О девстве и браке. О покаянии две книги - Амвросий Медиоланский

О падении посвященной девственницы

Глава первая

1. Зачем, душа, хранишь молчание? Зачем волнуешься размышлениями? Почему не стремишься излить и выразить в слове порыв своей мысли, чтобы получить (таким образом) некоторое утешение? Если ты откровенно изложишь совершенное преступление, то это, конечно, будет для твоей болезни как бы лекарством. Ведь даже и припухшая язва, когда ее вскроют, освободившись от гноя, доставляет болезни облегчение.

2. Выслушайте же меня ныне вы, которые находитесь возле, и вы, которые стоите вдали, и вы, боящиеся Господа, и радующиеся радостью Его Церкви, и печалующиеся ее печалью, как написано: «радоваться с радующимися и плакать с плачущими» (Римл. 12:15). К вам, говорю, взываю я, – к вам, соблюдающим истинную любовь Христову, к вам, не выражающим радости в виду несчастия, а наоборот, оплакивающим его. Внемлите словам уст моих, судите о том, что исходит от праведной скорби (моей), ужасайтесь вместе со мной необычайности обнаруженного преступления.

3. Дева из знатного рода, посвятившая себя Христу, благоразумная, воспитанная – и вдруг низвергается в ров непотребства: она зачала болезнь и родила беззаконие (Пс. 7:15), она погубила себя и обесчестила Церковь. Этим обстоятельством всякой душе христианской нанесена тяжкая рана; в самом деле, святыня отдана псам, и жемчуг повержен пред свиньями (Мф. 7:6); святое имя растерзано неистовыми людьми и драгоценный обет целомудрия попран нечистыми и грязными (личностями).

4. Вот почему волнуется душа моя, вот почему я скорблю безутешно; ведь одно дурное (деяние) увлекает вместе с собою весьма много добра; и облачко одной грешницы затемнило почти весь свет Церкви. Итак, обращусь я к голосу пророческому и со слезами скажу я: «послушайте меня все народы и посмотрите на скорбь мою: девы мои и юноши мои ушли в плен». Поистине это плен, когда уловленные грехом души ведутся на смерть и подчиняются господству диавола.

Глава вторая

5. Итак, к тебе ныне речь моя, к тебе, виновница и причина этих зол, к тебе, бесконечно несчастная, вместе со славой девства потерявшая и имя его; действительно, преступно называться Сусанной той, которая не целомудренна; нельзя тебе называться лилией, коль скоро ты уже не лилия. Откуда же начать, что прежде, что после сказать мне? перечислять ли блага, которые ты потеряла, или оплакивать зло, которое ты обрела?

6. Ты была девственницей в раю Божием; ты во всяком случае находилась среди цветков Церкви; ты была невестою Христовою, ты была храмом Божиим, ты была обителью Святого Духа. И вот, сколько я назвал священных предметов, столько раз ты должна возрыдать, так как ты уже не то, чем была. Ты шествовала в Церкви как та голубка, о которой написано: «криле голубине посребрене и междорамия ее в блещании злата» (Пс. 67:14). Когда ты выступала с чистою совестью, ты блистала как серебро, ты сияла как золото. Ты была как бы лучезарной звездой в руке Господней, ты не боялась никакого ветра, никаких вражеских (belli) туч.

7. И что же это за неожиданное превращение? Что это за внезапная перемена? Из девственницы Божией ты сделалась растлением сатаны, из невесты Христовой – мерзкой блудницей, из храма Божия – капищем нечистоты, из обители Святого Духа – обиталищем диавола. Ты, выступавшая уверенно как голубица, теперь скрываешься в темноте как ящерица. Ты, блиставшая красотою девства как золото, теперь сделалась хуже (vilior) уличной грязи, так что тебя попирают даже ноги нечестивых. Бывшая лучезарной звездой в руке Господней, ты (теперь) как бы низверглась с высоты небесной: свет твой погас, и ты превратилась в уголь.

Глава третья

8. Горе тебе, несчастная, дважды горе тебе, погубившая столько благ ради кратковременного наслаждения? какая надежда осталась для тебя у Господа Христа, коль скоро ты повергла члены Его и сделала их членами блудницы? Затем теперь будет посещать тебя Дух Святой, когда ты отвергнула Его, а Он ведь удаляется даже и от нечистых помыслов?

9. Но обратимся к человеческим (отношениям) и чрез них познаем те божественные (союзы). Посмотри: кто из святых – мужчина или женщина – не устрашится приблизиться к тебе? Открой, если можешь, очи твои; подними, если смеешь, чело твое; взгляни смело на кого-либо из святых. Неужели сознание совершенного поступка как свинец не клонит и не отягощает лица твоего? Разве не стоит пред глазами твоими тьма и страшный мрак? Разве не потрясает душу и члены твои и страх и трепет?

