Генезис - Поселягин Владимир Геннадьевич

– Купался, – не спросила, утвердительно сказала она, мельком глянув на меня.

– По волосам поняла? – догадался я, проведя по сухим, но слежавшимся волосам. Так от воды только может быть.

– Ешь иди. Сегодня по огороду поможешь, или еще что болит?

– Помогу, бабушка. Все, что скажешь, сделаю. Труд сделал из обезьяны человека, а я не хочу запускать обратный процесс.

– Интересно сказал, – хитро прищурилась она.

– Люди растут, взрослеют, – пожал я плечами.

Помыв руки под умывальником, вытер их полотенцем и сел за стол. Ели мы молча, тут так принято, и я заметил, что бабушка кидает на меня задумчивые взгляды. После обеда я помог убрать тарелки, чем ее изумил, а пока она мыла их в тазике, я изучал свое изображение в обломке зеркала над умывальником. Ничего так, симпатичный, лицо правильное, нос прямой, шрам только пересекает бровь, но тот наоборот придает шарма. Ухо слегка опухшее красное, это результат драки в селе, как и фингал рыжего. Волосы черные, глаза зеленые. Только эти космы до плеч, Высоцкий с такими ходил, мне не нравились, нужно постричься. Дальше бабушка стала раздавать указания, что делать. До самого заката я возился в огороде. Всю картошку промотыжил, потом полол морковь. Работа нудная, требует терпения, спина даже заболела. Работал я в трусах, босиком и загорал таким образом. А когда бабушка позвала на ужин, вылил на себя ведро воды и залез в бочку с дождевой водой, ее для полива используют, помылся и так в трусах подошел к столу.

– Неприлично, – сказала она.

– Это да.

Одевшись, я сел за стол, и мы приступили к ужину. Это были те же щи. Пока ел, раздумывал. Места восхитительные, и я планировал все лето тут провести. Заняться своим новым приобретением. Тело мне досталось слабое, до вечера поработал и устал, нужно тренировать. Я тут буду до конца августа, когда отец Тихона приедет и заберет меня, значит, время для этого есть. Подумав, оторвался от щей и попросил бабушку будить меня каждый день, как та сама встанет. Зарядкой буду заниматься. Она удивленно глянула, но кивнула. Рост у меня метр семьдесят примерно, но расту, мускулатуры нет, синий тощий цыпленок, будем стараться набрать вес и силу. После ужина отдыхали. Я воспользовался этим, чтобы осмотреть домик изнутри. Две комнаты с печками, в одной кухня, за печкой лежанка, которой явно пользуются. Думаю, тут бабушка спит. В большой комнате тоже у печки стояла большая панцирная никелированная кровать. Откуда она тут взялась? Смотрелась как космический корабль в огороде, но тут явно спал Тихон. Под кроватью виднелся чемодан, а над ней висела гитара. И да, у кровати коврик с рисунком оленей висит. Сняв гитару, я попробовал струны. Расстроена в хлам, но пальцы у Тихона явно разработаны, мозоли на руках есть, значит, давно играет. Парни про это ничего не говорили. Когда я вышел наружу, бабушка с неодобрением в голосе сказала:

– Опять тренькать будешь и песни свои поганые петь?

– Что-нибудь новое сыграю, – улыбнулся я.

Тело терминатора пропало, но его память и некоторые умения остались. Например, я к музыке сложно отношусь, играть пытаюсь, но когда как получается. Однако, судя по Тихону, тот уникум в музыке. Идеальный слух и голос, я пробовал в доме напеть. Сейчас же, устроившись на лавке, я попробовал струны и стал наигрывать. Изучал, как у Тихона пальцы разработаны. Ничего, шустрые, так что, чем дальше, тем быстрее наигрывал. И смог сделать практически идеальное исполнение гитарного соло под рок. Тут я увидел огромные глаза бабушки, что смотрела на меня.

– Красивая музыка, задорная. А что еще можешь? А песню хорошую знаешь?

– Про березы спеть?

– Давай про березы, – с готовностью согласилась та.

