Семь сестер. Сестра солнца - Райли Люсинда

– Вот и отлично! А сейчас беремся за яйцо. – Джулиус взял чайную ложечку со своего подноса и энергично постучал ею по яйцу. – Как всегда, переварено. – Он тяжело вздохнул. – Уже сто раз напоминал тетушке, каковы должны быть стандарты питания в этом доме, а заодно говорил и о полнейшей профнепригодности ее нынешней кухарки. И все как о стенку горохом! Тетя Одри старательно делает вид, что она меня не слышит. – Он откинулся на спинку кресла. – Как такое можно есть? Остается лишь одно: пить и еще раз пить. Ваше здоровье, Сесили. – Он взял стаканчик и выпил все, что там осталось. – А сейчас расскажите мне лучше о своей жизни в Нью-Йорке. – Он снова наполнил стаканчик и протянул его Сесили. – Я там никогда не был, но все говорят, что город просто замечательный.

– Да, так оно и есть. Везде громоздятся небоскребы, взметнувшиеся до самого неба, но полно и широких, открытых пространств, так что клаустрофобия в Нью-Йорке никому не грозит. Наш дом расположен рядом с Центральным парком, там можно гулять часами, накручивая милю за милей, и при этом не встретить ни единой живой души. Мне кажется, город вобрал в себя все самое лучшее, что есть в Старом и Новом Свете. К тому же это мой дом. – Сесили неопределенно пожала плечами. – Я люблю его.

– Но объясните мне, ради всех святых, если вам так хорошо дома, то какого черта вы срываетесь с места и несетесь уже буквально через пару дней в африканские джунгли?

– Потому… потому что меня пригласила к себе в гости моя крестная мать.

– Прямо сейчас? – Джулиус впился взглядом в лицо Сесили. – И это с учетом того, что в Европе сегодня очень неспокойно, а в случае чего Кения обязательно окажется втянутой в войну. Полагаю, есть и более веские причины для такого рискованного путешествия.

– Я… я собралась замуж, но потом все расстроилось.

– Понятно. – Джулиус снова отхлебнул из их общего стакана. – И тогда вы решили бежать прочь.

– Надеюсь, я не столько убегаю прочь, сколько бегу на поиски чего-то нового. Представился удобный случай побывать в совершенно иной для меня обстановке и среде, и я решила воспользоваться им.

– Разумно. Мне вообще нравится ваш позитивный склад ума. А что может быть хуже Вудхед-Холла, да еще в разгар зимы? Уверяю вас, везде намного лучше. – Джулиус снова вздохнул. – Но такова уж моя планида. Если, конечно, не вспыхнет война. Тогда я облачусь в военную форму и отправлюсь умирать куда-нибудь на край света. А потому надо ловить момент, пока еще есть время. Вы согласны? – Он снова наполнил стакан. – Возможно, я стану вторым Рупертом Бруком, воспою тяготы уже новой войны. Но будем надеяться, что мне повезет и я не закончу свои дни на поле сражения в битве за полуостров Галлиполи.

– Простите, а кто такой этот Брук?

– Вот беда, мисс Хантли-Морган! Оказывается, вы не получили достойного образования?

– Почему это? Я окончила Вассар, лучший женский колледж в Америке, – вспыхнула уязвленная Сесили.

– Тогда ваш преподаватель английской литературы явно не справился со своими обязанностями. Руперт Брук – это гений и самый известный военный поэт всех времен и народов. Я обязательно дам вам почитать книгу его стихов.

– Я вообще-то никогда особо не увлекалась литературой. Конечно, читаю, но в основном ради удовольствия, – откликнулась Сесили, чувствуя после виски приятную расслабленность во всем теле. – Как я вам уже говорила, меня больше привлекает математика.

– Тогда у вас логический склад ума, и вы больше тяготеете к точным наукам, а не к изящным искусствам. А давайте я вас сейчас проверю на знание арифметики. Посмотрим, как быстро вы умеете считать. Хм… Итак, сколько будет девятьсот семь минус двести четырнадцать?

– Шестьсот девяносто три, – ответила Сесили после короткой заминки.

– Сто семьдесят два разделить на шесть?

– Двадцать восемь целых, шесть десятых.

– Пятьсот шестьдесят умножить на тридцать девять?

