Наш общий друг. Часть 2 - Чарльз Диккенс

— Ну, а еще что долженъ я измѣнить? — спросилъ ее Райя, шутливо-грустнымъ тономъ.

— Боюсь, тетушка волшебница, что вторая моя просьба будетъ своекорыстная: я попрошу васъ поправить мнѣ спину и ноги. Вамъ, съ вашимъ могуществомъ, ничего не стоитъ это исполнить, а для меня, бѣдной больной, это такъ важно!

Въ этихъ словахъ не слышалось жалобы, и тѣмъ не менѣе они хватали за сердце.

— Хорошо. А потомъ?

— Потомъ? Вы сами знаете, тетушка. Мы съ вами сядемъ въ карету шестерикомъ и поѣдемъ къ Лиззи… Ахъ да, это напомнило мнѣ, что я хотѣла кой-о-чемъ васъ спросить… Вы умны (вѣдь васъ волшебницы учили), значить, вы можете мнѣ сказать, что лучше: имѣть ли вещь и потерять ее или никогда не имѣть?

— Я васъ не понимаю, — объясните, племянница.

— Теперь, безъ Лиззи, я глубже чувствую свое одиночество и безпомощность, чѣмъ прежде, когда я не знала ея.

У дѣвочки навернулись на глазахъ слезы при этихъ словахъ.

— Кто въ жизни не разставался съ дорогими сердцу людьми, моя милая? — проговорилъ старикъ. — И я вотъ тоже разстался съ женой, съ дочерью, съ любимымъ сыномъ, много обѣщавшимъ. Но счастье все-таки было.

— Ахъ! — задумчиво вздохнула миссъ Ренъ, нисколько не убѣдившись, и заключила свой вздохъ рѣзкимъ движеніемъ подбородка. — Такъ я вамъ скажу, тетушка, съ какой перемѣны, по моему, вамъ лучше было бы начать. Вамъ слѣдовало бы перемѣнить «есть» на «было», а «было» на «есть», да такъ и оставить.

— А для васъ это развѣ было бы лучше? Развѣ намъ не пришлось бы тогда мучиться вѣчно? — нѣжно возразилъ старикъ.

— Ахъ, правда, правда! — воскликнула миссъ Ренъ, снова передернувъ подбородкомъ. — Вотъ вы сейчасъ измѣнили меня и сдѣлали умнѣе. Но для этого, — прибавила она, блеснувъ глазами, — для этого вамъ незачѣмъ быть волшебницей.

Болтая такимъ образомъ, они перешли Вестминстерскій мостъ, миновали тѣ улицы, по которымъ недавно проходилъ Райя, и, снова перейдя Темзу по Лондонскому мосту, повернули внизъ по теченію рѣки и пошли дальше среди еще болѣе густого тумана.

По пути Дженни притянула своего друга къ ярко освѣщенному окну одной игрушечной лавки и сказала:

— Посмотрите-ка на нихъ: всѣ моей работы.

Это относилось къ кукламъ, стоявшимъ въ окнѣ лавки ослѣпительнымъ полукругомъ всѣхъ цвѣтовъ радуги и разодѣтыхъ на балъ, для представленія ко двору, для выѣзда въ открытомъ экипажѣ, для верховой ѣзды, для прогулки, подъ вѣнецъ, для прислуживанія другимъ кукламъ на свадьбѣ и для всѣхъ вообще радостныхъ событій въ человѣческой жизни.

— Прелесть! — воскликнулъ старикъ въ полномъ восторгѣ. — Дамы первый сортъ.

— Очень рада, что онѣ нравятся вамъ, — сказала съ гордостью миссъ Ренъ. — Но знаете, тетушка, самое интересное то, какъ я примѣриваю платья этимъ важнымъ дамамъ. И замѣтьте: это самая трудная часть моего ремесла. Она была бы трудна, даже если бъ у меня спина не болѣла и ноги были въ порядкѣ.

