Другая дорога. - Владислав Колмаков

себя защитником веры и всех мусульман. Поэтому у него ко мне и моей стране пока претензий не было. Ведь османскому правителю эти дикие черкесы, живущие где-то далеко за морем, были до одного места. Неинтересны они ему были. И что там с этими дикарями сделали другие дикари из Русского Царства? Это турецкого султана также не волновало особо. Главное, что ни один турок при этом не пострадал. И ни одна пядь турецкой земли не была захвачена врагами на этот раз. И хорошо, что в Черкесии не было турецких крепостей. Поэтому все земли черкесов как-то незаметно стали собственностью российского императора Петра Первого. И турки на этот раз на это закрыли глаза, демонстративно не заметив моей агрессии против их вассалов. Нет, возможно, если бы Турция сейчас не вела войну сразу с несколькими своими соседями. То она бы и отреагировала более жестко. Но сейчас у нее просто не было на это сил и времени. Это я очень удачно зашел, отжав большой кусок новых земель.

Вернувшись из Черкесского похода, я начал громкий судебный процесс над пойманными бунтовщиками. Следствие по ним уже прошло, пока я громил черкесов и отжимал их земли. Все прегрешения перед императором и страной у этих преступников были выявлены. И мне только оставалось вынести приговоры всем фигурантам этого громкого дела. Весь суд над мятежниками, конечно же, освещался в прессе. Я хотел, чтобы все российское общество знало, что будет с теми, кто осмелится бунтовать против власти императора российского.

Всем простым бойцам мятежного войска я присудил пожизненный срок заключения с отбыванием в трудовой армии с конфискацией имущества. Имущество их родственников я отбирать не стал. Просто пожалел. Ведь те дураки были обмануты боярами и князьями, рулившими заговором. Да, и много ли ты возьмешь с нищих дворян и стрельцов. А вот с главарями мятежников я так церемониться не стал. Все эти важные представители крупнейших аристократических родов были мною приговорены к смертной казни через сажание на кол. Да, вот такой уж я самодур и садист. Сначала хотел как Петруша им самолично головы порубать топориком. Во мне такая ненависть клокотала к этим зажравшимся уродам. Я же читал, как Петр Первый своими руками отрубал головы взбунтовавшимся стрельцам. А вот бояр, что тех стрельцов и подбивали на бунт против царя, почему-то помиловал, сослав в Сибирь, где они очень неплохо так жили и даже занимали какие-то государственные должности там. Странная логика была у этого прорубателя окон в Европу. Странная! Вот и я уже было хотел пойти по его стопам и самому взяться за топор палача.

Но потом я одумался и вспомнил, что при русском знаменитом царе Иване Грозном. Которого здесь так любят часто вспоминать все ревнители русской старины, существовал такой экзотический вид казни преступников как сажание на кол. Человека сажали голой задницей на торчащий вверх заостренный кол, который и протыкал казнимому преступнику все внутренности. И после этого посаженный на кол не умирал моментально, а мог еще какое-то время прожить в страшных мучениях. Некоторые так даже несколько дней страдали, пока не умирали. К концу семнадцатого века на Руси этот вид казни уже не применяли. Но я решил порадовать радетелей русской старины и возродил сажание на кол. Отныне за самые тяжкие преступления в Российской империи была положена именно такая вот страшная казнь. И первыми этот тип казни опробовали на себе все представители старой аристократии, возглавившие мятеж против своего императора. Именитых и важных бояр, князей и дворян сажали на кол при большом стечении народа на лобном месте на Красной Площади в Москве. И в газетах весь этот процесс подробно описывался. И то как долго и страшно эти преступники мучились. И просили их добить. Но я был непреклонен. Они должны были страдать до самого конца. Возможно, это бесчеловечно и очень жестоко? Может быть и так? А мне наплевать! Главное – я так хоть немного смог затушить ту ярость, клокотавшую во мне, и боль потери близких людей. Я казнил этих убийц и злодеев так, как считал нужным. И ни перед кем отчитываться не стану. Я император российский! И в моей стране мое слово – закон!

И скажите спасибо, что я не стал казнить родственников всех этих мятежных феодалов. Хотя у меня и мелькнула такая кровожадная мысль. Но я ее с особым садизмом задавил. Поэтому все члены мятежных аристократических родов были лишены всех титулов и званий. А затем сосланы мною на пожизненное поселение на Дальний Восток. А ведь его так и заселяли, высылая туда таких вот преступников. Все имущество провинившихся родов конфисковалось в пользу короны. Их земли, крепостные крестьяне, недвижимость, и любая другая собственность отныне принадлежали мне.

Глава 19

Глава 19.

О дипломатии.

После такой жуткой и варварской казни заговорщиков от меня отвернулись многие европейские монархи. Поляки, австрийцы, пруссаки, курляндцы, датчане и еще ряд немецких княжеств. Все они высказались с резким осуждением такой жестокости. Ведь у многих из казненных мною аристократов во всех этих странах имелись родственники или деловые партнеры. Которым очень не понравилось то, что я сотворил с такими уважаемыми людьми. Ай-яй-яй! Разве же так можно? Это же совершенно не по европейски себя так вести.

Но не все зарубежные монархи были столь категоричны. Не все! Первым меня поздравил юный Карл Двенадцатый. Он совсем недавно стал королем Швеции и ему исполнилось только пятнадцать лет. Совсем еще пацан. Но он мне первым прислал письмо с поздравлением меня с блестящей победой над мятежниками и черкесами. Там он восхищался моей храбростью и полководческим талантом. И приносил искренние соболезнования моим недавним утратам жены и матери. С Карлом у нас как-то незаметно завязалась переписка. Мне импонировал этот порывистый и честный юноша, для которого слово «честь» было не пустым звуком.

Правда, таким уж наивным идеалистом юный Карл Двенадцатый не был. Он был умен и хорошо образован. Гораздо лучше чем Петруша на момент моего попадания сюда. Удивительно, но в свои пятнадцать лет король Карл знал латынь, немецкий и французский язык. А после начала переписки со мной он выучил всего лишь за год и русский язык.