Меж двух орлов - Оксана Зиентек

– Для тебя же стараемся. – Пан Адам уселся поудобнее, словно приготовился долго уговаривать. – Вот смотри, что бы тебя ждало в твоей Ятвежи? Только погубление души. А так не только свою душу спасешь, но и всю родню. А если захочешь, то и хлопки той душеньку вымолишь. Если так подумать, девонька из-за тебя смерть приняла. Значит, смерть ее на тебе, тебе о ее душе и радеть.

– Что пан такое говорит!? – Вот теперь к Мирославе, кажется, окончательно вернулась способность соображать. – Пан со своим пособником убил Наталку, а говорит, что это я виновата. Может, пан еще скажет, что вас там вообще не было, а я сама себя украла? Нет уж, пане Адаме, пан – убийца, пану с этим и жить.

– И проживем. – Снова вмешался пан Кшиштоф. – Творец – он все видит. Одну хлопскую душу за одну шляхетскую он нам простит. А, может, и не за одну. Кто знает, кто еще дал бы себя яздвинским добром скусить?

– И что теперь со мной будет? – Мирослава все больше начинала подозревать, что разговаривает с двумя сумасшедшими. Не может, ну просто не может, нормальный шляхтыч так рассуждать.  – Что вы со мной сделаете?

– А ничего. Довезем до кляштора, а там пусть сестры с тобой мучаются. – Вздохнул пан Адам.

– До какого кляштора? – Не поняла Мирося.

– До обычного. – Снова сказал, как выплюнул, пан Кшиштоф. – Посидишь месяц-другой в подвале на хлебе и воде, сама и постриг примешь, и родителям письмецо отпишешь. Дескать, так и так, раскаиваюсь во всем, хочу грех замолить, шлите приданое святым сестрам.

– Так это все из-за приданого? – Блеснула мысль.  Но пан Кшиштоф только сплюнул.

– Тьфу! Вот же ж, дура! Одно слово, баба.

Пан Адам только снова укоризненно покачал головой и отошел, оставив вместе с рубашкой еще одну запасную попону. Больше с Мирославой никто не заговаривал. Шляхтычи тихо о чем-то совещались в сторонке. Костра не разжигали. Оглядевшись получше, Мирося заметила, что на морды коням были надеты торбы с овсом, чтобы не шумели. Значит, похитители все еще опасаются погони. Значит, далеко уйти они не успели.

Перекусили хлебом с копченным мясом. Как ни хотелось гордо плюнуть злодеям в лицо, Мирослава молча приняла свою долю. Так же, как и пару небольших луковок, предложенных ей паном Адамом. Говорить не хотелось. Да и не о чем было. Все уже все сказали.

К удивлению Мироси, руки-ноги ей никто не вязал. Похитители даже деликатно отвернулись, когда она, обмотавшись попоной, решилась-таки сменить мокрую рубаху. Теперь, когда она поняла, что нужна злодеям живой, нужно было беречься. Разболеться перед свадьбой совсем не хотелось. А в том, что свадьба будет, сомневаться не приходилось. Надо только дождаться помощи.

Поев и согревшись. Мирослава вспомнила, что у тела есть еще и другие надобности. Только что с этими надобностями делать под надзором двух мужчин, она не представляла. Наконец-то, потребность перевесила стыд и Мирося рискнула обратиться к пану Адаму, который, казалось, особой неприязни к ней не питал.

Пан Адам, задумавшись на миг, только махнул рукой в сторону ближайших кустов.

– Во-он там. Нам отсюда не видно, а сразу за кустами – вода. Только дурить не вздумай, по болоту вплавь все равно не убежишь. А тропинка под водой спрятана, ее знать надо.

Мирося отошла за кусты. Издали казавшиеся достаточно зелеными, вблизи они выглядели довольно чахло и, казалось, были видны напросвет. Помаявшись немного, девушка все же решилась присесть. Но не оголяясь совсем, а только подняв подол рубашки. Длинную широкую юбку она расправила вокруг себя колоколом, так что лишнее увидеть нельзя было, даже если постараться.

Сделав свои дела, Мирося не спешила возвращаться на свое место. При воспоминании о Боруте, вспомнилась так же янова ночь, которую они провели вместе. Вспомнилось и обещание, что без него она остается под присмотром. Осталось придумать, как дозваться эту странную мавку Сайну.

Лихорадочно обыскав себя, Мирослава пожалела, что не имеет привычки, подобно городским панночкам, таскать на себе все свое добро. Выскочила ненадолго в лес по ягоды, теперь и русалок одарить нечем. В прошлый –то раз Борута ее, можно сказать, сразу после службы забирал, во всем самом лучшем.

Сейчас же на Миросе не было ни монист, ни шелковых лент. Только знак Творца на шелковом шнурке да камешек-оберег, подаренный Борутой. Отдавать их не хотелось, поэтому Мирослава попробовала сначала с лентой из косы. Обычная, неяркая, но уж какая есть.

– Сайно! А, Сайно! – Тихонько позвала Мирося, пуская ленту по воде. – Прими мой подарок! Выйди, пожалуйста, поговорить надо.

Некоторое время не происходило ничего, потом из воды у ближайшего куста вынырнула русалка. Вид у Сайны был недовольный, скорее, даже разочарованный.

– Позвала, все-таки. – Проворчала она. – Додумалась.

– Ты прости, – по-своему истолковала Мирослава мавкино недовольство, – сейчас простой лентой зазываю, потом шелковыми отдарю. Ничего больше нет, прямо из лесу забрали, збуи эдакие.

– Так ты не своей волей с ними идешь? Не хочешь пущанскому богу послужить? – Продолжала допытываться мавка непонятно с чего.

– Не своей! – Миросе даже обидно стало. – Разве ж так Творцу служат? Из-под палки? Помоги мне, Сайночко, вырваться!

– Прыгай сюда, помогу. – Ответ последовал скорый и какой-то до странности обыденный. Мирося собралась уже последовать этому совету, но что-то не понравилось ей в мавкином взгляде. Передумав в последний момент, спросила.

– Ты меня через болото к вашим проведешь? По тропинке или по воде?

– Зачем куда-то идти? – Сайна равнодушно пожала плечами. – Прыгай. И збуи тебя больше не достанут.

–А Борута?

– А что Борута? – Сайна равнодушно пожала плечами. – У Боруты  – своя жизнь, у тебя – своя. Захочешь, выйдешь к нему лунной ночью, не захочешь – пошлешь подальше. Захочешь, к другому выйдешь. Да хоть бы и каждый день к разному.

– Ты что же, утопиться мне предлагаешь? – Помертвевшими губами прошептала Мирослава, стараясь как можно более незаметно отодвинуться подальше от воды. – Борута же говорил, ты поможешь.

– Так я и помогаю. – Сайна нахмурилась. – А как я помогаю, это уж мое дело. Если что, ты сама отказалась.

– Зачем ты так?  – Вместе с надеждой Мирославу как-то сразу оставили и силы. – Что я тебе сделала?