— Такъ какъ же это вы примѣриваете? — спросилъ Райя.

— Какая вы однако недогадливая колдунья! — воскликнула миссъ Ренъ. — Слушайте же. Назначенъ, напримѣръ, большой выходъ при дворѣ, или гулянье въ паркѣ, или выставка картинъ, или что-нибудь въ этомъ родѣ. Прекрасно. Я проталкиваюсь въ толпу и высматриваю то, что мнѣ нужно. Увижу какую-нибудь важную даму, подходящую для меня, и говорю себѣ: «Ага, вы мнѣ какъ разъ годитесь, моя милая!» Пригляжусь къ ней хорошенько, а потомъ бѣгу домой и тамъ выкраиваю ее и сметываю на живую нитку. Потомъ, въ другой какой-нибудь день лечу опять на какое-нибудь сборище, и опять присматриваюсь и прикидываю на глазъ. Иной разъ какая-нибудь важная дама такъ взглянетъ на меня, какъ будто хочетъ сказать: «Какъ странно смотритъ на меня эта дѣвочка!» И ей какъ будто это нравится, что на нее такъ смотрятъ. Нѣкоторымъ, впрочемъ, не нравится, но чаще все-таки имъ это бываетъ пріятно. А я тѣмъ временемъ говорю про себя: «Вотъ тутъ придется вырѣзать немножко, а тамъ припустить». Словомъ, я дѣлаю изъ нея все, что хочу: сама того не подозрѣвая, она мнѣ служитъ, какъ служанка, примѣривая на себѣ кукольныя платья. Вечернія собранія для меня хуже всего, потому что тогда у меня передъ глазами только парадный подъѣздъ. Кромѣ того, приходится ковылять между колесъ экипажей и чуть не подъ копытами лошадей, и я того и жду, что меня задавятъ въ темнотѣ. Но все-таки я и тутъ успѣваю высмотрѣть моихъ дамъ, когда онѣ, граціозно покачиваясь, проходятъ изъ кареты въ подъѣздъ. И если которая-нибудь изъ нихъ замѣтитъ мимоходомъ мою рожицу, выглядывающую изъ-за полицейскаго капюшона, она, должно быть, воображаетъ, что я любуюсь ею отъ чистаго сердца; ей и невдомекъ, что и она сама, и всѣ онѣ только работаютъ на моихъ куколъ. Есть тутъ одна леди; зовутъ ее Белинда Витрозъ. Такъ эта Белинда однажды поработала на меня два раза въ одинъ вечеръ. Когда она вышла изъ кареты, я сказала себѣ: «Вы мнѣ подходите, душечка», со всѣхъ ногъ побѣжала домой, скроила ее и сметала. Потомъ поскорѣе назадъ, и дожидаюсь въ толпѣ лакеевъ, подзывающихъ экипажи. Ночь была свѣтлая. Наконецъ слышу: «Карету леди Витрозъ!» Смотрю: моя Белинда выходитъ. И я заставила ее примѣрить, да еще какъ акуратно, прежде чѣмъ она усѣлась въ экипажъ… Вотъ она — эта леди: подвѣшена за талію, только жаль — слишкомъ близко къ огню для ея непрочной восковой фигурки.

Пройдя еще полмили вдоль рѣки, Райя разспросилъ дорогу къ нѣкоей тавернѣ, извѣстной подъ названіемъ «Шести Веселыхъ Товарищей». Слѣдуя полученнымъ указаніямъ, старикъ и дѣвочка, послѣ двухъ-трехъ остановокъ для разрѣшенія сомнѣній насчетъ дальнѣйшаго пути, подошли къ дверямъ владѣній миссъ Аббе Поттерсонъ. Заглянувъ въ стекло, служившее верхней половинкой двери, они узрѣли весь блескъ уголка за прилавкомъ и самое миссъ Аббе, сидящую во всемъ величіи на своемъ уютномъ тронѣ за газетой, и представились ей съ достодолжнымъ почтеніемъ.

Отведя глаза отъ газеты съ разсѣяннымъ взглядомъ (такъ какъ ей хотѣлось дочитать начатую статью), миссъ Аббе спросила съ оттѣнкомъ суровости:

— Что вамъ нужно?

— Можно видѣть миссъ Поттерсонъ? — спросилъ старикъ, снимая шляпу.

— Она передъ вами, — отвѣчала хозяйка.

— Позвольте намъ переговорить съ вами, сударыня.

Миссъ Аббе замѣтила въ это время маленькую фигурку миссъ Дженни Ренъ. Чтобы лучше ее разсмотрѣть, она отложила газету, встала и выглянула черезъ дверку прилавка. Крючковатая палочка маленькой калѣки какъ будто умоляла за свою владѣлицу о позволеніи войти и отдохнуть у камина. И миссъ Аббе отворила дверку и, какъ будто отвѣчая палочкѣ, сказала:

— Войдите и отдохните у огня.

— Моя фамилія Райя, — сказалъ старикъ съ учтивымъ поклономъ. — Я работаю въ Сити. А это вотъ моя молодая спутница…

— Постойте, — перебила его миссъ Ренъ. — Я подамъ свою карточку.

Она достала изъ кармана визитную карточку съ большой важностью, но не безъ затрудненія по милости огромнаго ключа, которой лежалъ на карточкѣ, придавивъ ее. Миссъ Аббе, не скрывая своего удивленія, взяла миніатюрный документецъ и прочла на немъ слѣдующее:

«Миссъ Дженни Ренъ,

кукольная швея.

По требованію является къ кукламъ на домъ».

— Ахъ, Господи! — воскликнула миссъ Поттерсонъ, широко раскрывая глаза, и выронила карточку изъ рукъ.

— Сударыня, — заговорилъ тогда Райя, — мы съ моею молодою подругой взяли на себя смѣлость явиться къ вамъ по дѣлу Лиззи Гексамъ.

Въ эту минуту миссъ Аббе нагибалась, чтобы развязать ленты у шляпы кукольной швеи. Она гнѣвно обернулась на слова старика и сказала:

— Лиззи Гексамъ — гордая дѣвушка.

— Да, и она такъ гордится вашимъ добрымъ о ней мнѣніемъ, — ловко вставилъ Райя, — что прежде, чѣмъ уѣхать изъ Лондона…

— Куда? Не на мысъ ли Доброй Надежды? — перебила его миссъ Аббе, вообразивъ, повидимому, что Лиззи эмигрировала.

— Нѣтъ, въ провинцію, — былъ осторожный отвѣть. — Но, прежде, чѣмъ уѣхать, она взяла съ насъ обѣщаніе побывать у васъ и показать вамъ одинъ документъ, который нарочно съ этой цѣлью и передала намъ въ руки. Я — другъ ей, хотя и безполезный. Я познакомился съ ней послѣ того, какъ она покинула ваши края. Одно время она жила съ миссъ Ренъ и была ей помощницей и другомъ. Добрымъ другомъ, сударыня, — прибавилъ онъ тихимъ голосомъ. — Повѣрьте мнѣ — вы бы повѣрили, если бъ все знали, — добрымъ и полезнымъ другомъ.

— Я вѣрю, — сказала миссъ Аббе, обративъ на дѣвочку смягчившійся взглядъ.

— Если называть гордостью то, что сердце никогда не ожесточается и терпѣливо выноситъ всѣ невзгоды, а рука никогда не дѣлаетъ зла, то Лиззи, конечно, горда, — проговорила, вспыхнувъ, миссъ Ренъ.

Ея твердое намѣреніе срѣзать миссъ Аббе было такъ мало оскорбительно для этой самодержавной власти, что вызвало только улыбку съ ея стороны.

— Это вы хорошо дѣлаете, моя милочка, что заступаетесь за тѣхъ, кого любите, — сказала она.