Жемчужина Санкт-Петербурга - Кейт Фернивалл

— Валентина, подымайтесь!

Но она подтолкнула вперед медсестру. Соня дрожала так сильно, что пухлые руки ее не могли удержаться на металлических перекладинах.

— Быстро! — крикнул Йенс.

Едва он, обхватив одной рукой плечи Валентины, поднял ее и поставил на лестницу, по туннелю прошла мощная волна.

— Поднимайтесь, — сказал он и подтолкнул вверх мокрый ботинок девушки.

После этого Йенс поймал руку госпожи Давыдовой и положил ее на металлическую скобу. Еще дюжина шагов — и все кончится.

И в этот самый миг водный поток ударил с полной силой. Огромная бушующая водная стена обрушилась на них, выбивая изпод ног землю, срывая пальцы с металла. Лампа погасла. Мир погрузился во тьму. Йенс полетел в воду, захлебываясь жидкой грязью. Его ударило головой о стену. Легкие горели огнем, когда он попытался пробиться к светлому прямоугольнику, но вдруг чтото или ктото упал на него сверху, и он снова ушел с головой под воду.

В потоке он схватил чьюто бьющуюся руку и потянул наверх. Йенс успел рассмотреть искаженное от ужаса лицо госпожи Давыдовой, но уже через миг ревущее течение вырвало из его пальцев руку женщины и понесло несчастную по туннелю. Валентина закричала и спрыгнула в воду.

— Нет! — взревел он. — Нет, Валентина! Нет!

Рот его снова наполнился грязью. Выбросив вперед руку, он поймал длинные волосы девушки, вцепился в них пальцами и потянул к себе, преодолевая течение. Тело ее было небольшим и легким, но она вырвалась и кричала ему: «Отпусти!», увлекая за собой под воду. Но он не отпустил. Йенс скорее бы утонул, чем отпустил ее. Тут чьято рука с лестницы опустила к воде пальто. Йенс схватился за рукав, и человек из Думы подтащил его к лестнице.

— Спасибо! — бросил инженер.

Валентина затихла в его объятиях. Она смотрела на стремительный поток и молчала. Госпожи Давыдовой не было видно. Тихий стон сорвался с губ Валентины, печальный животный звук, но она не сопротивлялась, когда Йенс поднял ее по лестнице. В холодном сером свете зимнего утра, мокрые и изможденные, они стояли на пустой дороге у открытого люка. Давыдов упал на колени и закрыл лицо руками. Йенс пока не был готов к тому, чтобы трезво оценить последствия случившейся по его вине катастрофы. Это время еще придет. Когда он будет один, вдали от всего мира. Сейчас же он прижимал к груди дрожащую Валентину и гладил ее слипшиеся от грязи волосы.

— Я могла спасти ее, — прошептала она дрожащим голосом.

— Нет, — ответил он. — Это было невозможно.

Словно в тумане он услышал, как к ним стали подъезжать повозки и машины, но его захватило иное чувство: как будто будущее, которое он приготовил для себя, стремительно уплывает и его невозможно удержать, так же как невозможно было сдержать поток, несшийся по туннелям под СанктПетербургом.

17

Валентина лежала, зарывшись головой в мягкую подушку. Ветер стегал в окно сбившимися в комочки снежинками. Стекло на углах покрылось ледяными узорами, тонкими, как паутина, холодными и нежеланными, как и мысли, которые не шли у нее из головы.

Время летело незаметно. Она не была уверена, сколько недель прошло с того дня. Две? Три? Больше? Она болела. Дни проходили в тумане, лихорадка сжигала ее изнутри, отчего руки и ноги скручивало в узлы, и постельное белье становилось мокрым от холодного пота. Она была рада тому, что с ней происходит. Когда сознание возвращалось к ней, она понимала, что причиной ее болезни была ледяная вода, которая принесла с собой легочную инфекцию, но во времена приступов она не сомневалась, что это наказание. Госпожа Давыдова утонула, ее тело вынесло на решетку шлюза, а она спаслась, потому что полезла на лестницу перед ней.

Иногда во снах Валентине являлось ее доброе лицо, и женщина говорила ей тихие ласковые слова. Но иногда по ночам, когда темнота в голове становилась невыносимо горячей и тяжелой, госпожа Давыдова приходила к ней, точно демон из преисподней. Глаза ее сверкали огнем, а уста извергали страшную брань. Тогда Валентина начинала кричать. Сестра Соня всегда оказывалась рядом и говорила: «Тише, малышка. Успокойся». Валентина чувствовала чтото холодное на лбу, какуюто жидкость на губах. Иногда горький вкус настойки опия во рту.

Тихо отворилась дверь, и по ковру мягко прошуршали колеса.

— Ты не спишь?

— Нет. Доброе утро, Катя. Ты хорошо выглядишь.

Валентина не лгала. Катя в самом деле выглядела хорошо: кожа порозовела, свежевымытые волосы блестели, да и в кресле она сидела прямее обычного.

— Я принесла тебе ананас. Смотри.

Она поставила блюдо на столик рядом с кроватью Валентины. На нем лежали два светложелтых кусочка ананаса. От их запаха в комнате как будто наступило лето.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Катя.

— Лучше.

— Как здорово! Ты сегодня спустишься?

Валентина закрыла глаза.

— Нет, у меня голова ужасно болит.

— Соня может тебе дать чтонибудь. Ты бы могла встать и…

— Нет, не сегодня, Катя.

Они надолго замолчали. Оконное стекло дребезжало в раме под напором ветра. Валентина почувствовала, как ее руку поднимают пальцы Кати.

— Валя, так нельзя.

Снова тишина. На этот раз вязкая. Неприятная.

— Соня сказала мне, — тихо произнесла Катя, — что твоя горячка прошла. Что тебе лучше.

— У меня совсем нет сил. — Глаза Валентины были попрежнему закрыты.

— Настолько, что ты не сможешь спуститься?

Валентина кивнула.

Маленькие пальцы погладили руку мягко, как пушинки.

— А я слышу тебя, Валечка, слышу каждую ночь.

— Не понимаю, о чем ты.

— Понимаешь, понимаешь. Я слышу, как ты каждую ночь крадешься мимо моей комнаты, когда думаешь, что весь дом спит. Ты спускаешься вниз и играешь на рояле. Иногда часами, почти всю ночь.

— Нет.

— Да. А потом, перед тем как начинают просыпаться слуги, ты крадешься обратно. Признай, что это так. — Катя больно сжала руку Валентины, отчего та распахнула глаза. — Ну вот, — произнесла Катя, — теперь ты посмотришь на меня.

Валентина посмотрела на сестру. Это была не ее Катя. Перед ней был ктото другой, кто забрался в ее кожу. Голубые глаза были холодны и бледны, как лунные камни. Это существо изображало Катю, но вело себя совсем не так, как она.

— Валентина, да что с тобой? Если меня парализовало взрывом бомбы, что парализовало тебя? Ты же не ранена. Ты уже не болеешь. Ты даже про свой день рождения не вспомнила. Почему ты все время прячешься тут, наверху? Куда подевалась твоя сила воли?

— Ее смыло водой в туннелях.

— Ты жива. Тебя не раздавило, и ты не утонула, ты не лишилась ноги, как тот геодезист.