Французский палач - Крис Хамфрис

От галер их отделяла приблизительно четверть лиги, но Лавальер видел, что противник уже успел развернуться и теперь ветер, который так благоприятствовал его недавнему маневру, наполнял паруса корсаров. Видел он и то, что два пиратских корабля оставили позади третий, искалеченный.

«Какая неудача, – подумал капитан со странным хладнокровием. – Мой гениальный ход уничтожен всего одним удачным выстрелом. С попутным ветром мы могли бы от них уйти. Без паруса…»

На небольшой дистанции «Персей» легко опередил бы массивные арабские галеры даже на одних веслах. Однако у противников имелось достаточно людей, чтобы сменять уставших гребцов, и все солдаты на борту также могли сесть на весла. А его собственные были слишком горды, чтобы научиться этому заранее. Обучать этих неумех сейчас – бессмысленно.

Лавальер безнадежно вздохнул. Гонка будет недолгой.

Словно в ответ на его мысли, прогремел выстрел носовой пушки с меньшего из кораблей корсаров. Ядро упало в море далеко за кормой «Персея», вызвав насмешливые крики его команды, но капитан понимал: арабы просто пристреливаются. Без острой необходимости они не станут наносить ущерб кораблю, который станет их добычей.

Жан и Хакон налегали на весла, подгоняемые ускоренной дробью барабана, свистками и щелканьем бича. Но казалось, что Джанук гребет усерднее всех. Все, кто знал о том, что он солгал относительно своей принадлежности к христианам, не поверили бы его усердию. Достаточно было услышать его ежевечерние молитвы или, как Жану, увидеть, как вспыхнули его глаза при первом появлении пиратов.

Однако все его надежды превратились в прах, были раздавлены так же безвозвратно, как нога Да Косты. И для этого понадобился всего один миг, в который он разглядел второй вымпел, трепетавший на грот-мачте галеры. Вверху был обычный красно-золотой флаг с исламским полумесяцем, вид которого должен был бы ободрить любого, кто следовал учению Пророка. А тот флаг, что был ниже, означал конец всех надежд – если только ему не удастся ценой всех своих сил увести «Персея» от преследователей.

Второй флаг был личным вымпелом капитана, и на нем на фиолетовом фоне была вышита серебряная шипящая змея. Это был знак Хакима ибн Саббаха, рабовладельца, жестокого убийцы, насильника – заклятого и самого что ни на есть личного врага Джанука. За пять лет до этого в Тунисе Джанук убил одного из многочисленных братьев Хакима в ссоре из-за женщины. Под вымпелом с серебряной змеей Джанук избавления не получит. Там его будет ждать только мучительная смерть, по сравнению с которой боль, какую испытывает Акэ, все еще раскачивающийся вниз головой на корме, покажется милосердием.

На палубе капитан отдавал приказания:

– Корбо, по моей команде мы повернем корабль. Мы подпустим их близко, совсем близко. Я считаю, что они попытаются разойтись и зажать нас между двумя кораблями. Гантон, ты должен снести мачту на второй галере и замедлить ее вступление в бой. Августин, пусть твои аркебузьеры не стреляют, пока мы не зацепимся за большой корабль. Они возьмут нас на абордаж, но мы пустим их к нам на борт и уничтожим здесь. Это ясно?

Трое подчиненных нервно переглянулись. Корбо сказал:

– Капитан, шансы…

– Четыре к одному, по моим расчетам. Дойдут до двух к одному, если мы зацепим и захватим большой корабль раньше, чем второй подойдет достаточно близко. Хороший христианский шанс, потому что Бог на нашей стороне. Помните: мы сражаемся с язычниками.

Выстрел язычников вспорол море всего в пятидесяти ярдах за кормой, подняв фонтан воды.

– Почти пора. По моему сигналу, Корбо.

Капитан уже собрался отпустить своих офицеров, когда Августин, с трудом справившись с готовым сорваться голосом, спросил:

– А гребцы?

Лавальер поднес к носу раздушенный шарик, вдохнул аромат цветочных лепестков и немного подумал. Мусульман он явно не мог принимать в расчет, но у него оставалось десять вольных гребцов, которых можно было бы вооружить, и пятьдесят заключенных, которые вряд ли пожелают обменять христианские цепи на языческие. Несмотря на голод, слабость и порки, они смогли бы стать защитой его солдатам, приняв на себя первые стрелы арабов. Да, вооруженный щит может оказаться полезным. Он несколько изменит шансы в пользу француза.

Оглянувшись, Лавальер убедился в том, что у него еще осталось немного времени в запасе, и сказал:

– Я поговорю с ними. Корбо, задай обычный темп, будь любезен.

Он спустился в проход как раз тогда, когда гребцы начали работать веслами медленнее. В эту же секунду поднялся еще один фонтан воды, на этот раз по правому борту. Язычники уже подошли на расстояние пушечного выстрела.

– Вольные гребцы, вы сейчас получите оружие, чтобы принять участие в нашей славной битве и верной победе. Теперь я обращаюсь к заключенным, у кого есть пряди волос. К вам, чьи ужасные преступления обрекли вас на справедливое наказание. Хотите ли вы искупить свои греховные дела? Что вам больше по душе: стать рабами мусульман или взять в руки оружие и принять участие в славном сражении с врагами Христовыми?

Эти вопросы были встречены молчанием: каждый обдумывал вероятные последствия. Если во время боя гребцы залезут под скамьи, то очень велика вероятность остаться в живых: ведь гребцы нужны на любой галере, рабы являются основой морского дела. Какая бы сторона ни одержала победу, ей понадобятся руки, работающие веслами.

Первым очевидный вопрос задал Жан:

– А что мы с этого будем иметь?

По скамьям пронесся ропот одобрения. Лавальер попытался разглядеть того, кто подал голос.

– Вы не станете рабами полумесяца. Разве этого недостаточно?

Жан встал.

– Раб – все равно раб, какой бы флаг ни висел на мачте. А я слышал, что на турецком весле работают так же, как на христианском.

Гребцы опять одобрительно загудели. Еще один фонтан воды, на этот раз по левому борту, продемонстрировал необходимость ускорить переговоры. Будь у Лавальера время, он бы убил этого преступника на месте уже за то, что он посмел обратиться к капитану французского корабля. А теперь капитан только улыбнулся.

– Но, дорогой соотечественник, разве я не сказал об этом? Сражайся храбро, помоги нам добиться неизбежной победы – и ты получишь свободу, как только мы окажемся в каком-нибудь французском порту.

Жану приходилось слышать по всему королевству, как французские аристократы улещивают, скулят, торгуются и молят на эшафотах. А потом он срубал им головы с плеч. Он без труда мог определить, когда ему лгут. Но знал он и то, что во время боя, если уж ему придется быть рабом, то он предпочтет быть рабом вооруженным.

– В этом случае, дорогой соотечественник, я к вашим услугам.