Ночная Стража - Терри Пратчетт

– Совершенно с вами согласен, сэр.

– Не хочешь стать лейтенантом?

– Никак нет, сэр. Слишком длинно для Дика и слишком коротко для Ричарда, сэр, – сказал Ваймс, уставившись на точку в нескольких дюймах над головой Ржава.

– Что?

– Ни то ни се, сэр.

– Ага, значит, хочешь сразу стать капитаном, да? – спросил, злобно усмехнувшись, Ржав.

– Никак нет, сэр. Вообще не хочу быть офицером, сэр. Начинаю путаться, когда на столе больше одной вилки и ножа, сэр.

– Лично мне кажется, ты и не способен стать офицером, сержант.

– Так точно, сэр. Спасибо, сэр.

Старый добрый Ржав. Молодой Ржав. Та же тупая грубость, выдаваемая за откровенность, то же высокомерие, та же мелочная вредность. Только совсем никчемный сержант не сумел бы этим воспользоваться.

– Однако я не стал бы возражать по поводу перевода в Особый отдел, сэр, – высказал свое мнение Ваймс.

Он рисковал, но совсем немного. На здравый смысл Ржава можно было положиться.

– Не сомневаюсь, – фыркнул Ржав. – Ты ведь вил кольца из старика Мякиша, поэтому новый капитан, который держит руку на пульсе, тебе совсем не по нутру. Хрен тебе, останешься здесь, понятно?

«Чудесно, – подумал Ваймс. – Это как смотреть на то, как оса садится на жгучую крапиву – кого-то скоро ужалят, а тебе совершенно наплевать».

– Так точно, сэр, – произнес он, по-прежнему глядя прямо перед собой.

– Ты хотя бы брился сегодня?

– Освобожден от бритья, сэр, – соврал Ваймс. – По медицинским показаниям, сэр. Вся рожа заштопана, сэр. Могу брить только одну половину, сэр.

Он все так же стоял по стойке смирно, пока Ржав неприязненно его рассматривал. Ссадина еще не побледнела, а под повязку Ваймс вообще боялся заглядывать.

– Что, треснул себя по морде колокольчиком? – буркнул капитан.

У Ваймса дернулись пальцы.

– Очень смешно, сэр.

– Ступай построй людей, Киль. Да поживее. Смотр произведу незамедлительно. Да, скажи этому идиоту с носом как свиное рыло, чтобы освободил конюшню.

– Сэр?

– Скоро прибудет моя лошадь, так что уберите эту омерзительную клячу с глаз моих.

– Что, выгнать Мэрилин, сэр? – Ваймс не поверил своим ушам и не смог скрыть потрясения.

– Это приказ. И передай, что он должен быть выполнен сейчас же.

– И куда же нам ее девать, сэр?

– Не моя забота! Ты сержант, ты получил приказ. Наверное, в городе есть живодеры. Должны же люди чем-то питаться!

Мгновение подумав, Ваймс снова отдал честь.

– Вы абсолютно правы, сэр.

– Знаешь, что я видел по пути сюда, сержант?

– Не могу знать, сэр, – ответил Ваймс, по-прежнему глядя только перед собой.

– Люди строили баррикады, сержант.

– Сэр?

– Ты отлично меня расслышал!

– Другого и не следовало ожидать, сэр. Такое случалось и раньше. Люди взбудоражены. До них доходят слухи о бандах и озверевших солдатах. Граждане пытаются защитить свои улицы…

– Это возмутительный вызов власти! Люди не имеют право брать закон в свои руки!

– Конечно, но это естественный ход событий, и…

– О боги, как тебя вообще произвели в сержанты?!

Ваймс знал, что зря начал этот разговор. Разумеется, Ржав – дурак, но на сегодняшний день он еще молодой дурак, что простительно. И пока еще есть шанс, что, если ему своевременно прочистить мозги, он когда-нибудь заслужит право называться всего лишь полудурком.

– Иногда имеет смысл… – начал было Ваймс.

– Прошлой ночью все участки в городе подверглись нападению, – перебил его Ржав. – За исключением этого. Как ты это объяснишь?

У него ощетинились усы. То, что участок не подвергся нападению, было явным доказательством моральной неустойчивости Ваймса.

– Просто…

– Какой-то человек пытался тебя убить. Где он сейчас?

– Не знаю, сэр. Мы перебинтовали его и отвезли домой.

– Ты его отпустил?

– Так точно, сэр. Он был…

Но Ржав имел привычку прерывать ответ требованием того самого ответа, который он прерывал.

– Почему?

– Сэр, в тот момент мне показалось благоразумным…

– Ты знаешь, что прошлой ночью погибли три стражника? По улицам шатаются преступные толпы! В городе введено военное положение! Сегодня мы всем покажем, что значит твердая рука! Собирай людей! Немедленно!

Ваймс отдал честь, сделал поворот кругом и медленно спустился по лестнице. Спешить он не собирался.

Твердая рука. Преступные толпы. Когда по улицам шатались обычные преступные банды, мы палец о палец ленились ударить. А когда и с той и с другой стороны сплошь безумцы и идиоты и все держится только на том, что эти стороны друг друга уравновешивают… Чем больше людей ищут себе на задницы неприятностей, тем больше вероятность, что они их все-таки найдут.

Один из самых жестоких уроков в жизни молодой Сэм получил, когда понял, что люди, которые якобы отвечают за все, на самом деле ни за что не отвечают. Что те, кто стоит у власти, этой самой власти совсем не заслуживают. И что люди куда чаще планируют, чем думают.

Почти все стражники толпились у лестницы. Пятак умел доводить до сведения личного состава тревожные новости.

– Приведите себя в порядок, ребята, – сказал Ваймс. – Через несколько минут к нам спустится капитан. Очевидно, пришло время продемонстрировать силу.

– Какую силу? – тут же поинтересовался Билли Букли.

– Ну, Билли, план такой: как только злобные революционеры нас увидят, сразу попрячутся по щелям, и дело в шляпе, – сказал Ваймс, но сразу пожалел об этом. Билли еще не научился понимать иронию. – Я имею в виду, приводим в порядок форму и идем на улицы, – перевел он.

– Нас побьют, – заявил Фред Колон.

– Нет, если будем держаться вместе, – возразил Сэм.

– Вот именно, – согласился Ваймс. – В конце концов, мы вооруженные до зубов стражники, патрулирующие улицы, заполненные гражданскими лицами, которые, согласно закону, вооружены быть не должны. Если будем осторожны, может, пострадаем не слишком сильно.

Еще один неверный ход. «Мрачному сарказму нужно учить в школе, – подумал он. – Кроме того, вооруженные стражники запросто могут попасть в беду, если невооруженные гражданские лица достаточно разозлятся и вспомнят, что улицы вымощены булыжниками».

Издалека до него донеслись три удара часов. Сегодня вечером улицы взорвутся.

В учебниках истории напишут, что все началось из-за выстрела на закате. Солдаты одного из пехотных полков стояли на Несушьем поле в ожидании дальнейших приказов. Тут же вокруг собрались зеваки. Войска всегда привлекали зрителей: впечатлительных юношей, вездесущую блуждающую уличную толпу Анк-Морпорка и, конечно, дамочек, чье внимание выражается в денежном эквиваленте.

Потом кто-то высказал мнение: толпе, дескать, вообще не положено было там собираться. А где положено? Люди любили там гулять. В той части города Несушье поле – единственный островок чахлой зелени. Многие приходили туда поиграть на свежем воздухе, посмотреть, как поживает очередной труп на виселице. А солдаты, которые стояли там, были обычные пехотинцы, чьи-то сыновья и мужья; они хотели немного отдохнуть и, конечно, выпить.

Да, все верно, потом многие говорили, что солдаты были пьяны. Что они вообще не должны были находиться на поле. Точно, вот в чем главная причина, вспомнил Ваймс. На этом поле вообще никто не должен был находиться.

Так или иначе, люди там собрались, а потом капитан получил стрелу в живот и со стоном рухнул на землю, и кто-то из арбалетчиков ответил на выстрел. Так написано в книгах по истории. Они стреляли по окнам, откуда на них глазели зеваки. Может, в капитана и правда выстрелили из окна.

Некоторые стрелы не долетели, другие достигли цели. И кто-то из толпы начал стрелять в ответ.

И вот после этого кошмар следовал за кошмаром, потому что остановить их уже было невозможно. Напряжение стало раскручиваться, как гигантская пружина, выкашивая весь город.

Заговорщики существовали в действительности, это несомненно. Среди них были простые горожане, решившие, что с них довольно. И безденежные юнцы, возражавшие против того, что миром правят старые денежные мешки. Некоторые присоединились к заварушке только ради того, чтобы познакомиться с девушками. И конечно, хватало идиотов, безумцев вроде Загорло, имеющих свое собственное, нереальное, но непоколебимое представление о мире и выступающих на стороне тех, кого они называли Народом. Ваймс провел на улице почти всю свою жизнь; ему довелось встречаться и с приличными людьми, и с дураками, и с мерзавцами, готовыми украсть пенни у слепого нищего, и с теми, кто тихонько совершал чудеса или творил немыслимые преступления за закопченными окошками маленьких домов… Всяких людей он встречал, но с Народом ему так и не удалось познакомиться.

Народ, радеющий о благе Народа, всегда ждет разочарование. Очень скоро выяснится, что Народу вовсе не свойственно испытывать признательность к своим благодетелям, равно как не свойственны ему дальновидность и послушание. Зато Народу присущи глупость и нежелание что-либо менять, а любые проявления разума его пугают. Таким образом, дети революции всегда сталкиваются со старой, как мир, проблемой: сменив правительство, они обнаруживают, что менять надо было не только правительство (это-то само собой), но и народ.