Принц Вианы - Дмитрий Старицкий

— Умеешь же ты находить общий язык со всеми. Завидую.

— А ты попробуй, брат, видеть в них людей, а не быдло, — ответил я ошарашенному инфанту. — Особенно это касается простецов, которые сумели скопить немалые состояния. Или имеют выдающиеся таланты в чем-либо. Они гордятся этим, потому что создали все сами, своими руками и головой, а не тупо получили в наследство. Это очень полезные для нас люди, и если им подать самую малость уважения, они это всегда оценят и отслужат. По крайней мере, просто не презирай их.

— И все? — не поверил мне инфант.

— И все, — подтвердил я. — Настоящий аристократ может позволить себе говорить на равных с кем угодно, не роняя своей чести. Хоть с папой, хоть с императором, хоть с купцом, хоть с подмастерьем.

— Странные вещи ты говоришь, брат… — почесал затылок дон Саншо.

— Однако действенные вещи, — и показал ему на кучу флоринов на столе.

— Но за эти монеты, брат, придется еще отдавать лихву, — хмыкнул мой собеседник.

— Не придется. В сегодняшнем случае — не придется. Нет лихвы в этом займе.

— Всего лишь за уважение?

— Не совсем. За честь. За совместно распитые со мной две чашки кофе, — задорно засмеялся я.

Мне было прикольно видеть ошарашенную рожу инфанта, у которого в голове происходит революция понятий.

Для того чтобы ничего случаем не попутать, располосовали кинжалом пергамент и свинцовым карандашом надписали, на что будет тратиться данная сумма. И разложили эти кусочки по кошелькам. Так я создал первый свой бюджет в этом времени. Из моих денег и оставшихся у Саншо монет, сложенных в общий кошт. А то до сегодняшнего дня все он за меня платил…

Позвали Микала, и он все эти кошельки сложил в свою новую денежную сумку; мы опечатали ее своими перстнями. Я с одной стороны «замка», дон Саншо — с другой.

— Теперь ты еще и казначей нашего отряда, — сказал дон Саншо рабу. — Дон Франциск за тебя поручился, и ему я верю. Но если что — шкуру спущу.

Микал надел на себя денежную сумку и опустился на колени.

— Сир и ваша светлость, я оправдаю возложенное на меня доверие.

— Потом подойдешь, я научу тебя двойной итальянской записи, — пообещал я рабу.

— Ты и это знаешь? — удивился дон Саншо.

— Все, что помогает управлять государством, монарх должен знать сам, а не слепо слушаться советов своих придворных. Ибо их советы могут быть не только дурными, но и корыстными и даже изменническими.

— А как же монаршая щедрость? — переспросил меня дон Саншо.

— Щедрость монарха основана на точном расчете, иначе это будет безумное транжирство, которое ведет только к упадку государства, — назидательно произнес я своему старшему другу.

— Не был таким ты раньше, — покачал головой инфант и почесал свой единственный глаз.

— Детство кончилось, Саншо, — вздохнул я лицемерно, но как можно горестнее, — самому жалко.

Вот ни словечка в простоте: живу как на сцене. А еще тетушка-герцогиня на повестке дня. Очередной экзамен по сценодвижению, епрть!

И повернувшись к Микалу, сказал:

— Неси костяное масло.

Дон Саншо встал из-за стола и произнес:

— Ну я пойду, погоняю пажа подготовкой к аудиенции. Ковыряться в твоей механике мне неинтересно. Пошли, казначей, — хлопнул он Микала по плечу.

Микал аж присел от легкого удара инфанта. Брызнул в мою сторону жалобным взглядом, но я ничего не сказал, и он послушно вышел за дверь, вслед за Саншо.

Впрочем, почти тут же вернулся, ведя за собой прежнюю парочку.

Я почувствовал себя директором в день первого приема по личным вопросам. Все же этому телу пятнадцать, а не сорок. И усидчивость не входит в число подростковых добродетелей.

Девушка присела в глубокий реверанс, а мужчина встал на колени.

— Я хочу принести вам свою искреннюю благодарность, ваше высочество, за спасение моей семьи из долгового плена и избавление меня самого от долговой ямы. Я до сих пор не в ней только потому, что моего займодателя нет в городе, а кормить посаженного за долги обязан кредитор.

При этих словах он резко поклонился до полу, чуть не стукнув лбом о половицу. Я же загрустил. «Не корысти ради, а токмо волей пославшей меня царицы Тамары», — проходили уже. Да и какой папаша мог быть у такой курицы… Небось хоть и хороший, но ремесленник, обученный годами точить одну и ту же деталь. Ноближ оближ, епрть. Придется потерпеть для создания красивой легенды.

— Из-за чего хоть был весь этот сыр-бор? — спросил я даже не из любопытства, а чтобы не торчать болваном.

— Вы позволите это вам показать, ваше высочество?

— Потом. Сейчас давайте костяное масло. Мне надо почистить колесцовый замок в пистоле.

— Я с удовольствием это сделаю за вас, ваше высочество.

— А ты сможешь?

— Смогу. Я все-таки часовой мастер из цеха механиков этого города.

— Вставай и иди к подоконнику.

А девица все так и стоит в реверансе восковой фигурой музея мадам Тюссо.

— Отомри и займись делом, за которым пришла, — сказал я ей.

И повернувшись к мастеру, спросил:

— Как тебя зовут?

— Фелисьен Тиссо, ваше высочество. Вы позволите взять мне мои инструменты, а то кто-то очень варварски обошелся с этим пистолем.

— Что не так? Ты имел дело с таким оружием?

— Пару раз я делал подобные замки на охотничьи аркебузы* для наших купцов, ваше высочество, наша аристократия подобное оружие презирает. Но потом старшины цеха запретили мне перебивать хлеб у оружейников.

«Вот те раз», — сказал Штирлиц. — «Вот тебе два», — подумал Мюллер, скидывая ему на голову второй кирпич. Кто еще будет утверждать, что колесцовый замок изобрел Леонардо да Винчи? Причем он изобрел такой замок, который ни разу не работал на реальном оружии, — это я вам как музейщик говорю. По крайней мере, мне такие девайсы не встречались, и о нахождении их в каком-либо европейском музее мне ничего не известно. А я очень информированный в этом вопросе человек.

Мэтр Тиссо поставил рядом с подоконником свой сундучок и вынул из него кожаный несессер, в котором обнаружился набор разнообразных отверток, шпилек и выколоток. И даже маленький молоточек.

— Ваше высочество, — отвлек меня девичий голос, — пусть папенька возится с железками, а мне позвольте снять с вас мерку.

Пока меня девушка обмеряла куском веревки с равномерно завязанными на ней узелками и что-то отмечала на натертой воском дощечке, я краем глаза с некоторой опаской смотрел, как мэтр Фелисьен уверенно раскидывал антикварный итальянский замок на составляющие части.

— Что скажете, мэтр, про этот замок?

— Забавная конструкция, ваше высочество, но перспективная, особенно эта V-образная пружина. Затравочное отверстие удачно закрывается в походном положении, и порох не вытряхивается при движении. Клеймо мне не известно, но, судя по манере, этот замок делал итальянец. А судя по состоянию металла — не более чем пять лет назад. Хотя относились к этому механизму просто варварски, придется вычищать его полностью. Кстати, откуда он у вас? Я нечто подобное видел у того божьего башелье, который подавал на меня в суд.

Говоря все это, он ловко очистил все детальки, смазал их костяным маслом, убрал лишнюю смазку ветошью и так же ловко и быстро все собрал обратно. Закрепив замок на стволе, он вставил в губки кусочек пирита. Завел длинным ключом пружину замка. И спустил гашетку.

Появился сноп искр, как от бенгальского огня.

— Я бы, ваше высочество, будь моя воля, устроил такой замок несколько по-другому.

И увидев в моих глазах заинтересованность, продолжил:

— Я бы вместо этого большого внешнего колеса поставил бы колесико меньшего раза в три диаметра и убрал бы его внутрь замка за щечку. И не нужен был бы этот громоздкий кожух. Наружу выступала бы только та рабочая часть колеса, которая трет при вращении пирит. И губки поставил бы не сверху, а в горизонталь к колесу, чтобы сноп искр сразу летел прямо на полку.

При этом он завинтил последние винты на замке. Оглядел подоконник и спросил:

— А где от него ложе?

Ложе от пистоля дон Саншо после осмотра оставил на столе, и оно, так получилось, укрылось под сдвинутой скатертью.

— Вот оно, — откинул я край скатерти.

— Ничего не понимаю, ваше высочество, — мастер озадаченно поднялся с колен, на которых он стоял у подоконника и, подойдя к столу, взял в руки восточную диковинку от укуренного ювелира. — Так не должно быть. Эти продавшие Бога венецианские торгаши стали продавать пистоли туркам?

— Почему сразу «продавать»? — возразил я. — Возможно, это трофей.

— Нет, ваше высочество, это не переделка, это родное ложе к этому пистолю.

— Вам виднее. Вы — мастер, — ушел я от ответа на вопрос, который мог бы оказаться щекотливым.

— Сами посудите, ваше высочество, — мэтр никак не хотел слезать с любимого конька, — в трофеях редко бывают родные пулелейки. Продавался не пистоль целиком, что запрещено, но отдельно замок с ключом и отдельно ствол с пулелейкой. Но тут заранее сделано так, чтобы они подходили друг к другу, с минимальной притиркой, хотя и сработаны в разных местах.