Страсти-мордасти рогоносца - Дарья Донцова

– Да уж, – поморщился Ватагин. – Но Ткачеву повезло: Татьяна пошла в один конец квартиры, а Тихон Матвеевич находился в другом, поэтому смог сбежать. Но от беспокойства за супругу он не избавился. Ткачев позвонил к ней на работу, представился сотрудником какого-то музея и сказал: «Хочу пригласить к нам на консультацию Антонину Ивановну Ткачеву. Соедините меня с ней, пожалуйста». – «Увы, Антонина Ивановна недавно скончалась, – ответила секретарь директора, – от инфаркта. Такое горе! Просто трагедия! У Ткачевой погиб муж, и она не пережила горя». Это был шок! Тихон Матвеевич ничего не понимал. Почему жена умерла? Неужели на самом деле сердечный приступ? И что ему теперь делать? По плану, забрав у Моисеенко валюту, Антонине следовало уволиться из музея, оплатить домик на берегу моря и отправиться туда.

– Сначала Ткачевы хотели уехать в Италию, даже нашли подходящий вариант недвижимости, – добавила я. – Но потом риелтор, который работал с Антониной, рассказал ей о небольшом острове в Греции. И супруги пришли в восторг. Это было то место, о котором они мечтали: тихое, цена на дом прекрасная, погода круглый год сказочная, еда вкусная… Но самое главное – домик не продавался, а сдавался в аренду на пятьдесят девять лет, следовательно, налоговые органы не узнают, что Антонина сделала дорогую покупку. И вообще никто не узнает, что она теперь живет в Греции. Стоит ли упоминать, что у Тихона Матвеевича был паспорт на другое имя? В общем, про Италию они забыли, Ткачев продал пару самородков, его жена внесла залог и велела риелтору: «Начинайте процесс. Но деньги у меня будут наличкой, с банковским переводом я связываться не хочу». После «смерти» мужа Антонина должна была двушку в Москве сдать и улететь в теплые края. И вот она внезапно умерла… Тихон Матвеевич весь издергался, но решимости довести начатое до конца у него не убавилось. Наоборот, он стал только злее. Код от сейфа Романа он знал, дубликат ключей от его квартиры давно сделал, связка вместе с фальшивым письмом от Грачевой лежала дома в тумбочке жены…

– Вот всем наука – никогда не бросайте ключи где попало, не вешайте их на видное место в прихожей, не кидайте на полочку у зеркала, – вздохнула Буля. – Кто-то из тех, кого вы считаете добрым приятелем, может сделать оттиск.

– У себя дома люди, как правило, не ждут засады, – заметил Валерий.

– Верно, – согласилась я. – Но, к сожалению, встречаются люди, которые, прикинувшись лучшими друзьями, приходят в гости с недобрыми намерениями… Дальше события этой истории развивались так. Тихон Матвеевич, побывав дома и удачно избежав встречи со мной, забрал деньги, оставил в сейфе записку со смайликом, написанную почерком Риты, а потом попытался задавить Моисеенко на машине. Автомобиль он купил на рынке, самые обычные «Жигули». Предложил продавцу: «Дам тебе двойную цену, но мы ничего не оформляем. Получишь деньги наличкой и сваливай».

Гелена Валентиновна изумленно воскликнула:

– И продавец согласился? Даже ребенку понятно, что на таких условиях машину берут для криминальных дел!

Иван Никифорович перестал рисовать на бумаге чертиков.

– Ну да, ясно, конечно. Только двойная цена за таратайку большое искушение, не всякий с ним справится. Ткачев собирался бросить автомобиль на месте преступления, оставив в салоне пустую бутылку из-под спиртного. Происшествие должно было выглядеть так, словно некто, напившись допьяна, совершил наезд. Тихон Матвеевич сел за руль в перчатках, на ботинки натянул бахилы, на сиденье постелил клеенку, которую хотел забрать, – то есть хорошо подготовился, чтобы не оставить следов. Но Моисеенко ухитрился увернуться – прыгнул в витрину. И пришлось преподавателю удирать. «Жигули» он бросил в подмосковном лесу, неподалеку от сарайчика, где прятался. Собственно говоря, это все.

– А что с Грачевыми? – полюбопытствовала Родионова.

– Мы не знаем, – после небольшой паузы, честно ответил Иван. – Егор и Маргарита как в воду канули. Все их вещи остались в квартире, где они жили. Ткачев уверяет, что понятия не имеет, куда подевались супруги.

– По-моему, он врет, – отрезал Ватагин. – Возможно, через некоторое время где-нибудь в лесу найдут их трупы.

– Или не найдут, – вздохнула Эдита. – Одно могу сказать точно: под своими именами мошенники Россию не покидали.

Аня сложила руки на столе.

– Москва огромна, страна еще больше, спрятаться можно и на родине. Но что-то мне подсказывает: ох, неспроста Тихон Матвеевич не скрылся сразу, забрав свои деньги из сейфа. Думаю, он расправился и с Грачевыми.

