Врата рая - Мелисса де ла Круз

Людививо, один из конклава, в прошлом был для Томазии почти отцом. Но в этом цикле она встречалась с ним только раз или два, прежде чем Андреас, по существу, запер ее в одиночестве. Она помнила только тонкого, белокурого юношу, которому, казалось, лучше подходит жизнь ученого, чем жизнь убийцы Серебряной Крови. Но когда Андреас приходил в гости, он рассказывал о своих с Людививо многочисленных успехах, это почти заставило Томазию завидовать им, когда она пыталась представить, как бы преследовала Серебряную кровь с ее нынешним обхватом.

— Ты делаешь потрясающие успехи в скульптуре, — сказал Андреас, изучая таблицы, которые она выложила. Это был самый сложный кусок, из всех, что она когда — либо делала. Три фигуры, окружающие Врата: одна из них, женщина, лежала на земле, две других, мужчины, стояли над ней, лицом друг к другу. Она еще не приступала к работе над каким — либо лицом. Это были скульптуры из памяти, и эти воспоминания становились все тяжелее и тяжелее.

Разве Андреас не помнит? Подумала она. Неужели он не видит, что я создала, что пришло мне на ум? Или он так зациклен на сокрытии от меня планов на моего ребенка, что предпочитает игнорировать это? Она была уверена, что он строил планы. У него не было оснований полагать, что ее ребенок будет отличаться от того, что родился у Симонетты.

— Что ты будешь делать с остальными? С другими демонорожденными детьми? — Спросила она однажды днем. — Ты не должен убивать Нефилимов. Они не заслуживают такой участи.

Андреас сказал ей не беспокоиться, потому что он обучил Петрувианских священников заботиться о них.

— Мой ребенок невиновен, — сказала она. — Ему не должен быть причинен вред.

— Все твое — мое, — обещал Андреас. — Но, возможно, ты должна убрать свою работу и вернуться к ней, когда оправишься от родовых болей, — сказал он, осматривая скульптуру более внимательно.

Томи посмотрела на свою незавершенную работу и подумала о многих жертвах, совершенных Андреасом для того чтобы они возродились к этой жизни, здесь, во Флоренции. Возможно, он был прав. Может быть, эта жертва необходима, чтобы очистить ее сознание.

Андреас вышел из комнаты, и она слышала, как он говорил вполголоса с Людививо, который ждал за дверью.

— Все произойдет скоро. И она не должна будет знать, — говорил Андреас — не должна будет помнить, что Джо — это Люцифер, в человеческой форме.

Неужели они думают, что она не знала о том, что она сделала?

Неужели они думают, что она не слышала их?

— Мы сотрем ей память о ребенке, — сказал Людививо. — Она не будет знать, что у нее был ребенок, не говоря уже, что ее забрали.

— Ребенок должен умереть, — сказал Андреас. — Быстрее, чем Люциферу станет известно, что он появился.

— Тебе не нужно беспокоиться, — сказал Людививо. — Я обо всем позабочусь. Патрицио увидят ее.

Томи была права, они планировали убить ее ребенка. Она чувствовала ярость растущую внутри нее. Она не позволит этому случиться!

Попытавшись сесть в постели, она обнаружила, что слишком слаба даже чтобы пошевелиться. Что это было? Она поняла: она в ловушке, заговоренная, прикованная к кровати.

Андреас вернулся в комнату и поцеловал ее в лоб:

— Спокойной ночи, любовь моя. Скоро это все закончится.

Единственным другим посетителям тюрьмы был ее друг колдун, хранителя хронометристов.

— Ты должен мне помочь, — сказала она, — Я боюсь за моего ребенка. Андреас не позволит ей жить.

Колдун не стал спорить. Скандинавы должны были быть нейтральными в стычках потерянных детей Всевышнего, но он любил Томи и был большим поклонником ее творчества.

— Я присмотрю за ним и помогу тебе. Я украду тебя сегодня вечером, а пока я должен подготовиться.

— Обещай мне, — сказала она, сжимая его руку.

— Я не подведу тебя, друг мой.

Но в ту ночь было слишком поздно. Прошло совсем немного времени после того, как колдун оставил ее, и начались схватки. Сначала они были слабыми, и Томи старалась их игнорировать. Но когда они стали более сильными и частыми, она позвала акушерку.

— Помоги мне, — сказала она. — Позови моего друга.

Но вместо того, акушерка пришла с Патрицио де Медичи и Тиберием, бессмертной Серебряной Кровью, который теперь входил в круг преданных Андреасу людей.

— Джакопо не придет и Маргарита тоже, так что остаемся только мы, — сообщил Тиберий. — Они не хотят быть причастными к этому, потому что подозревают, что происходит.

Томи перебирала в голове знакомые имена. Ее друг Джакопо и его близнец Маргарита. Что же планировал Андреас, если это было настолько страшно, что даже Ангелы Апокалипсиса отказались участвовать в этом? Где был ее другом хронометрист, ведь он обещал ей помочь?

— Мы должны двигаться ее быстро, — сказал Патрицио.

— Куда вы меня везете? — Плакала она. Где были ее верные Венаторы? Почему она одна?

— Ты в безопасности.

К тому времени она была слишком усталой, слишком слабой, и ей было слишком больно, чтобы протестовать. Они привели ее в подполье, в темный подвал пахнущий плесенью и пылью. Томи надеялся, что роды будут быстрыми, но это было не так. Боли растянулась на часы или на дни. Она росли, а потом становились слабыми, и снова. Ей было трудно отделить реальность от иллюзий, потому что она не спала, хотя иногда она закрывала глаза, и мир исчезал на несколько блаженных секунд. К тому времени, как акушерка начала уговаривать ее тужиться, она была в бреду. Вошел Андреас с Людививо. Почему она окружена таким количеством мужчин? Что происходит?

— Дре, пожалуйста, что происходит? — Спросила она.

Они ждали.

— Не убивайте ее, — попросила Томи. — Не убивай моего ребенка.

— Мы не будем вредить ей, — сказал Андреас. — Людививо нашел семью. Вот почему Патрицио здесь, — сказал он успокаивающе.

— Мы будем заботиться о ребенке, — кивнул Патрицио. — Не бойтесь, дорогая Габриелла Томи был слишком слаба, чтобы возразить, но ей стало спокойнее от знания, что ее ребенок не умрет. Она не была достаточно сильна, чтобы остановить их, но если она была жива, то, наверняка, есть шанс найти ребенка снова.

Она начала кричать. Боль стала невыносимой.

— Тссс… — прошептала акушерка, — Андреас, она должна чтонибудь выпить. Принеси кувшин прохладной воды.

— Я принесу, — сказал Андреас. — Никто не причинит никакого вреда твоему ребенку, любовь моя, я обещаю.

После этих слов Томазия, наконец, смогла начать тужиться.

СОРОК ДВА

Шайлер

Когда Шайлер пришла, в общежитии Финн никого не отказалось. Все либо пошли на вечеринку, либо в какую — то другую сторону. Или в библиотеку, ведь должны же быть в колледже некоторые люди, которые на самом деле тратят время на учебу. Где бы они ни были, она была счастлива, что они ушли. Входная дверь была чудесным образом открыта. Она была одна.