Три влечения. Любовь: вчера, сегодня и завтра - Юрий Рюриков

К равновесию двух «я»

Подспудные перемены в нас идут очень быстро, они намного опережают осознание этих перемен. Между сдвигами в нас, их осознанием, и новым, в лад с ними, поведением есть явный разрыв, и он больно вредит всему миру личной жизни.

В XX веке постепенно рождается новый, более сложный вид брака – как бы «супружество-содружество»; на Западе его называют «компэньоншип» – брак-товарищество. Рождается он с болью, выстрадывается в муках, часто потому, что для многих из нас ценности своего «я» куда важнее, чем равновесие двух «я».

А ведь именно тяга к такому равновесию все больше начинает становиться для человека-индивидуальности главной опорой домашнего счастья. Психологически развитым людям равновесие двух «я» нужно, пожалуй, не только для «слияния душ» – высшей ступени близости, – а и просто для нормальных отношений.

В старые времена семья была для людей сначала материальной и экономической опорой, а потом уже союзом родства и близости. Чаще всего она служила полем для насыщения простейших потребностей человека – биологических, эмоциональных, материальных. Прожить без нее люди попросту не могли, и супруги были нужны друг другу прежде всего как помощники в бытовом устройстве – и только потом как близкие люди.

Дети тоже насыщали не только психологические, но и экономические нужды родителей, они были нужны и как рабочие руки, и как обеспечение в старости. Поэтому, кстати, и детей рождалось тогда больше, и узы, которые связывали супругов, были настоятельнее, первороднее.

Сейчас потребность в детях перестала быть экономической, осталась только биопсихологической. И потребность в супруге тоже как бы сузилась, в ней заметно спал экономический слой. Люди стали «самодостаточнее», независимее друг от друга, и это очень уменьшило силу материальных уз, цементирующих людей в семье.

На смену старым скрепам, которые соединяли людей в семье, скрепам во многом внешней необходимости, постепенно идут новые – скрепы внутренней необходимости, психологической и духовной.

Для психологически развитого человека главная притягательность супружества лежит теперь не в материальной помощи друг другу, не в самом положении семейного человека, не в бытовых облегчениях, – хотя все это, конечно, очень важно. Постепенно люди осознают, что в нынешнем супружестве счастье или несчастье зависит прежде всего от душевной близости.

Нынешнему человеку нужно, чтобы супружество насыщало не только его базовые потребности – биологические, эмоциональные, бытовые, но и потребности более высокие – эстетические, моральные, интеллектуальные. У семьи постепенно появляется новая обязанность, новая функция, которая резко осложняет всю ее жизнь, – обязанность насыщать высшие эмоционально-духовные запросы человека.

Но чем сложнее потребность, тем труднее ее насытить. Чем индивидуальнее человек, тем труднее ему, наверно, найти близкого человека и труднее сохранить с ним хорошие отношения. Это, видимо, психологическая основа и нынешнего роста разводов, и нынешнего роста холостячества.

Личные отношения людей переживают сейчас болезнь перехода – от одного уклада потребностей к другому, более сложному. А переход от более простой системы к более сложной обычно вызывает разбалансирование системы, расшатывает старые связи между ее элементами, рождает новые, которые крепнут лишь с ходом времени. Это гигантский, всепроникающий переход, в ходе его меняется вся сложнейшая вязь семейных нравов, привычек, обычаев, и перемены эти идут с болью, с кровью…

Из нынешнего брака постепенно уходят одни фундаменты, первичные, материальные, на смену им приходят другие, более сложные, но приходят медленнее, с отставанием. Отсюда, наверно, и рассыпчатость многих нынешних браков – эхо от столкновения старых и новых семейных фундаментов, плод перестройки всей психологии супружества.

Союз ха и тха

Что относится к лучшим сторонам мужского начала? (Условно мужского, потому что его черты есть и у женщин.) Пожалуй, прежде всего это тяга к новизне, смелый поиск и решительность в действиях; сила воли и разума, неутихающее стремление улучшать жизнь, защищать слабых, думать об общей пользе.