– Двадцать одна тысяча восемьсот сорок. – Сесили весело хихикнула. – Это же просто! Погоняйте меня лучше по алгебре или спросите что-то, где нужны логарифмы.

– Поскольку я смутно представляю себе, что такое алгебра, и понятия не имею ни о каких логарифмах, то я не стану вас более пытать. Вы действительно необыкновенно умная девушка. Я прав? Но вы никогда не досадовали на то, что, имея за плечами образование в колледже, вы никак не можете применить все свои знания на практике? Скажем, зарабатывать на жизнь своим трудом. А все только потому, что вы женщина и вам уже заранее уготовлен удел просматривать разве что книги расходов при ведении домашнего хозяйства. Что при ваших-то талантах сущая безделица.

– Если честно, то меня подобное положение дел сильно напрягает. Но я знаю наверняка, что папа никогда не позволит работать ни одной из своих дочерей. К сожалению, это так, и с этим уже ничего не поделаешь.

– Представляете себе, какая ирония судьбы? Все, о чем я мечтаю, это чтобы меня оставили в покое и позволили заниматься любимым делом – облекать слова в поэтические строки, а я вместо этого днями напролет учусь, как управлять имением. Ну, и, конечно, роюсь в этих бухгалтерских книгах, один вид которых мне ненавистен. – Он весело оскалился, глянув на Сесили. – А вот вы! Вы бы всю эту работу могли бы проделать с легкостью, более того, работали бы с огромным рвением. Но вам в этом праве отказано, потому что вы женщина.

– Жизнь полна несправедливостей, – задумчиво бросила в ответ Сесили. – А потому мы должны принимать ее такой, какая она есть. И тем не менее, Джулиус, мы с вами оба находимся в привилегированном положении. В один прекрасный день вы унаследуете от дяди имение и этот дом, а я стану женой и матерью и буду вести комфортную жизнь богатой матроны. Никто из нас не обречен на бедность или тем более на нищету. Ведь так?

– Разумеется, так. Но вопрос, мисс Хантли-Морган, заключается в другом. – Джулиус обозрел Сесили внимательным взглядом. – Разве деньги делают человека счастливым? Вот вы, к примеру… Вы счастливы? Или я сам?

«В данный момент я счастлива, как никогда», – подумала про себя Сесили.

– Думаю, сейчас мне хорошо, и это главное, – сказала она вслух.

– А что, по-вашему, делает человека по-настоящему счастливым? Об этом вы задумывались когда-нибудь?

– Наверное… любовь, – ответила Сесили, решив, что даже если она и покраснеет сейчас, то это не будет так заметно, поскольку лицо у нее наверняка порозовело от выпитого виски.

– И вы абсолютно правы! – Джулиус со всего размаха ударил рукой по ручке кресла. – Получается, что изящные материи все же не совсем вам чужды и под панцирем жесткой логики скрывается тонкая поэтическая душа.

– По-моему, все знают, что любовь делает человека счастливым.

– И одновременно она же может причинить человеку острейшую боль. Согласны с этим?

– Пожалуй. – Наступил черед Сесили отпивать из стаканчика. Голова у нее слегка кружилась то ли от голода, то ли от уже выпитого виски, но ей вдруг стало все равно. Еще никогда у нее не было такого восхитительно откровенного разговора с мужчиной.

– Вы действительно необыкновенно интересное создание, и беседовать с вами одно сплошное удовольствие, но, поскольку тетушка может объявиться после своего занудного собрания в любой момент, я вынужден откланяться. – Джулиус поднялся с кресла. Сесили тоже встала. – Так завтра повторим нашу утреннюю прогулку верхом? – спросил он, делая шаг к ней навстречу. – Если вам, конечно, полегчает. – И неожиданно схватил ее за руку и привлек к себе. Прежде чем Сесили начала протестовать, он закрыл ей рот поцелуем. И она тотчас же ответила на этот поцелуй, ответила со всей силой страсти, как никогда раньше не целовала Джека. И даже когда одна рука Джулиуса коснулась ее груди и стала ласкать ее, а вторая еще теснее прижала ее к себе, что она даже почувствовала, насколько он возбужден, Сесили не оттолкнула его от себя.

– Боже мой, вы великолепны, – прошептал он ей на ухо.

И только когда его рука попыталась проникнуть к ней под блузку, Сесили все же нашла в себе силы оттолкнуть его от себя.