10. Итак, если ты, покрытая столь тяжким стыдом, не можешь взглянуть на людей облеченных в плоть и повинных в каком-либо грехе, то что будешь ты делать пред лицом святых апостолов? Что будешь ты делать пред лицом Илии, Даниила и перед сонмом всех прочих пророков? Что будешь ты делать пред лицом Иоанна? Что будешь ты делать в присутствии Марии, Феклы, Агнессы и вообще пред непорочным ликом целомудрия? Что будешь ты, наконец, делать пред лицом святых ангелов? Не сгоришь ли ты, будучи поражена как бы молнией блеском и сиянием (всех этих) непорочных?

Глава четвертая

11. Может быть, ты скажешь: я не смогла воздержаться, так как я облечена бренною плотью. Но блаженная Фекла со своими бесчисленными сообщницами ответит тебе на это: и мы облечены тою же плотью и, однако, нашего твердого обета сохранять целомудрие не могла ослабить бренность плоти и побороть различными пытками жестокость мучителей. И на самом деле, плоть не может потерять невинности, если только наперед мысль не будет растлена. Следовательно, и обвинению будет подвержена (собственно) душа, которая при похотливых вожделениях опережает плоть.

12. Но ты скажешь: не хотела я этого зла, но меня подвергли насилию. И на это ответит тебе преславная Сусанна, имя которой ты недостойно носишь: «я была в руках двух старейшин и даже судей народных, я была оставлена одна среди деревьев сада, и однако меня не могли победить, так как я не хотела. Каким же образом ты могла потерпеть насилие от одного негодного юноши, и притом в средине города, если только не потому, что ты добровольно пожелала осквернить себя? Да и кто слышал твои крики? Кто видел твое сопротивление? Но и помимо всего этого, по крайней мере после, потерпевши насилие, ты должна была объявить о преступлении, если не другим, то во всяком случае родителям или своим сестрам. Если бы ты врага твоего целомудрия вывела (на суд) общества, то это послужило бы уже извинением (твоего) несчастия, и для (твоей) совести было бы полным оправданием.

13. Впрочем, может быть, ты стыдилась, что вот-де многие узнают о твоем изнасиловании. Но к чему было бояться тебе именно этого обстоятельства, при котором и страх-то у тебя проявился, очевидно, только в тех видах, чтобы тебе, благодаря молчанию, можно было иметь частые общения с прелюбодеем? Пусть будет так: стыд препятствовал тебе признаться. Но что скажешь ты о втором (случае) блуда, что о третьем, что о постоянном поддержании этого мерзкого союза? Довольно, довольно тебе ссылаться на выдуманное насилие, довольно тебе приводить в свое оправдание стыд, когда ты столько раз свои члены, посвященные Христу, отдавала преступнейшему блуднику для осквернения их внутренностей.

14. Ужасается, трепещет душа, изнывает ум, когда приходится приступить к (изображению) начала преступления. Ведь и врач, хотя бы он был и с твердым духом, когда рассекает слишком глубокою рану – я полагаю – до некоторой степени испытывает ужас. О, погибшая, неужели ты не понимаешь, что для тебя отовсюду заперты пути оправдания? Неужели ты не чувствуешь, сколько зла и в тело и в душу привнесла преступная страсть?

15. Не этого позора ожидал от тебя отец твой, который видел в тебе свою особенную славу. Мать твоя, которая в девстве твоем находила для себя утешение за муки при твоем рождении, не верила, что ты доставишь ей эту печаль и эти слезы. И братья твои и сестры не ожидали от тебя этого бесчестия; ты всех их тяжко поранила как бы одним (взмахом) меча твоего преступления.

16. Если бы ты, согласно общей для всех участи, умерла, то родители оплакали бы тебя с легким (modicum) сожалением, и при этом премного стали бы ликовать, что они представили Господу непорочную деву, жертву живую, т. е. молитвенницу за грехи. А теперь они рыдают о том, что ты мертва, хотя и не умерла; они скорбят даже о живой, но уже лишенной жизни. Во всяком случае, ты мертва для славы девства, и жива для постыдного позора.

17. Гневается отец на свою утробу, от которой ты была зачата; и мать проклинает свое чрево, из которого ты, к несчастию, появилась на свет. Они не находят даже меры своей скорби; они, по-видимому, имеют одно только то утешение, что ни отец, ни мать не заставляли и не принуждали тебя принести обет девства, который дала ты исключительно по своей собственной воле. Ведь я знаю, что когда родитель твой указывал тебе на великие трудности, когда он напоминал тебе о тернистом пути соблюдения девства, то ты не только упорно стояла на своем, но даже сказала, что тебе были дарованы страшные откровения.