Похоже, бабушка была завзятой меломанкой, а радиоприемник в доме сломан, надо бы починить. Хорошо, что электричество подведено. Сделав перебор, я начал наигрывать и запел, параллельно настраивая голос. Он оказался мягким баритоном, не ломался пока голос у Тихона.

Отчего так в России березы шумят? Отчего белоствольные все понимают? У дорог прислонившись, по ветру стоят И листву так печально кидают. Я пойду по дороге, простору я рад, Может, это лишь все, что я в жизни узнаю. Отчего так печальные листья летят, Под рубахою душу ласкают? А на сердце опять горячо-горячо, И опять, и опять без ответа. А листочек с березки упал на плечо, Он, как я, оторвался от веток. Посидим на дорожку, родная, с тобой, Ты пойми, я вернусь, не печалься, не стоит. И старушка махнет на прощанье рукой, И за мною калитку закроет…[1]

Когда я закончил, бабушка кончиками головного платка утирала слезы. Мы несколько секунд молчали в тишине, когда она попросила:

– Спой еще что-нибудь.

Таким просьбам не отказывают, особенно сказанным таким тоном. Поэтому я сыграл и спел «Ты неси меня, река» и «Не губите, мужики». Последняя особо хорошо получилась, но я отложил гитару, хватит на сегодня, и сказал бабушке:

– Воды мало на полив, пойду, сбегаю на речку принесу.

– Хорошо, – тихо сказала она.

Я отнес гитару обратно и, подхватив каталку с флягой, покатил ее к реке, там погрузил в воду, поднял с трудом, ох и хилое тело, поставил на специальную каталку для фляги и повез обратно. Слил в бак – и следующий рейс. Последние, шестой и седьмой, в полной темноте делал, но все емкости заполнил. После этого, поискав, и не найдя зубной щетки, ругнулся. Надо купить. И, умывшись, лег спать.

Подняли меня действительно ни свет, ни заря. Я стал делать привычный разминочный комплекс у сарая, тут место было, едва смог закончить, тяжело дыша и обливаясь потом. Потом километровая пробежка, и с ходу нырнул в реку. Ополоснулся. А дальше снова огород – до обеда. Завтрак я пропустил, тяжело будет. К обеду подошли Серый и Паша, так звали рыжего, сказали, что через пять дней суббота, снова дискотека. Интересовались, пойду или нет. Подумав, решил идти. Я уже посмотрел в шкафу, подходящая выходная одежда есть. Они ушли, звали на речку, но так, чтобы бабушка не услышала, но я отказался. Дел много. После обеда занялся крышей сарая, а потом ладил дверь, одна створка перекосилась, плохо закрывалась. На завтра запланирована очистка скотника. Из-под свиньи и кур.

Пять дней эти пролетели быстро, тело болело поначалу не передать как, но я занимался физическим трудом, отчего ел в три горла и постепенно начал набирать массу. За пять дней не видно, но я на это надеялся. Утром я занимался, потом завтрак и работа, привел хозяйство в порядок, по факту кроме полива и редких вылазок в огород, выщипать траву на грядках, делать больше нечего. Бабушка заказала две машины поленьев, ими займусь. Уже колун приготовил, клинья. От деда остались. Нарублю дрова для зимы. Ну и решил на следующей неделе по грибы в лес сходить, может, рыбы половлю, раз река тут. Деревня в лесу находилась, тут рядом торфяные разработки были, но закрыли, вот деревня потихоньку и угасала, одни старики остались. Играл я вечерами сначала бабушке, потом соседки стали приходить, а последние два дня вся деревня собиралась, почти сорок человек. Тут и Серый с Пашкой были. Такие лица удивленные, но слушали вместе со всеми. Пел я песни хорошие, добрые, чтобы за душу брали. Старикам очень нравились. Для подростков и детей тоже насколько веселых исполнил, понравилось. Сегодня суббота была, я уже закончил разминку, завтракал и собирался уйти. Хотел пораньше в село. Парикмахерскую посетить, заказать радиодетали для приемника бабушки, я решил его починить. Там ничего сложного. И вот, мы сидим, завтракаем яичницей, запивая молоком, соседка, что корову держала, приносила нам. Когда закончили, чай пили, бабушка, глянув на меня острым взглядом, сказала: