Крылья - Валентин Холмогоров

Иными словами, Дима надолго сделался центром внимания в этом гостеприимном доме и начал даже подозревать, что приятель пригласил его не столько в целях интересного времяпровождения, сколько для того, чтобы развлечь родных, явно страдающих от дефицита общения. Впрочем, Дима не возражал.

Нога понемногу заживала, по крайней мере рана уже больше не кровоточила, покрывшись темной коркой без всяких признаков нагноения. Долгая ходьба все еще доставляла Диме некоторые болезненные ощущения, потому он больше сидел в плетеном кресле под навесом, игравшим тут роль веранды, потягивал морс из местных ягод и беседовал с отцом Алекса, рассказывавшим ему о временах своей молодости, пока мать суетилась по хозяйству. В недолгие минуты покоя он пытался придумать хоть какой-то план дальнейших действий, но в голову решительно ничего не лезло. Пока что все упиралось в необходимость добраться до единственного на весь Сурган авиационного конструкторского центра, а дальше, наверное, придется действовать по обстановке.

Три дня пролетели как один, а на четвертое утро Алекс разбудил Диму на рассвете, и после сытного завтрака они отправились в дорогу. Отпускникам предстояло преодолеть порядка двух километров до шоссе, где они рассчитывали поймать попутный транспорт в сторону Вейзеля. Дима искренне надеялся, что раненая нога позволит ему пройти такое расстояние.

– Ты это… – явно стесняясь, произнес Алекс, когда они уже отошли от дома на приличное расстояние. – Если меня того… Ну, ты понял… Адрес знаешь, в общем. Сообщи им сам, хорошо? Обещаешь?

Дима пристально посмотрел на своего товарища.

– Обещаю, – ответил он.

Нога не подвела, хоть все-таки и разболелась, а на шоссе их подобрал локомобиль с прицепом, груженный полными рапсового масла бочками. Водитель-машинист оказался простоватым, но добродушным и разговорчивым парнем, искренне обрадовавшимся компании двух авиаторов. Он даже согласился сделать небольшой крюк и довезти случайных попутчиков аж до самого Вейзеля, однако всю дорогу одолевал их бесконечными расспросами.

– А высоко эти ваши аэропланы летают? – ловко орудуя тяжелым рулевым колесом, больше похожим на штурвал линкора, полюбопытствовал он.

– Практический потолок у «Хорнера» составляет восемь тысяч маркий, – с видом столичного профессора, читающего лекцию школярам в деревенской приходской школе, ответил Алекс.

– У вас там что, в небе, и потолок есть? – вытаращил глаза водитель.

– А ты как думал? – Алекс уже откровенно веселился. – Самая настоящая небесная твердь. Из цельного хрусталя. Не рассчитаешь вертикальную скорость, треснешься об нее, и пиши пропало. Даже костей потом не соберут.

– А вот, скажем, до облаков на нем долететь можно? – не унимался парень.

– До облаков можно.

– А до солнца?

– До солнца нельзя. Газу не хватит. На Луне придется остановку делать, чтобы заправиться…

К обеду миновали довольно крупный город, ощетинившийся частоколом чадящих заводских труб, судя по дорожному указателю – Цурх, после него свернули южнее. Потянулись бесконечные рапсовые поля, перемежающиеся скудными перелесками, а затем вдалеке показались двухэтажные каменные жилые постройки весьма добротного вида. Наконец мимо проплыла прибитая к выкрашенному в белый цвет деревянному столбу вывеска «Добро пожаловать в Вейзель!», и локомобиль, громко чихнув мотором, остановился.

– Дальше сами дойдете, – махнул рукой водитель, – а мне разворачиваться надо. Удачи вам, парни! Не посрамите страну в небе!

– И тебе не болеть, – бросил в ответ Алекс, спрыгивая на землю и растирая ладонью затекшую поясницу. Следом, осторожно наступая на больную ногу, спустился Дима.

– Надо же, потолок! Хрустальный! Кому рассказать – не поверят! – вполголоса пробормотал парень, покачал головой и, с грохотом воткнув передачу, укатил, обдав стоящих на обочине летунов облаком едкого дыма.

