Sто причин убить босса - Макс Нарышкин

Очень скоро я понял, что бразильцы любят американские доллары, но немного недолюбливают американцев. В Рио местные делают все наоборот от того, что делают янки. У них даже телефон полиции выглядит как средний палец, выставленный в сторону северного континента — 199. И когда до меня дошла эта простая, плохо замаскированная истина, я стал представляться на пляжах русским, и в глазах девочек появилась теплота. Мужики стали относиться ко мне с некоторым доверием, спрашивали на ломаном английском о ценах на мясо, кофе, квартиры и кто на самом деле Иванов и Медведев. Когда я говорил, что Медведев — это я, они весело хохотали и предлагали выпить. Вскоре меня стали узнавать в ресторанах и даже на улицах. Я вел разбитную жизнь развеселого парня, многих угощал, что же касается девочек, то больше всего мне нравились красотки из Сауди. Из того квартала, в который мне категорически рекомендовал не заходить персонал отеля. О том, какие нравы в ходу у местных мачо, я узнал, случайно познакомившись с неким Орландо. Вообще случайностью эту встречу назвать очень трудно, поскольку все к тому и шло.

Раз пять или шесть, словно турист, отбившийся от группы, я бродил по кварталу, встречал недоуменные взгляды пожилых женщин и читал вызовы в глазах сопляков. Эта жизнь нравилась мне, я ходил по лезвию бритвы в белых брюках, в карманах которых лежал бумажник с крупной суммой, и улыбался, когда заходил в грязные, пропахшие текилой и бренди забегаловки.

Орландо, Орландо, — это имя звучало здесь так же часто, как слышится слово «трихомониаз» в кожно-венерологическом диспансере.

Мне советовали, меня предупреждали, мне всячески давали понять, что девочка в красном платье, с тугой грудью и упругой попкой — девочка не для меня. Ее не раз видели на заднем сиденье «Кадиллака» Орландо, и одно это должно было насторожить меня и отказаться от идеи дружбы с Розалиндой. Но познавая местные обычаи, я жил по своим, а первый закон Евгения Медведева гласит, что девочка, которая не замужем, — ничья девочка, и я имею на нее столько же прав, как и виртуальный Орландо, которым меня пугают, как Бармалеем.

Эта ночь в бунгало была незабываема. На глазах у многих, кто тут же ретировался и сделал вид, что не узнает ни меня, ни Розалинду, мы укрылись с нею в домике на берегу, и это была самая короткая ночь в моей жизни… Она хохотала, говорила мне si, и я пользовался этим на всю катушку. Когда говорят и пишут о том, насколько сексуальны женщины Бразилии, сразу вспоминаешь карнавал в Рио. Розалинда была из тех, кто любил в праздник танцевать самбу до исступления. Эта женщина поедала мою любовь без остатка, и даже когда наступил рассвет, она дышала мне в лицо мятой своего дыхания и говорила si.

Мы расстались, когда над океаном стало появляться солнце. Решив набраться сил в постели, я остался лежать под измятой за ночь простыней, а девочка, которую я называл то Линдой, то Розой — в зависимости от настроения, сказала на деформированном английском «Гуд бай», но спросить, когда мы увидимся снова, или не решилась, или не смогла.

Она выбежала, а я закрыл глаза, вспоминая ущербность и бесталанность московских проституток. Но тут же вынужден был разлепить ресницы и вскочить, потому что на улице послышался испуганный вскрик Розы. Линда кричала, словно ее ужалила змея…

Быстро натянув джинсы, я выбежал и едва не упал, когда столкнулся с высоким пожилым негром. Бугрящиеся мышцы выглядели на пятидесятилетнем мужчине, как некий дефект. Наткнувшись на его деревянный взгляд, я шагнул назад.

И когда стало ясно, что меня просто заводят обратно в бунгало, я все понял и успокоился. За все в этой жизни нужно платить. А если тебе заплатили, то будь добр ответить услугой. Я провел двенадцать дней беспечной жизни в Рио, и теперь приходится за это платить.

Из-за спины огромного негра вышел человек к темных очках и, в последний раз посмотрев на задницу своей девочки, лениво спросил:

— Тебе известно, русский, что оскорбление в Бразилии смывают кровью?

Отступив вглубь комнаты, я вдохнул воздух океана и нащупал на тумбочке пачку сигарет.

— Orlando, no, no!..

Этот крик Линды словно разрезал тишину рассвета. Я слышал, как она кричала и билась в истерике и как хлопали дверцы машины. Дверцы знаменитого белого «Кадиллака-Визон» Орландо.

Крикнув что-то на испанском в сторону запертой двери, Орландо вынул из-за пояса тяжелую «беретту» и, нервно дергая щекой, повторил для меня, по-английски:

— Она должна это слышать, русский.

Когда я увидел черный зрачок среза ствола, душа моя умерла за мгновение до выстрела. И жизнь промчалась передо мной рекламными роликами самых ярких эпизодов…

Последнее, что я увидел, была вспышка огня, которым озарился зрачок…

— Черт!.. — прокричал я, хватаясь за глаз. — Да неужто ты стрелял в меня, кретин?!

В мозг ударила такая боль, что я уже не обращал внимания на другие выстрелы, оглушающие шелест прилива.

Усевшись на пол, я дождался, пока стихнут истеричные крики Линды — ее увозили на «Кадиллаке» подальше от этого места. Все, что она должна была увидеть и услышать, она увидела и услышала. Все остальное не ее ума дело.

— Это гильза, — виновато, словно это он стрелял, объяснил негр и заботливо поднял меня с пола. — Синьору в глаз попала гильза.

Прослезившись, я посмотрел на этих двоих. Парочка дебилов…

— Вы не будете возражать, если я открою окно? — спросил Орландо. И объяснил, почему это его так волнует: — Меня всегда подташнивает от пороховой гари.

Я кивнул и снова занялся глазом. Промыв его под краном, я осмотрел рану в зеркале. Синяка не будет. Будет кровоподтек во все глазное яблоко.

— Вы сделали то, что я просил? — я смирился с видом и щелкнул зажигалкой.

— Паспорт на имя гражданина Австралии Джека Берда. Страховка, водительское удостоверение, — Орландо бросил на стол серый пакет и срезал карманными ножницами конец сигары. — Как договаривались. Чем похвастаетесь вы?

— Это не все, — не расслышав последней фразы, заметил я, усаживаясь на тумбочку и потирая глаз.

— Я забрал из больницы для бездомных труп. Ему тридцать лет, он белый. Какой-то швед, мечтавший разбогатеть в Бразилии и кончивший запоем. Через час его сожгут на берегу, но прежде чем он переместится из рая в ад, мне нужно получить от вас кое-что.

Я с наглостью русского выложил на стол свой заграничный паспорт, бумажник с мелочью и водительское удостоверение.

— Признаться, я не это хотел бы сейчас увидеть, — выдержав паузу, Орландо смахнул все и уложил в свой карман.

Найдя здоровым глазом пепельницу на столе, я дошел до вешалки и сдернул с нее пиджак.

— Это чек, — разочарованно констатировал Орландо. Его гавайская рубашка нервно заиграла на мышцах.

— Верно, это чек, — согласился я. — Неужели ты думал, что я соглашусь быть сожженным вместе с этим бродягой?

В бунгало повисла такая тугая тишина, что ее можно было резать ножом. И все расслабились, когда Орландо расхохотался и пригрозил мне пальцем.

— Ты умный парень, русский!

— Я подпишу чек за мгновение до того, как подам у стойки регистрации документы на рейс до Нью-Йорка.

Негр похлопал меня по плечу, Орландо покачал головой.

— Но что ты будешь говорить, когда тебе начнут задавать вопросы о Розалинде и дерзком русском? — спросил я, любуясь огоньком сигареты в полумраке комнаты.

— Пятьдесят тысяч долларов помогут шефу полиции Рио начать бесконечный розыск неизвестного лица, совершившего убийство русского туриста, — объяснил Орландо тоном человека, хорошо разбирающегося в мотивациях поведения представителей полиции Рио.

— Господи, я как будто и не уезжал из Москвы…

Аэропорт Рио похож на муравейник. Выражаясь языком начинающих беллетристов, можно сказать, что он был большой и шумный.

— Мне нужно позвонить.

Орландо кивнул негру, который с самого утра сопровождал меня даже на толчок, и тот поплелся следом, как мастино неаполитано Щура. Сняв трубку, я сверился с цифрами на визитке и набрал номер. Минуту трубка молчала, после чего раздался знакомый мне голос.

— Hello!

— Кэрри, здравствуйте! Это ваш московский друг Джек. Как поживаете?

— Джек! Боже мой, вы позвонили! — и, чуть глуше: — Фрэнк, спеши сюда, это Джек!..

— Вы обещали показать свой дом в Нью-Йорке, Кэрри, — напомнил я.

— Вы собираетесь в Нью-Йорк? — спросил по параллельной линии Фрэнк.

— Я буду в «Большом Яблоке» через пятнадцать часов. Хотел вас спросить, Фрэнк, не хотите ли принять в свою компанию партнера с долевым участием миллионов в семьдесят?

— Этот вопрос требует разборчивого диалога…

— Я для того и лечу.

— Тогда до скорой встречи, Джек.

И я поставил под чеком подпись за мгновение до того, как отдал регистратору билет до Нью-Йорка.