Свет vs Тьма. Избранная - Ольга Владимировна Иванова

«Неважно, кем тебя считают — Темным или Светлым, главное, кем считаешь себя ты…» Я никогда не спрашивал его о причине, подвигнувшей на смену своей принадлежности, и тем более о его возлюбленной Темной, но я сразу понял, что говорил он о себе… Почему-то эти слова запали мне в душу, возможно, даже вывели на какое-то время из равновесия… От Темных я никогда ничего подобного не слышал. А потом… Потом, — Никита вздохнул, — как-то незаметно закончился учебный год. Я успешно поступил в Академию и об уборщике забыл. Нет, иногда, конечно, вспоминал о нем, но с каждым годом все меньше и меньше… Дальше был выпуск, стажировка в Суде, а затем и долгожданная должность прокурора… Впереди меня ждала блестящая карьера и такое же блестящее будущее. Пока…

Тут он снова сделал паузу, после чего продолжил:

— Пока однажды мой родной брат не влюбился в человеческую девушку. Самую что ни на есть обычную, без какого-либо потенциала, даже нежити. А это запрещено не только Кодексом Тьмы, у Света те же правила. Никаких интимных связей с людьми. Но он еще больше усугубил ситуацию, рассказав ей о том, кем является на самом деле. А эта попадало под статью еще более серьезную, чем первая. В довершении всего обвинителем по его делу назначили меня. Никто не увидел в этом ничего крамольного, ибо у Темных на первом месте их собственное «Я», которым они не будут рисковать даже ради членов семьи. И ни у кого бы не возникло мысли отказаться от этого дела. Я же поступил наоборот. Отказался выступать в качестве обвинителя своего брата. Не знаю, что мной тогда руководило: внезапно проснувшиеся родственные чувства или же неполная уверенность в вине брата, а может, попросту растерянность в столь непростой ситуации… Я не мог сполна понять его влюбленность, в моей жизни никогда не было места серьезной привязанности или же влечения к какой-либо Темной, все мои отношения были легкими и ни к чему не обязывающими, даже в юности… Темные же вообще редко влюбляются. Но в том момент я вдруг смог почувствовать боль своего брата.

— А что сделали с той девушкой? — не удержалась я от вопроса. — Ее тоже наказали?

— Нет, что ты, — заверил меня Никита, — ей просто почистили память и все. Она забыла о моем брате, будто его и не было в ее жизни…

Кажется, это то же самое, что хочет сделать со мной Власов, если я не пожелаю становиться кем-либо из нечисти — «подправить» мне память. Значит, у адьюторов, что Темных, что Светлых, это частая практика.

— А тебе что-то было за отказ? — еще спросила я.

— Было, дисциплинарное взыскание, — кивнул Никита. — И много-много косых взглядов и разговоров за спиной. Даже родители не поняли меня. Они ведь считали вину брата очень серьезной и не собирались его оправдывать, даже несмотря на то, что он их сын. Вот так… Брата осудили. Приговорили его тоже к изменению памяти и собирались отправить в зону Отчуждения, говоря человеческим языком, в тюрьму, до конца существования. Но до вступления в силу приговора должно было пройти около двух недель. За это время я мог встречаться с братом в специальном переходном секторе, и вот однажды он попросил помочь ему сбежать оттуда… Убеждал, что у него есть план, как попасть в место, где проводят процедуру хомореинкарнации. Это когда адьюторов «очеловечивают», то есть они лишаются своей высшей сущности и становятся обычным человеком. Правда, к такому вынесению приговора Суд приходит крайне редко, чуть ли не несколько раз в тысячелетие. Брат же хотел стать человеком, найти свою девушку и попытаться снова влюбить ее в себя. И я согласился. План был так себе, но попробовать стоило.

— У вас получилось? — с надеждой поинтересовалась я.

— Нас поймали прямо у дверей того самого зала хомореинкарнации, — Никита сцепил пальцы в замок. — Теперь уже Суд ожидал нас двоих: брата — повторный за попытку побега, меня — за пособничество ему. Брату после него предыдущий приговор привели в исполнение немедленно, полностью лишив его памяти и поместив в зону Отчуждения. Меня… Меня тоже приговорили к десяти годам нахождения там, правда без стирания сознания. Или же предложили, по заведенной традиции, перейти на сторону Света. Это была чистая формальность, и никто даже не мог подумать, что я смогу согласиться на такое. Но именно в тот момент, стоя навытяжку перед судьями и глядя на представителя Света, находящего здесь же, я вдруг вспомнил своего Светлого уборщика… Вспомнил все, о чем мы с ним разговаривали… Вспомнил его улыбку и то умиротворение, что испытывал рядом с ним… И мое согласие далось мне на удивление легко. Знаешь, так бывает, когда ты вдруг понимаешь, что это самый правильный поступок в твоей жизни. Что это именно то, что тебе надо. И все вокруг так же внезапно стало чужим… Хотя, возможно, оно никогда и не было моим, понимаешь? Я жил по заведенным правилам, со многими из которых никогда не был согласен, но считал подобные мысли ненормальными или даже запрещенными. Убеждал себя, что поступаю правильно, при этом испытывая неудовлетворение своими же поступками. Но главное, я не знал, как это изменить. И только встреча с тем Светлым помогла мне расставить все свои приоритеты, пусть и для этого мне понадобились годы… Безусловно, моего решения никто не понял и не принял. Отец на прощанье бросил презрительное: «Ты всегда вел себя как Светлый». Знал бы он, что в тот момент для меня это совсем не было оскорблением, а даже, наоборот. Друзья и знакомые тоже осудили. Все думали, что я хочу избежать таким «низким» образом наказания… Я же просто желал наконец стать тем, кем, сам не осознавая, всегда считал себя…

* * *

Никита не думал, что сможет вот так полностью рассказать все о своем прошлом Ане. Но сделав это, он неожиданно испытал облегчение. И то, что в глазах Ани не читалось никакого осуждения или, более того, отвращения, только придавало ему силы и уверенность в правильности своей исповеди.

— А дальше что было?.. — услышал Никита ее очередной вопрос.

— А дальше… — он наконец снова сократил между ними расстояние и сел рядом. — Дальше я оказался в межзоне. С меня сняли все знаки Темных, а с ним и все их привилегии… И мне присвоили статус Нейтрала. После этого