Разум и чувства - Джейн Остен

– А теперь, мои дорогие, я принесла вам кое-что, что, несомненно, вам понравится!

Марианна замерла. Внезапно перед ее глазами мгновенно возникло письмо от Уиллингби, письмо полное извинений, признаний, и страстной мольбы о прощении, а сразу за письмом – его личный визит. Она живо представила, как он мечется в поисках ее по всем комнатам, падает на колени со слезами на глазах и просит ее руки. Но в следующий миг мираж рассеялся. Она узнала почерк своей матери. Марианна не смогла сдержаться и опять разразилась рыданиями, осознавая, что навсегда потеряла то, что несколько секунд назад опять представилось ей таким родным и любимым. Почувствовав себя неловко, после целого ряда извинений хозяйка дома исчезла из комнаты, и оставила Марианну утешаться письмом из родного дома. Имя Уиллингби фигурировало в нем на каждой странице. Ее мать была в полной уверенности, что они помолвлены и что Марианна с Уиллингби будут обязательно счастливы. Только получив тревожное письмо Элинор, мать пыталась выведать, что же так беспокоит ее дочурку, в помолвке которой она не сомневалась. Читая письмо, Марианна рыдала. Ей нестерпимо захотелось домой, к маме!

Ее мама! Ее дорогая мама любила своих дочерей всем сердцем, хотя и очень ошибалась насчет Уиллингби! Марианна снова засобиралась в путь. Элинор, которая сама не знала, что сейчас лучше для Марианны, вернуться в Бартон или остаться в Лондоне, только посоветовала не спешить и дождаться решения матери об их отъезде. И Марианна согласилась подождать еще немного.

Миссис Дженнингс в этот день уехала из дома рано, так как спешила поделиться последними новостями с Миддлтонами и Палмерами. Она не стала, как обычно, уговаривать Элинор составить ей компанию. А сама Элинор с облегчением вздохнула, что ей сегодня не придется обсуждать всю эту историю с чужими людьми и решила написать матери. Марианна вышла из комнаты в художественную гостиную, остановилась у столика, за которым Элинор писала письмо, и наблюдала за движением ее руки, слушая, как невыносимо скрипит перо по бумаге и еще более невыносимыми ей казались чувства, которые предстоит испытать ее матери.

Так прошла четверть часа, когда Марианна, чьи нервы уже не выносили никакого постороннего шума, вздрогнула, услышав, легкий стук во входную дверь.

– Кто бы это мог быть? – воскликнула она, – в такую рань! Я, надеюсь, что мы в безопасности!

Подойдя к окну, с облегчением добавила:

– А, это полковник Брэндон! Мы никогда от него не спрячемся.

– Но он, как тактичный человек, не войдет внутрь, если миссис Дженнингс нет дома.

– Я не очень в это верю, – ответила Марианна, отправляясь в свою комнату, – человек, который не знает, что ему делать со своим собственным временем, считает, что и другим тоже делать нечего.

Марианна оказалась права, тактичный человек действительно вошел в дом, не дождавшись приезда хозяйки. Элинор удивилась, но поняла, что только забота о Марианне заставила его поступиться правилами этикета. Он искренне беспокоился о Марианне. И Элинор стало неловко от того, что сестра опять вышла, хлопнув дверью.

– Я встретил миссис Дженнингс на Бонд-Стрит, – сказал полковник буквально с порога, – и она направила меня сюда. Я тем более легко поддался этому приглашению, так как надеялся увидеть вас одну, чего мне так недоставало. Мой объект… мое желание, моя душа желает очень… я надеюсь, я в это верю… то, что говорят, дает удобство… нет, нет, я не должен говорить «удобство»… не настоящее удобство, а успокоение… длительное спокойствие вашей сестре. Мои желания для нее, для вас и для вашей матери…, вы, надеюсь, разрешите мне их объяснить… в связи с некоторыми событиями, которые ничего не значат, но имеют место быть в связи с мои пожеланием… я думаю, что мне стоит сообщить, так как много было проведено много часов в раздумьях, надеюсь, я прав буду, если… или может быть я не прав? – полковник запутался в словах и замолчал.

