Дороги колдовства (сборник) - Екатерина Неволина

Маше стало неловко в присутствии рыцаря, к тому же от него пахло потом и вином… не слишком приятное сочетание.

— Благодарю вас, сэр, вы слишком… любезны, — вовремя подобрала она достойную замену слову «навязчивы».

— Через несколько дней в вашем замке состоится турнир, и я буду иметь честь сразиться в вашу славу конным и пешим, чтобы вас заслуженно назвали прекраснейшей… Но полно, я не сладкоголосый менестрель, мне больше по душе сражаться, чем говорить галантные речи, — добавил рыцарь после небольшой заминки.

— Благодарю вас, — повторила Маша. — А давно ли при вас Эльвин? — вдруг спросила она.

Сэр Чарльз нахмурился.

— Этот негодный мальчишка уже успел оскорбить вас, миледи?! Клянусь Святой Девой Марией, я из него всю дурь выбью!

— Нет, что вы, — поспешно заверила Маша, направляясь к выходу из сада, — он был очень… ммм… предупредителен. Я просто хотела узнать, давно ли он у вас.

— Нет, совсем недавно, — отвечал сэр Чарльз, размашисто шагая за ней, — мне нужен был слуга, а он сказал, что прибыл из Святой земли, умеет снарядить и распрячь лошадь, надеть на господина кольчугу и всякое такое, ну я его и взял.

— Спасибо, — поблагодарила Маша. — Мне пора. — И ускользнула, оставив рыцаря одного посреди двора.

Итак, об Эльвине тоже ничего толком не известно, и еще вопрос, стоит ли ему доверять… Но Маше казалось, что стоит. Нельзя сомневаться во всех. Сэр Вильгельм и Эльвин, пожалуй, единственные здесь люди, в которых она не хотела бы сомневаться. «Нужно просто верить», — сказала себе девушка.

В такт ее мыслям стучали молотки. Внизу, за оградой, у подножия замка, сооружали трибуны. Барон уже разослал гонцов, сообщая соседям о дне начала турнира, и замок ожидал наплыва гостей.

На нижнем дворе, там, где обычно паслись овцы и домашняя птица, уже собрался гарнизон замка. Солдат было не так много, человек двадцать. В стороне толпились любопытные: мельник, весь, словно пудрой, обсыпанный мукой; скотник, несколько служанок, мальчишки-конюхи.

Маша встала среди зрителей и стала наблюдать, как солдаты усердно целятся в мишени. В основном в их руках были большие неуклюжие луки, только у двоих она заметила более компактные, крестообразной формы устройства, кажется, их называли арбалетами.

Стреляли солдаты плохо — никакого сравнения с любимым Машиным фильмом про благородного разбойника Робин Гуда, только двое с арбалетами попадали куда лучше и дальше. Видимо, они являлись элитой местного воинства.

После стрелковых тренировок пришла очередь тренировки с оружием ближнего боя. Почти все вооружились секирами или странной разновидностью копий с длинными широкими лезвиями на конце. Гость замка, сэр Чарльз, тоже принял участие в тренировке. Сражался он весьма неплохо, и Маше, втайне надеющейся на то, что он окажется обыкновенным хвастуном, даже стало стыдно. За прошедшие дни она стала всерьез опасаться, не сэра ли Чарльза прочит барон ей в женихи…

После сэра Чарльза на поле вышел сам старый барон. В длинной кольчуге и с огромным мечом он смотрелся сурово и внушительно. Маше показалось, что при виде его высокой фигуры солдатам стало немного не по себе.

Начался второй этап тренировочного боя. Сэр Вильгельм махал мечом направо и налево, и постепенно даже Маше стало понятно, что происходит что-то не то.

«Иерусалим! — кричал старый барон, бросаясь на солдат, в панике разбегавшихся с его пути. — Не уйдете, неверные!»

— Ну вот опять, — послышался рядом с Машей вздох, — бедный братец.

Девушка оглянулась.

Леди Роанна, как всегда, в своем привычном траурном убранстве, стояла рядом с ней и, глядя на лужайку, где еще недавно мирно паслись овцы, а теперь гонял несчастных солдат старый крестоносец, скорбно качала головой.

— Что опять? — осторожно переспросила девушка.

— Ах, милая, — тетка снова вздохнула, словно собираясь сообщить, что на их голову обрушились все казни египетские разом, — мой несчастный брат был тяжело ранен во время Крестового похода. С тех пор как он вернулся домой, он… периодически забывает, где находится. Вот и теперь вообразил, будто сражается с неверными у стен Иерусалима. Однажды он случайно убил одного из солдат, изо всех сил ударив его мечом. Меч сейчас у барона, конечно, незаточенный, но, увы, это не всегда спасает, учитывая силу моего брата. Пойдем, милая, нам здесь делать нечего.

Она обхватила Машу за плечи и повела к внутренним воротам.

Девушка оглянулась. Солдаты теперь наседали на барона со всех сторон, силясь отнять меч, а рыцарь отчаянно защищался. Должно быть, сейчас он видел перед собой выжженные солнцем земли Иерусалима и коварных врагов, окруживших его на поле боя…

«Так вот откуда тот чудовищный шрам на голове!» — догадалась Маша.

На помощь солдатам уже спешил управляющий, сэр Саймон.

Девушка отвернулась, чтобы не видеть, как барона одолеют несравнимые по силе, однако значительно превосходящие числом противники. Ей стало до слез жалко старого рыцаря.

И, увы, она так и не успела поговорить с ним о странном поведении священника.

За обедом сэр Вильгельм не появился.

— Барон плохо себя чувствует, — объяснила леди Роанна, взявшая на себя управление замком. Она же приняла новых гостей, которые стали съезжаться на турнир.

Болезнь хозяина вовсе не помешала гостям чувствовать себя как дома, пить вино, хохотать так громко, что, казалось, обрушатся стены, и сыпать такими шуточками, что краснела не только Маша, спеша укрыться в своей комнате, куда доносились только отголоски творящегося внизу бесчинства. Девушка уже всерьез думала, что сэр Чарльз еще наиболее скромный и тихий из всех присутствующих.

Вечером прибыл господин аббат, однако он пробыл в покоях старого рыцаря недолго и, выйдя оттуда, был еще бледнее обычного.

Маша, волнуясь за барона, поджидала аббата в коридоре. Впервые за долгое время у нее появился любящий отец, и ей не хотелось терять его, а поэтому, преодолев неприязнь и страх перед аббатом, она подошла к нему, чтобы спросить о здоровье сэра Вильгельма.

— Барон ослабел после приступа, — проговорил аббат, опершись рукой о стену. Маше казалось, что он смотрит на нее как-то странно… — Господь посылает ему испытание, не в человеческих силах помочь ему.

— Но вы же можете?.. Помогите, умоляю! — Маша, не отдавая себе отчет, молитвенно сжала руки и шагнула к аббату.

Тот резко отвернулся.

— Ты не знаешь, о чем просишь, дитя, — бросил он через плечо и быстро пошел по коридору.

Глядя на развевающиеся черные одежды, Маша невольно отметила, что движется аббат очень плавно и совершенно неслышно, как кошка, ступающая на мягких лапах.

Она осторожно заглянула в покои барона.

Владелец замка лежал на огромной кровати. Черты его лица заострились, а взгляд был полон ужасной муки.

Он что-то проговорил, но Маша не могла расслышать — его громкий уверенный голос казался теперь едва слышным шепотом ветра. Она приблизилась и склонилась над ним.

— Все хорошо, не волнуйся, дочка, — прошептал сэр Вильгельм растрескавшимися губами. Машу обожгло его горячее прерывистое дыхание. — Мне надо только отдохнуть…

Он замолчал, словно вдруг обессилев, а ведь еще недавно поднимал громадный меч и, ничуть не устав, мог на руках отнести по неудобной высокой лестнице Машу.

Девушка опять почувствовала на глазах слезы.

— Ты не оставишь меня! Ты не можешь этого сделать! — прошептала она, сжимая безвольно лежащую поверх мехового одеяла руку.

Ее настоящий отец ушел, оставив ее и мать, и теперь, когда она впервые почувствовала чье-то тепло и заботу, им снова грозила разлука. Только бы барон не умер! Только бы он поправился!

Выйдя из комнаты, Маша, даже не удосужившись взять теплый плащ, спустилась на улицу и вошла в часовню, где в этот час было пустынно и темно. Одинокая свеча тлела перед алтарем. Здесь девушка, встав на колени на каменный пол, казалось, впитавший в себя весь холод мира, долго молилась. Она не знала молитв, но слова сами собой приходили ей на ум — возможно, не слишком канонические, зато искренние, идущие из самой глубины сердца.

Выйдя из часовни, Маша встретила Эльвина.

— Мой отец очень болен, — сказала она, рассчитывая на сочувствие.

Губы Эльвина дрогнули.

— Господь знает, за что наказывает, — сухо ответил он и отвернулся.

Забравшись в кровать, Маша долго плакала. Холод, царящий в комнате, наполнил ее душу липким страхом, расползаясь по всему телу: неужели она осталась одна?!

Дела со старухой тоже продвигались нормально. Вдове явно льстило оказываемое ей внимание. Аббат замечал, что она всегда прихорашивается перед его приходом, и эта чисто человеческая глупость его тоже весьма веселила. Однако к разговору о сэре Роджере он подходил осторожно.