Сатанинское зелье (сборник) - Юрий Петухов

— Вы бы лучше спасибо сказали, — прогундосил он и присел на своих полусогнутых. — Вон как разомлела, глядите, глядите!

Сергей повернул голову в другую сторону и содрогнулся. Прямо над ним нависала расплывшаяся туша гиргейки. Полупрозрачный студень мерно колыхался, трепетал, растекшись по жертвенному ложу. Глаза у гиргейки были томно прикрыты, длинные водорослевидные ресницы покачивались, бледно-зеленые полипы на исполинских грудях пошевеливались — гиргейка явно пребывала в трансе. Возле дыры, привалившись обрубком уха к клапану, лежала голова клювастого. И откуда она там могла взяться?! Сергей пригляделся внимательнее — голова подмигнула ему круглым изумрудным глазом. И чего только не померещится!

— Нет, вы вниз поглядите! — раздраженно процедил зеленый.

Внизу бушевала толпа. Наверх лезли уже не одни лишь отчаянные смельчаки, а все. Даже стражи и палачи прыгали по головам, вышагивали по спинам, ползли по хребтам. Будто разгневанное море вышло из берегов и стремилось пожрать выступающую из него скалу.

— Хреново, — промямлил Сергей. Он был еще очень слаб, коленки дрожали, руки не слушались.

— То-то и дело, что хреново, — согласился с ним зеленый. — Пора отваливать, милейший!

Обсидиановый нож просвистел над ухом у Сергея и вонзился в жирную ногу гиргейки. Та, похоже, и не почувствовала ничего, лишь кожица передернулась, как у коровы, отгоняющей муху, да сонный сип вырвался из глотки. Но тяжеленные каменные тесаки посыпались один за другим. Сергей невольно распластался на гадких, залитых высыхающей кровью плитах, ему не хотелось умирать от простого ножа после столь изощренной пытки.

— Пора, милейший, пора!

— Чего пора?! Куда пора?! — сорвался Сергей, оскальзываясь, падая лицом в черную жижицу.

Зеленый вцепился ему в запястье, потянул на себя. Теперь не только ножи ударялись в каменную кладку верхней площадки, но и сыпался со всех сторон целый град камней. Толпа шла на штурм. Она жаждала крови последней жертвы. И образумить ее было невозможно.

— Живей! — зеленый волоком волочил Сергея к Колодцу. — Живей, милейший! Затопчут насмерть!

Сергей ничего не понимал, он не мог идти, он скользил по жиже, ударялся головой о плиты, задыхался, хрипел. Ему казалось, что он спятил — спятил самым натуральным образом и теперь-то уж точно! И как не спятить, когда на его глазах отрубленная голова клювастого протиснулась в слизистую дыру, пропала из виду. А сама гиргейка вдруг свалилась с ложа, забилась в страшном судорожном припадке, вскидывая все свои слоновьи ноги вверх, размахивая чудовищными щупальцами. Что-то круглое, твердое перекатывалось у нее под кожей, явно стремясь вверх. Сотни булыжников, камней, палок ударяло в штурмующих пирамиду. Тысячи кремниевых ножей вонзались в студенистое тело, усиливая судороги. И вопли, крики, визги, рев, стоны, безумный смех и еще тысячи самых разнообразных звуков заставляли содрогаться раскаленный солнцем воздух.

— Пусть убьют! Пусть!!! — вопил Сергей. Он озверел. Но был бессилен, немощен. Несколько камней попало ему в голову, и та совершенно отказывалась осмысливать хоть что-нибудь. Один из ножей воткнулся в ногу, доставляя жуткие страдания — то ли он был отравленным, то ли в нем таились тысячи лезвий. — Нате! Бейте!! Режьте!!!

Зеленый подтащил его к колодцу, взгромоздил на край. Последнее, что увидал Сергей, было нелепо и дико: перекатывающийся под кожей гиргейки шар достиг, видно, своей цели, набух огромным нарывом над чудовищной пастью… И прорвался! Из нарыва вылезла измазанная желтой пакостью и кровавыми сгустками голова клювастого. Казалось, она стала вдвое больше и страшнее. Изумрудные глаза вращались осатанело, клюв клацал с такой силой, будто он был сделан из титана и имел гидравлический привод. Сергею показалось, что голова вот-вот вывалится из нарыва, грохнется о плиты. Но она не вывалилась. Она возымела какое-то непонятное воздействие на тело гиргейки, обрела над ним власть. И огромный студень напрягся, взбугрился крутыми мышцами, вскочил на слоновьи ноги, вскинул над двойной головой гибрида мощные щупальца, взревел громогласно.

— Ну, ползите сюда, презренные! — вырвалось не из клюва, а из пасти. — Живей! Живей! Я вас научу любить!

Первый ряд штурмующих пирамиду достиг ее вершины и замер в ужасе. Но нижние поднажали, вынесли смельчаков на гребень. И тут началось нечто страшное — чудовище крушило нападающих с такой первобытной яростью, с такой злостью и с таким остервенением, что хруст ломаемых костей достиг небес, отразился от них и вернулся назад. Это была лютая бойня! Это было откровенное истребление двуногих! Но толпа не могла остановиться — нижние не понимали, что происходит наверху, они перли и перли, давили всей массой, швыряли ножи, камни, дубины. А сверху на них лились водопады крови, градом летели оторванные головы, обрушивались искалеченные тела с переломанными хребтами. Гибрид клювастого с гиргейкой был самой совершенной мясорубкой во всех мирах!

— Уйдут! Уйду-у-ут!!! — вдруг завизжал кто-то на пределе, тыча обрубком руки в зеленого и Сергея.

— Не уйдут!!! — взвыло чудовище. И давя всех и все, ринулось к Колодцу Смерти. — Не уйдут!!!

— Нет, милейший, вы неосмотрительно беспечны! — заявил зеленый и так ударил Сергея в нос, что тот полетел в черный провал колодца. Огромный клюв с оглушительным лязгом сомкнулся за спиной ускользающей жертвы, вырывая из плеча клок кожи.

— А-а-аййй-а-а!!! — заорал Сергей. И эхо колодца послушно повторило его вопль раз, потом еще раз, потом еще…

Падал он целую вечность. Зеленый летел рядом и натужно сопел. От него несло тиной, сыростью, болотом. Наконец он прогнусавил тихонько, словно к самому себе обращаясь:

— Ума не приложу, как могло вас, минуя разграничительные цепи замкнутого контура, без предварительно-условной последовательности занести к реальным тольтекам, да-с! Странный ход, милейший, странный! Вам не кажется?!

— Мне кажется, что это ты, гад, постарался! — неблагодарно ответил Сергей.

— Ах, вот как?!

— Именно так!

— Может, вас оставить в таком случае?

— Оставляй!

— А жалеть не будете потом, милейший мой?!

— Пошел вон, поганка зеленая! — завопил Сергей. Нервы у него были уже не на пределе, а за всеми возможными пределами. Он был готов разорвать в клочья любого, даже своего освободителя.

— Ну, прощайте!

И зеленый пропал. Растворился во тьме.

Сергей неожиданно понял, что он настоящий остолоп. Но было поздно. Полет вдруг прервался, и его здорово тряхнуло. Сознание тут же улетучилось.

Гамак был мягкий, очень удобный, его, наверное, сплели искусные мастера, знатоки своего тонкого гамачного дела. Мягкие сплетения веревочек-канатиков невесомо опутывали тело, не резали, не давили — лежать в таком гамаке было одно сплошное удовольствие.