– О, я поняла, почему он подарил Моисеенко апартаменты на Бронной! – снова воскликнула Гелена Валентиновна. – Как бы сам-то Ткачев смог их продать? Он же покойник! Антонине пришлось бы ждать полгода, чтобы получить наследство. Кроме того, сын с невесткой своего не упустили бы. Юрий тут же стал бы претендовать на квадратные метры.

– Вы очень догадливы, – похвалил ее Александр Викторович, – все правильно. Конечно, Тихон Матвеевич сильно рисковал, оформляя дарственную, потому что уже знал – друг детства предал его, стал участником мошенничества. Но все закончилось для него удачно, он забрал свои деньги.

– Как же вы до всего докопались? – восхитилась Гелена Валентиновна.

– Преступники попадаются, как правило, на мелочах, – улыбнулась я, – а мы потихоньку собирали информацию, складывали по «зернышку». Красная губная помада в прикроватной тумбочке у женщины, которая никогда не пользовалась такой косметикой, – это меня удивило. Белого свитера, подаренного Антониной мужу, – не оказалось в вещах, оставшихся в номере гостиницы, но и не было в гардеробной дома. Зато там я нашла специальную полочку для хранения белого пуловера, пустую (Тихону Матвеевичу очень понравилась эта вещь, и он не удержался, забрал ее с собой, когда заходил на квартиру, пытаясь найти Антонину). Красно-синий ботинок Семена – Ткачев не подумал, что это примета, по которой можно опознать Павлова. Еще Антонина, старательно изображая вдову, сразу надела на голову черный платок. Немного странно было взять с собой на отдых такой аксессуар. Все остальные ее вещи в светлых пастельных тонах. Но это, конечно, не улика, так, маленький штришок. А вот слова, которые Ткачева произнесла по дороге на опознание тела мужа, весьма интересны.

Я посмотрела на владелицу отеля:

– Гелена Валентиновна, вы же их помните? Повторите, пожалуйста, фразу.

Родионова закивала.

– Да, да, Антонина Ивановна всю дорогу до морга сидела молча, но не плакала. Мне показалось, что она окаменела, у меня сердце от жалости к ней разрывалось. За весь путь Ткачева произнесла только одну фразу: «Бедный мой Тиша! Последнее, что он в жизни видел, была грязная дверь с нецензурным словом».

– Вот! – воскликнула я. – А ведь в момент сего заявления Ткачева никаких подробностей о кончине супруга не знала, ей лишь сказали, что случилось ДТП. Между тем у трансформаторной будки на самом деле очень грязная дверь, на которой кто-то с помощью баллончика яркой краски изобразил ругательство. Откуда у Тони данная информация?

Я взяла лист бумаги со стола.

– Это распечатка звонков на мобильном Антонины. Тихон Матвеевич «погиб» примерно в шесть часов вечера. А в восемнадцать сорок пять Ткачевой позвонили из телефона-автомата, который установлен на Ленинградском вокзале Москвы. Муж успокоил ее: «Все в порядке, машина вломилась в постройку, угодила прямо в дверь с ругательством, что символично». Его слова и повторила Антонина Ивановна.

– Глупо звонить, если собрался прикинуться трупом, – усмехнулась Эдита.

– Автомат на вокзале, разговор длился тридцать секунд, вероятность того, что станут проверять телефон Антонины, была очень мала, – возразил Иван Никифорович. – Мы заинтересовались этой информацией лишь после того, как поняли, что в кончине самой Ткачевой есть некая странность. Кстати, она могла бы объяснить тот вызов так: «Человек ошибся номером. Я ему ответила, он пошутил на тему своей неаккуратности». Более никаких звонков Антонине не поступало. И никто из нас, кроме Татьяны, не среагировал на слова, которые произнесла женщина, только что ставшая вдовой. Хорошо, что у нас есть Сергеева. Она молодец.

Я смутилась.

– Не могу похвастаться особой сообразительностью. Тоже сначала не обратила внимания на фразу про дверь. Но потом Эдита, уж не помню к чему, сказала: «Покойники не болтливы». И я отчего-то встревожилась. Прозрение пришло, когда Моисеенко рассказывал о наезде и воскликнул: «Отстаньте, я не помню ничего про машину! Вот то, что кто-то на стекле витрины матерное слово краской написал, я заметил». Были и другие зацепки. Я вспомнила, как Екатерина Андреевна рассказывала о том, что муж сбежал из дома. Мол, Семен оставил прощальную записку, «написал своей каллиграфией красиво». Но ведь собираясь уйти от жены, навряд ли станешь выводить текст буковка к буковке, правда? И я подумала, что цидульку нарисовал кто-то другой. Например, у Антонины, реставратора рукописей, были образцы почерка Павлова – его поздравительные открытки. Это мелочь. Был и серьезный прокол. Тихон Матвеевич сказал Моисеенко, что о продаже квартиры на Бронной не знает никто, даже Антонина. А в документах риелтора обнаружилось согласие его жены на эту сделку. Эдита проверила. Понимаете? Получается, что Антонина Ивановна была в курсе того, что затеял ее муж.