Однобокое проявление этих сторон порождает минусы мужского начала: резкий силовой нажим – сверх меры или не к месту; рассудочность, отрыв мысли от чувства, а отсюда жесткость и я-центризм; чрезмерное – до невнимания к близким – воспарение к общей пользе; безоглядный поиск, излишний порыв к будущему и к новизне в ущерб настоящему, в ущерб тому, что есть…

А что составляет сильные стороны женского начала? (Условно женского, потому что его черты есть и у мужчин.) Пожалуй, прежде всего сердечность, мягкость и доброта; сила чувств и интуиции, которая тесно связывает женщину с другими людьми; постоянное стремление приносить пользу ближним, охранять их покой; довольствование тем, что есть, его защита, забота о его основах, осторожное отношение к новизне.

Но как и у мужчин, однобокое проявление этих свойств рождает минусы женского начала: отрыв чувства от разума, и отсюда смутность и ошибочность эмоций; приземленность интересов и идеалов; чрезмерную, до нерешительности, осторожность; заботу о других в ущерб себе – самоотречение; излишнюю боязнь новизны, охранительную приверженность к тому, что есть.

Сильные стороны мужского и женского начала хорошо дополняют друг друга, снимают односторонность друг друга. Они уменьшают слабые стороны друг друга, и их союз может стать мощным улучшителем жизни.

Если будущее станет благоприятным (но это будет зависеть от вас и ваших детей), равновесие инь и ян пропитает всю ткань жизни, станет ее будничной основой. Об этом, кстати, с давних пор думали мыслители разных народов, не только китайцы. В Древней Индии ха считалось солнечным, мужским началом, тха – лунным, женским, и целью хатха-йоги было слить, уравновесить их.

И шестиугольная звезда древних иудеев символизировала союз женского и мужского начала: она слагалась из двух треугольников – мужского с вершиной вверх и женского с вершиной вниз.

Путь к такому равновесию будет, наверно, долгим, тяжелым, и потери здесь неизбежны. За любое добро приходится платить каким-то злом, и сплав приобретений и потерь – печальная сердцевина жизни, один из ее стержневых законов. Но можно, пожалуй, предположить, что с каждым новым поколением женщина-руководитель станет меньше терять женственность и больше пропитывать женским теплом климат управления. Впрочем, и это будет зависеть только от нас.

Скалолазы эмансипации

«Обмен частицами пола» – острая человеческая драма, и в нее надо бы пристально всмотреться, чтобы понять ее до глубин.

В середине семидесятых годов вышла повесть С. Залыгина «Южноамериканский вариант»; о ней много спорили тогда в печати, но, по-моему, суть книги осталась непонятой, психологического открытия, которое сделал С. Залыгин, не увидели. А в его книге впервые, пожалуй, была по-настоящему высвечена омужчиненная женщина, рациональная эмоционалка.

Все в жизни она раскладывает по полочкам анализа, все видит через призму сознания, рацио. Она как бы и чувствует мыслями: настоящих чувств у нее нет, на их месте стоят мысли о чувствах. Все ее эмоции осознанны, осмысленны, рассудочны насквозь, и от этого все в ее жизни не настоящее, и сама она не настоящая, – не человек, а функция человека, схема женщины.

Женское в ней как бы пропиталось мужским и от этого перестало быть женским; но оно не стало и мужским, а сделалось как бы внеполовым. С виду Ирина Викторовна на удивление женственна, но внутри в ней все подменено, ею движет бесполая рацио-эмоция – эмоция, которая потеряла эмоциональность и которой управляет рассудочность.

И от ее женской души осталась только способность мыслить по-женски изящно, без мужской грубости и лобового проламывания сквозь дебри. Но потеряв живую эмоциональность, душа ее стала бесполой – и от этого полой.

Зараженная прививкой чужих свойств, такая женщина – тупиковая ветвь эмансипации, отросток, у которого нет листьев; она идет по антиженскому пути, пути копирования чужой природы.

Но это еще мягкий, интеллигентный вид омужчиненной женщины. В жизни, пожалуй, куда чаще попадается грубый, решительный вид – такой, как Скалолазка В. Высоцкого, та самая, которая «к вершинам шла», «рвалася в бой» и которая вся состоит из силовых струн и стальной воли.

У Высоцкого, как все мы, наверно, понимаем, речь идет и об обычных горах, и о горах социальных, и скальные вершины только высвечивают в его женщине и мужчине то, что в них вырастила равнинная жизнь. Они как бы обменялись психологическим полом, и женщина теперь воплощает мужскую силу и покровительство слабому, а мужчина делается опекаемым и спасаемым.

И он поет со смесью тоски, ущемления, зависти, восторга – поет с незабываемой хрипотцой души, разудалой и страдальческой, буйно ликующей и грустно насмешливой: