Дело «Памяти Азова» - Владимир Шигин

На подступах к Ревелю

…Утро 26 декабря было ясным и тихим. «Спартак» беспрепятственно обстрелял остров Вульф, чтобы проверить, есть ли там неприятель, но никто не отвечал. Потом пошли к Наргену, открыли огонь — остров молчал. Никаких батарей там не было и в помине.

Затем со «Спартака» заметили финский пароход, шедший в Ревель с грузом бумаги. Его захватили, высадили на него двух военморов и отправили в Кронштадт. Не сохранилось документов, отвечающих на вопрос, кто давал команду открывать огонь по островам. Однако гадать здесь не стоит — команду на обстрел дал Раскольников. Почему? Да потому, что уже больно не терпелось «красному лейтенанту» почувствовать себя в настоящем морском сражении. Незапланированный обстрел островов имел самые катастрофические последствия. Дело в том, что военный комендант Наргена сразу передал информацию об обстреле в Ревель по телеграфу. С этого момента скрытность операции была полностью утрачена. С этого момента англичане могли действовать на опережение, что они и не преминули сделать. Диву даешься, но Раскольников в достаточно простой обстановке нарушил самые элементарные правила проведения разведки на море!

Так случилось, что в те же минуты «эстонский флот», состоящий из трех кораблей (бывшие российская канонерская лодка и два сторожевика, брошенные в Ревеле в феврале 1918 года), высаживал свой десант. В открытом море эстонцев прикрывали англичане: два легких крейсера и миноносец. А «Спартак» всего в 20 милях от противника, непонятно для чего, ошалело палил по пустынным островам.

В 1921 году в Таллине вышли в свет мемуары адмирала И. Питке, возглавлявшего в 1918–1919 годах эстонский флот. И. Питке пишет: «Когда мы были заняты высадкой десанта, со стороны Готланда показались дымки. Появление дымков вызвало среди офицеров и матросов тревогу. Я смотрел на свое положение так: уйти со своими кораблями с 6–7 узлами хода я не смогу, этим мы только покажем себя неприятелю и привлечем его внимание. Если же продолжать высадку десанта и стоять в середине залива, то они нас и не заметят. Так и случилось. Комендант Наргена телеграфировал тип русского корабля и его курс. С берега донесение о противнике, попавшем в наши воды, отправили на крейсер „Калипсо“. Они (британцы) перекрыли русским путь к отходу». Поразительно, но Раскольников с каким–то маниакальным упорством делал все от него зависящее для краха затеянной им самим операции.

В 13 часов, когда «Спартак» приближался к Ревелю, сигнальщики заметили в порту дымы пяти кораблей. Это были те самые англичане, которых так и не обнаружили подводники. Получив информацию о появлении одинокого эсминца у Наргена, английская эскадра спешила ему на пересечку. Раскольников не рискнул «атаковать неприятельские суда» и велел отходить к Кронштадту. «Спартак» развернулся, дал полный ход в 25 узлов, хотя эсминцы типа «Новик», к которым он принадлежал, свободно выжимали 35 — именно с такой скоростью его нагоняли преследователи. Началась перестрелка.

Из воспоминаний Раскольникова: «Мы открыли по Вульфу огонь из 100–мм орудий. Наш вызов (!?) остался безответным. По–видимому, на Вульфе не было артиллерии. Это придало нам большую смелость (!?), и мы с увлечением продолжали смелую разведку. Но едва поравнялись с траверзом Ревельской бухты, как в глубине гавани показался дымок, затем другой, третий, четвертый, пятый. Мы развернулись на 180 градусов и, взяв курс на Ост, полным ходом направились в сторону Кронштадта. Но пять зловещих дымков приближались к нам с большой быстротой. Вскоре показались резкие очертания военных кораблей.

Мы без труда определили, что нас преследуют пять английских легких крейсеров, вооруженных 6–дюймовой артиллерией (152–мм) и обладающих скоростью хода, превышающей 30 узлов. Послали радио „Олегу“ с призывом о помощи. Но англичане уже сблизились с нами до пределов орудийного выстрела и первыми открыли огонь. Мы отвечали залпами всех орудий, за исключением носового, у которого предельный угол поворота не позволял стрелять по настигающим нас английским кораблям.

Боевая тревога обнаружила, что наш миноносец был совершенно разлажен. Пристрелка велась до такой степени скверно, что нам самим не было видно падения собственных снарядов. Однако и англичане стреляли не лучше. Они лишний раз подтвердили свою старую славу хороших мореплавателей, но плохих артиллеристов.