Городок выглядел по-провинциальному мило. Облицованные камнем дома застенчиво прятались в тени густого кустарника, живой изгородью обрамлявшего дорогу, по краям которой высились склоны почти в рост человека. Сами склоны местами тоже оказались вымощены природным камнем, а чтобы дождевая вода не подмывала дорожное полотно, по обочинам строители предусмотрели неглубокие дренажные канавы. За поворотом обнаружилась продуктовая лавка: двери гостеприимно распахнуты, продавцов не видно, только на прилавке, рядом с аккуратно выложенными горкой овощами, румяной выпечкой и расставленными в ряд банками с молоком, стоит ящик, где покупатель может оставить деньги в счет оплаты. Дополняет идиллическую картину домик с резным деревянным крыльцом: судя по надписи на табличке, здесь размещалась местная почтовая служба и отдел полиции.

– Вейзель, Вейзель, альс берунде, – фальшиво напел на сурганском Алекс. – Вейзель, родина моя! Пойдем, камрад Шпитцен, нас ждут великие дела.

Дорогу спросить было не у кого, потому Дима и Алекс прошли городок практически до самого центра, где обнаружились признаки самой настоящей цивилизации – несколько кафе, гостиница, церковь и даже пожарная станция. Дома здесь были уже совсем городские, преимущественно двухэтажные, но возле каждого имелся небольшой палисадник или обозначенный низкой оградкой цветник. Немолодой кабатчик, меланхолично протиравший полотенцем пивные кружки, все-таки подсказал им верное направление: пришлось вернуться немного назад, свернуть в едва заметный переулок и дойти до самого его конца. Там путешественники наконец уперлись в массивные железные ворота, над которыми гордо красовались вырезанные из стали буквы, образующие сурганскую надпись «Хорнер Инженербюро».

На стук в ворота отозвался дежуривший у входа рядовой с красной повязкой на рукаве. Тщательно проверил у Димы и Алекса документы, велел им ждать, вернулся в свою деревянную будку и принялся куда-то звонить, накручивая ручку большого, похожего на патефон квадратного телефонного аппарата с тяжелой эбонитовой трубкой. Посовещавшись, жестом показал вновь прибывшим: проходите!

Дима ожидал увидеть здесь самый настоящий научно-технический центр, средоточие передовой инженерной мысли рвущегося к мировому господству Великого Сургана. На деле же экспериментальный завод и испытательный полигон корпорации Хорнера более походил на какую-то гаражную мастерскую, где неопрятные, вечно поддатые мужики чинят старые «Жигули». Гравийная дорожка вела от самых ворот на огороженную площадку, по сторонам которой высился ряд открытых ангаров – судя по всему, тут и собирали самолеты. Все пространство вокруг было заставлено ящиками и деревянными контейнерами непонятного назначения, рядом на стапелях лежал каркас крыла – как раз сейчас его покрывал лаком паренек в застиранной гимнастерке. Возле одного из ангаров Дима обнаружил несколько установленных на деревянных паллетах авиационных двигателей – на их серебристых промасленных боках еще виднелась налипшая солома, использовавшаяся в качестве прокладочного материала при транспортировке. Терпко пахло краской и каким-то химическим растворителем.

– Почему честь не отдаете, ефрейтор?

Дима обернулся. Перед ним стоял, широко расставив ноги, невысокий офицер, облаченный в серо-зеленую полевую форму сухопутных войск с погонами лейтенанта. Эмблема, изображенная в петлицах на черном стоячем воротничке его кителя – скрещенные меч и молот Первого Кузнеца, – была Диме не знакома. Из-под козырька фуражки с высокой тульей, напоминавшей по сурганскому образцу коровье копыто, выпирал огромный нос. Собственно, к этому самому носу и была приделана в качестве дополнения вся остальная физиономия лейтенанта: глубоко посаженные темные глазки, впалые щеки и торчащие в стороны уши, причем одно оттопыривалось чуть больше другого. Однако остальные детали все же заметно уступали носу по монументальности, просто терялись на его фоне, как теряется мелкая морская рябь возле гигантского айсберга. Казалось, убери нос, и вся конструкция развалится на части.

Лейтенант буравил Диму острыми глазками, ожидая ответа. Обратился он к нему явно не по уставу – Дима помнил основные положения этого документа, касавшиеся принятой в сурганской армии субординации, и офицер со всей очевидностью их игнорировал. Впрочем, тот же устав гласил, что, если старший по званию использует в общении с младшими военнослужащими неформальный стиль общения, те вправе поддерживать этот формат диалога.

– Я не девица, чтобы честь отдавать, – изобразив, насколько это было возможно, доброжелательную улыбку, ответил на сурганском Дима, стараясь не запутаться в падежах, – а воинское приветствие я отдать просто не успел.

С этими словами Дима нарочито медленно приложил пальцы к козырьку. Глазки лейтенанта недовольно сверкнули.

– Ваше имя? – перейдя на фальцет, взвизгнул он.