Видишь Суслика? - Фил Шрайбер

Словно бронированные морские черепахи танки двинули к побережью. В свете фонарей они прошли весь полигон – ров, эскарп, подъем на холм и спуск, и вернулись к ангарам, когда сумерки уже перешли в полноценную ночь.

И хотя кадетам практически ничего не было видно, поездка всех очень вдохновила, и больше всего экипаж Ито, разумеется.

Глава 16 «Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх»

Жизнь императорского дворца была куда насыщенней и разнообразней размеренных будней кадетской школы. Особенно в эти месяцы. Внешне, всё было подчинено традиционному порядку и строгому церемониалу. Двор привычно кланялся Государю, а приближенные заверяли в своей преданности. Однако за ширмой внешнего благополучия скрывался заговор. В курсе зреющих перемен были немногие.

Не все подданные были в восторге от правления Императора Нарухито. Глава клана Тайра – Мицухидэ – считал, что нынешнее положение Японской Империи на международной арене оставляет желать лучшего, а глава государства не в состоянии вернуть стране былое величие. Внешняя экспансия Японии способствовала бы объединению цивилизованного мира под эгидой Империи. Среди офицерского корпуса было немало сторонников активной внешней политики, поддерживающих воинственные устремления кланов Тайра и Асакура.

Немало беспокойства при дворе вызывал вопрос престолонаследия. Хотя у Императора был кровный сын, но наследником трона на данный момент не являлся. Ходили слухи, что старшее поколение Морозовых, родителей Императрицы, не позволили вывезти в Японию первенца императорской четы. По другим сведениям, не захотела этого сама императрица Серафима. Да-да, шептались по углам царедворцы – императрица имеет большое влияние на Нарухито, и частенько тому перечит. Что и говорить – у Императора всего лишь одна любовница, да и та неофициальная! Позор, ужас и попрание традиций! А сын Георгий родился до заключения официального брака по японской традиции. Так что легитимным преемником Нарухито, якобы, признан быть не может. Так рассуждали при дворе, не находя других объяснений отсутствию принца в Японии.

Клан Асакура, не оставляющий надежды на объединение императорского дома и сегуната, выступал за брак принцессы Айко и нового сегуна. Только вот назначить сегуна предполагалось после кончины Государя. Идею устранения главы государства во славу перемен разделял и Ёсида Наримаса. В нынешних условиях иерархия кланов была жестко выстроена. Политические перемены же обещали продвижение смелым и амбициозным, к которым и относил себя клан Ёсида.

Устранение Императора в столице было почти немыслимо, слишком много придворных, охраны, верных кланов, которые тут же вступят в противоборство. А визит на Кюсю мог бы стать для сторонников сегутана подарком судьбы. Тем более местный клан Оути обещал помощь в деле «спасения империи».

Расписание мероприятий готовилось заранее, и получить необходимые сведения было несложно. После многочисленных обсуждений и споров местом устранения Императорской семьи был выбран полигон. До приезда столичных гостей он не вызывал особого интереса ни у местного руководства, ни у спецслужб. Там занимались только учащиеся местного кадетского училища на списанных с военной службы джипах. И какой-то Ямана получил синекуру начальником полигона. Мощный взрыв под императорской ложей, устроенной из переносных трибун, с почти стопроцентной вероятностью отправит к праотцам и Императора, и ближайшее окружение.

По замыслу заговорщиков, внимание излишне бдительных представителей спецслужб должны были отвлечь диверсии в самой кадетской школе и ближайшем к ней городке. На бумаге план выглядел очень неплохо. Мицухидэ верил, что и при воплощении задуманного в жизнь ему будет гарантирована победа. Он привлек немалые средства и фактически шел ва-банк. В нужный момент «антиимператорскую партию» должны были поддержать морские и воздушные силы, и даже маги союзных Асакура, Тайра и Оути кланов.

Подготовка к визиту Императора шла полным ходом: администрация острова и школы старались продемонстрировать лучшие стороны Кюсю, а привлеченные заговорщиками специалисты разведывали обстановку и стягивали ресурсы.

* * *

Несколько иностранных наемников под видом туристической группы ожидали паром на Кюсю. Перед самым отправлением на палубу поднялся еще один отряд, состоящий из более чем десятка молчаливых матёрых бойцов и одной молодой девушки. Некоторое удивление вызывала их одежда. Погода была жаркой, дождь не ожидался. И тем не менее никто из рослых мужчин не расставался с длинным плащом.

«Оружие под ними прячут что ли?» – подумал Джексон, возглавлявший наемников Тайра. Он знал, что постепенно на Кюсю собираются несколько групп, каждая со своим заданием. Но все необходимое уже было доставлено на остров.

Наниматели обещали хорошую поддержку в ключевой момент нападения. Задумка «реформаторов» была грандиозна, и заговорщики не были склонны недооценивать императорские силы.

Помощница Джексона Лаки тоже не спускала глаз с занятных пассажиров. Ее что-то беспокоило в их облике, однако она никак не могла уловить эту деталь. И явственно чувствовала исходящую от них опасность, особенно от белокурой девчонки, затесавшийся в странный отряд. Лаки и сама была единственной представительницей так называемого слабого пола в своем отряде, но не раз доказывала, что большая ошибка считать всех женщин слабее другой половины человечества.

«Интересно, какое место эта блондинка занимает в своей японской группе?» – наемница не скрывала своего любопытства, хотя и не лезла знакомиться с чужаками. Сама Лаки – тоже светловолосая, но европейка - не так давно стала заместительницей командира отряда и гордилась своим статусом. Среди ее товарищей не было ни одного японца, но на компанию зарубежных туристов они были не похожи, несмотря на все старания.

В нынешней охотнице за удачей Лаки Хэлл едва ли кто узнал бы несчастную Летицию Ковадис, растерянно плачущую в приемнике-распределителе в Лимасоле. Девушка тряхнула головой: она ненавидела воспоминания о приюте и полицейских участках, куда ее регулярно привозили после побегов. Лаки не понимала, почему именно сейчас ее пробило на прошлое и вызываемые им эмоции. Кто-то будто копался в ее душе, теребил края раны и слизывал капельки боли.