Чувствуя, что дела наши плохи, мы пустили обе турбины на самый полный ход. Машинисты и кочегары работали не за страх, а за совесть. На пробном испытании, когда миноносец принимался от завода, он дал максимальную скорость в 28 узлов, а теперь под угрозой смертельной опасности его механизмы выжали 32 узла.

Дистанция между нами и вражескими кораблями как бы стабилизировалась. На душе сразу отлегло. Значит, есть шансы благополучно вернуться в Кронштадт и привезти ценные сведения о силах английского флота».

Вышеприведенные откровения Раскольникова нуждаются в комментариях. Итак, в начале своего повествования командир отряда особого назначения описывает неискушенному читателю почти идиллическую картину своего пребывания на эсминце «Спартак». Он, стоя на мостике, любуется морем и островами. Затем Раскольников гоняет «чаи» и слушает анекдоты в течение всей ночи в кают–компании в кругу командного состава корабля (все они весьма приятные и занятные люди!), а утром внезапно для себя обнаруживает, что корабль–то «совершенно разложен».

В рассказе Раскольникова что ни строка, то перл! Если ты настоящий моряк (а Раскольников все же, худо–бедно, но закончил гардемаринские классы и имел чин лейтенанта!), то неужели ты не почувствуешь, прибыв на корабль, уровень его организации! Для опытного моряка для этого достаточно нескольких часов, атои минут. Допустим, что команда «Спартака» была действительно разложена. Но неужели об этом не знало командование флота, ведь боевых кораблей у них было всего раз–два и обчелся! Неужели об этом не знали командир корабля и комиссар? Неужели об этом не знал сам Раскольников? Если не знал, то он полный болван и идиот, а если знал? Почему тогда, вместо того чтобы гонять «чаи» и слушать скабрезности штурмана, он не приказал провести ночные ученья, не выступил хотя бы перед людьми с революционной речью, чтобы поднять их не слишком высокий боевой дух?

Не могу утверждать, но думаю, что в ту ночь на «Спартаке» происходили несколько иные события. В кают– компании, скорее всего, была организованна попойка командного состава во главе с самим Раскольниковым, которого «посвящали в боевые моряки». Что касается матросских кубриков, то там, вполне вероятно, происходило то же самое.

Итак, англичане преследуют убегающий от них «Спартак». По мнению Раскольникова, он уже выполнил свою боевую задачу (?!!). Если мы еще раз внимательно посмотрим боевое распоряжение, которое давалось командиру отряда, то сразу же поймем, что Раскольников в своих воспоминаниях нагло врет. Никакой задачи «Спартак» не выполнил. Да, он обнаружил английские корабли (вернее, они обнаружили его). Но о том, что английский флот подошел к Ревелю, знал весь мир, и для этого вовсе не надо было посылать к нему наши корабли. Операция, как мы знаем, организовывалась совершенно с другими целями. Напомним о них еще раз:

«1. Выяснить силы противника в Ревеле.

2. Вступить с ними в бой.

3. Уничтожить силы противника, если это представляется возможным».

По первому пункту: английские корабли были обнаружены вдалеке от Ревеля, а потому определить, сколько еще кораблей стоит в настоящее время в Ревеле, никакой возможности не было.

По второму пункту: в бой вступают, преследуя всегда вполне определенную цель, в данном случае в боевом распоряжении приказывалось вступить в бой с целью уничтожения сил противника. Бегство «Спартака» и стрельба по англичанам из кормового орудия — это несколько иной вид боя.

Трагедия «Спартака»

Увы, но с момента обнаружения англичанами «Спартака» вся операция была полностью провалена. Впрочем, при такой организации и руководстве было бы странно, если бы она закончилась по–другому. Теперь Раскольникову оставалось одно — спасаться бегством, ведя бой кормовыми орудиями. При большой скорости и маневренности эсминца это было возможно. Больше того, опыт боев на Балтике показывал, что при грамотном маневрировании вполне возможно завлечь противника на одну из многочисленных отмелей, и тем самым сразу же изменить соотношение сил, атои вовсе переломить ход боя. Именно так в свое время одержал победу над тремя германскими эсминцами однотипный со «Спартаком» эсминец «Новик». Но такой бой надо было планировать и готовить заранее. Секрет успеха здесь крылся в ювелирной работе штурмана и рулевого, а также в отработанности орудийных расчетов.

Думаю, что ни о чем этом «красный лорд» не имел ни малейшего представления.