– Я поняла вас, – сказала Элинор, – вы хотите рассказать мне что-то о мистере Уиллингби, что прольет свет на его характер. Вы сказали, что эти сведенья помогут Марианне. Молю, молю вас рассказывайте!

– Вы, возможно, помните, что когда я оставил Бартон-Парк в октябре… Но это ничего вам не говорит! Я должен начать чуть раньше. Вы найдете меня несносным рассказчиком, мисс Дэшвуд. Даже не представляю, с чего начать. Необходимо немного рассказать вам обо мне, сделать короткое вступление, в связи с таким событием, – он тяжело вздохнул, – мне придется быть немного многословным.

Он остановился, что-то вспомнил и затем, вздохнув еще раз, начал.

– Вы, возможно, уже забыли тот разговор (вряд ли он отложился у вас в памяти), тот разговор, который был у нас на вечере в Бартон-Парке. Помните, это был танцевальный вечер, и я еще упомянул леди, которую я знал, в некоторой связи с вашей сестрой Марианной.

– Конечно, помню, – сказала Элинор, внимательно посмотрев на него и ожидая продолжения.

– Если не ошибаюсь, у них очень много общего: та же открытость сердца, такая же впечатлительность и чувствительность. Та дама была одной из моих родственниц, сирота, воспитанница моего отца. Мы были почти ровесники, с самого раннего детства мы росли вместе. Я не могу вспомнить тот момент, когда бы я не знал и не любил Элизу. Мое чувство к ней, так как мы росли вместе, было настолько же сильным, насколько угрюмым и серьезным я являюсь сейчас, и, по вашему мнению, уже не способен ни на какое чувство. А ее отношение ко мне было, я думаю, такое же, как Марианны к Уиллингби. Хотя это совсем другой случай, но мы были также несчастны. В семнадцать лет я ее потерял. Ее должны были выдать замуж, против ее воли, за моего брата. Ее наследство было велико, а вся наша недвижимость была уже заложена. Я думаю, это была главная причина, которая заставила так жестоко поступить человека, который был и ее дядей и опекуном в одном лице. Мой брат не был достоин ее, он даже не любил ее. Я надеялся, что ее любовь ко мне помогут ей преодолеть все трудности. На первых порах это так и было. Но скоро стало ясно, что ее положение ненормально. Она получала от моего брата только постоянную грубость, и хотя и не обещала мне ничего конкретно… О! Как я был слеп! Я не буду рассказывать, как все это произошло, но, в общем, мы решили сбежать с ней в Шотландию. Но не успели. Предательство, а скорее глупость ее служанки, выдала нас. Я был выгнан из семьи, а ее лишили всяческого общения: ни свободы, ни общества, ни развлечений, пока воля моего отца не была выполнена. Я слишком понадеялся на ее твердость, но силы наши силы были слишком неравны… Да и было ли ее замужество счастливым? Я был так молод еще! И через несколько месяцев мне остались только одни сожаления. Но, как ни странно, это не главное. Мой брат не имел никаких претензий на нее. С самого начала он обращался с ней грубо. Результаты всего этого, несмотря на молодость, неопытность и жизнелюбие миссис Брэндон, были вполне естественны. Она сразу же столкнулась с суровой действительностью. Если бы она была счастлива в браке, возможно, всё было бы по-другому. Но могли ли мы все знать, что оставшись с таким мужем, который сам провоцирует неверность жены, и без друга, который мог удержать ее, что она может так низко пасть? (Мой отец умер через несколько месяцев после ее свадьбы, а я в то время служил в Восточной Индии). Если бы я тогда остался в Англии! Возможно, всё сложилось бы иначе, но я ошибочно полагал, что для нас обоих будет лучше, находиться как можно дальше друг от друга, и не видится годами. Именно поэтому я попросился в колонию. Потрясение, которое я испытал, когда она вышла замуж, – продолжал полковник тихим голосом, полным волнения, – было ничто, по сравнению с тем, что я ощутил, узнав об их разводе два года спустя. С тех пор я стал так суров. Даже сейчас, при воспоминаниях об этом, я страдаю…