День «Д». 6 июня 1944 г.: Величайшее сражение Второй мировой войны - Стивен Амброз

Лейтенант Юджин Брайерр, штабной офицер, был помощником генерал-майора Максвэлла Тейлора, командующего 101-й воздушно-десантной дивизией. Тейлору предстояло совершить квалификационный прыжок, но это, казалось, его совершенно не волновало (десантником считался тот, кто не менее пяти раз выбрасывался из самолета с парашютом). Он разложил на полу подушки. Брайерр помог генералу снять парашют. Тейлор растянулся во весь рост и проспал целый час. Когда лейтенант разбудил его, командующий надел парашют за пять минут.

Рядовой Дуэйн Берне из 508-го полка рассказывает: «Мы сидели в полной темноте. Все молчали, погруженные в свои мысли. Меня окружали лучшие мои друзья. И я думал, сколько же нас погибнет еще до восхода солнца. Господи, молил я, помоги мне сделать все так, как надо. Не дай мне убить кого-нибудь и не позволь, пожалуйста, чтобы меня убили. Я ведь еще слишком молод».

Рядовой Кен Расселл из 505-го полка еле успел на свой «С-47». Две недели назад после вакцинации у него подскочила температура, и он попал в госпиталь. 4 июня Кен все еще температурил, но, рассказывает десантник, «я, как и все мои ровесники, со школы ждал дня «Д» и теперь боялся его пропустить». Он упросил, чтобы его выписали из госпиталя, и 5 июня вернулся в роту. Пролетая над Ла-Маншем, Кен вдруг подумал, что у его однокашников в Теннесси сегодня наверняка выпускной бал.

Подобно другим солдатам-католикам, «Датч» Шульц перебирал четки. Клейтон Сторби сидел рядом с Джорджем Диксоном, повторявшим одну и ту же молитву Деве Марии. Ему показалось, что Диксону это помогает, и он попросил:

— Джордж, когда закончишь, дай мне свои четки!

«Тогда все молились, — вспоминает рядовой Гарри Рейзенлейтер из 508-го полка. — И я думаю, что мы дали Богу много поспешных обещаний. Все испытывали опасения: боялись боли, боялись причинить боль другому человеку. Но самое неприятное ощущение — ожидание страха».

Пилоты тоже нервничали. Для большинства это было первое боевое задание. Их не готовили к зенитным обстрелам или летать ночью, в плохих погодных условиях. «С-47» предназначались для грузовых и пассажирских перевозок. Самолеты не имели ни вооружений, ни брони, ни какой-либо защиты топливных баков.

Каждого летчика тревожила возможность столкновения. В небе находилась гигантская армада: 432 «С-47» несли на себе 101-ю дивизию, примерно столько же — 82-ю. Они выстроились в боевой порядок в виде фигуры V и растянулись на 300 миль, занимая полосу шириной в девять бортов, и, как уже отмечалось, не поддерживали радиосвязи.

Только ведущий пилот в каждом формировании из 45 машин мог пользоваться «Эврикой» и подавать из астрокупола световые сигналы идущим вслед воздушным судам. Самолеты эскадрильями по девять бортов располагались друг от друга на расстоянии 30 м (от крыла до крыла) и 300 м (группа от группы). И никаких огней, лишь крохотные голубые светлячки на хвостах впереди летящих машин. Для ночных условий это было самое жесткое построение самолетов с длиной корпуса 19,5 м и размахом крыльев — 28,5 м.

Армада пересекла Ла-Манш на высоте 150 м, чтобы ее не засекли немецкие радары, а затем поднялась на 450 м в районе островов Джерси и Гернси, чтобы ее не достали зенитки. Немцы стреляли по самолетам, но без какого-либо успеха, и лишь разбудили спавших парашютистов: приняв пилюли от воздушной болезни, которые десантникам выдали медики еще на аэродромах, многие из них, в том числе и Кен Расселл, впали в глубокое забытье. На подступах к Котантену эскадрильи снизились до 180 м, то есть до высоты, на которой предполагалось сбрасывать войска (чтобы максимально уменьшить время спуска на парашютах, когда десантник абсолютно беззащитен).

Начиная с побережья самолеты попали в облачность, видимость стала нулевая. Пилоты инстинктивно бросились врассыпную: кто повел свои машины вниз, кто — вверх, кто — влево, кто — вправо, стремясь избежать столкновений. Когда они вынырнули из туч, армада оказалась раскиданной по всему небу. Лейтенант Харолд Янг из 326-го инженерного парашютного полка вспоминает: «Наш самолет вышел из облаков, мы смотрим — вокруг нас никого. Куда подевались все наши «С-47»?»

И начался, по словам одного из летчиков, «кромешный ад». Прожекторные лучи, трассирующие пули, всполохи взрывов… Пилот Сидни Юлан из 99-й эскадрильи говорит: «У меня во рту была жвачка. Она моментально высохла — так мне стало страшно. Казалось совершенно невозможным пролететь через эту стену огня. Но другого выбора не было, как и пути назад».

Оставалось только набрать скорость, что многие и сделали. Пилотам полагалось снизить ее до 90 миль в час, чтобы уменьшить шок для парашютистов. Но при такой скорости и на высоте 180 м самолеты превращались в желанную мишень для немецких зениток. Поэтому пришлось запустить моторы на полные обороты и на 150 милях в час либо уходить к земле до 90 м, либо подниматься на 600 м вверх. Машины крутились, разворачивались, швыряя своих пассажиров и грузы. По ним стреляли из автоматов, били 20-мм и даже 88-мм снарядами. Пилоты видели, как «С-47» проносились то справа, то слева, то снизу, то сверху. То тут, то там возникало пламя подорванного самолета. Люди не понимали, где находятся, зная лишь, что где-то над Котантеном.

После пересечения Ла-Манша летчики включили красные огни над дверями. Это был сигнал парашютистам: «Встать и пристегнуться». Огни поменялись на зеленые, когда пилоты решили, что они приближаются к местам высадки. То был сигнал: «Пошел».

Выпрыгивая, многие десантники видели под собой самолеты. Об один из них ударилась связка с боевым снаряжением и оторвала около метра крыла. Почти каждый самолет получил повреждение или попал в какую-нибудь передрягу. Один пилот нарушил радиомолчание и прокричал в отчаянии:

— У меня на крыле повис парашютист! Другой летчик вышел на связь и посоветовал:

— Убавь скорость, и он соскользнет.

Пилот Чак Ратлифф рассказывает в интервью: «В этой сумасшедшей мешанине взрывов, ревущих самолетов и спускающихся парашютистов мы вдруг поняли, что потеряли свое место высадки и находимся снова над водой. Мы были ошарашены. Что делать?»

Ратлифф развернулся и полетел обратно. Он снизился до 180 м. Руководитель прыжками пробрался в кабину, чтобы помочь отыскать район сброса десантников: «Ему показалось, что мы как раз над ним. Мы поставили дроссель на полуобороты, включили зеленый сигнал, и парашютисты один за другим ушли в ночное небо. Потом, почти прижавшись к земле, на высоте всего 30 м, взяли курс на Англию. На аэродроме самолет сел, весь изрешеченный пулями и снарядами».

Сержант Чарлз Борцфилд из 100-й эскадрильи стоял у двери в шлемофоне, чтобы поддерживать внутреннюю связь с руководителем прыжков. Когда загорелся зеленый сигнал, десантник почувствовал удар шрапнели по рукам. Падая, он сломал еще и ногу. Один солдат, готовясь к прыжку, спросил его:

— Ты ранен?

— Похоже, да, — ответил Борцфилд.

— Я тоже, — сказал через плечо солдат и исчез в ночи{26}.

* * *

Десантников тревожили не столько предстоящие бои, сколько возможность оказаться в ситуации полного бессилия и безнадежности. Когда самолеты крутились, вертелись, то поднимались вверх, то резко падали вниз, парашютисты беспомощно катались по полу вперемежку со снаряжением. А в это время пули прошивали насквозь и крылья, и фюзеляж. По словам рядового 502-го полка Джона Фищгжеральда, они напомнили ему сыплющийся поп-корн. Лейтенант Карл Картледж сравнил звук со стуком «камней в жестяной банке».

Через открытую дверь солдаты могли видеть трассирующие пули, образующие изящные, медленно плывущие по небу арки: оранжевые, красные, голубые, желтые. Они пугали, но и завораживали, изумляли своей красотой. Большинство из тех, кто наблюдал это зрелище, сравнивают его с «грандиозным фейерверком 4 Июля» (День независимости США. — Примеч. пер.). В то же время, когда ветераны вспоминают, что только одна пуля из шести была трассирующей, они поражаются тому, как им удалось прыгнуть с парашютом и остаться в живых.

Рядовой 506-го полка Уильям Тру не мог поверить в то, что «люди там, внизу, стреляют в меня, пытаются убить Билла Тру!». Лейтенант Паркер Олфорд, артиллерийский офицер, приписанный к 501-му полку, тоже наблюдал за радужными арками. «Я посмотрел вокруг, — рассказывает он, — и обратил внимание на парнишку, который сидел через проход от меня и ухмылялся. Я попробовал улыбнуться в ответ и почувствовал, что у меня лицо омертвело». В груди рядового Порселлы сердце гулко стучало. Парашютист вспоминает: «Меня охватил страх, колени дрожали, и я, чтобы снять напряжение, решил заговорить и крикнул: