека, который действительно пытается жить в соответствии с нравственными правилами и нормами христианской жизни, следуя традиционным установлениям. Но наступает день, когда его охватывает чувство бесполезности всего, что он делает, чувство ненадежности, тревоги, ощущения бездны, в которую погружаются все его благие дела, все, что он любит, все, что есть он сам. Подобный опыт является общим для всех людей, всех народов. Но, по утверждению Н. Арсеньева[1093], в душе русского человека все это часто бывает выражено более резко, неожиданно, страстно. Эту «ностальгию по пространству» пытались объяснить причинами географического порядка, властью земли, оказывавшей большое влияние на душу крестьянина и наложившей столь сильный отпечаток на национальный характер. И вот потому, что этот мир не мог удовлетворить потребности души, человек отправлялся в путь на поиски потерянного Рая, жилища, где Бог обитает с людьми[1094]. Старец Силуан во времена своего детства слышал, как книгоноша, приглашенный в их дом отцом мальчика, пытался доказать, что Бога не существует. И Силуан принял решение: «Когда вырасту большой, то по всей земле пойду искать Бога»[1095].