Властелин Руси - Андрей Посняков

— Извините, что помешал… — подойдя ближе, начал было инспектор. Женщина резко обернулась и смерила его яростным взглядом темно-синих безумных глаз. И тут Ньерд узнал ее… Магн! Сумасшедшая Магн. Ее многие знали. Но никто не знал, кто она и откуда взялась, да она и сама не знала. Покинув психиатрическую клинику, Магн одно время прибилась к музыкантам, даже пела, Ньерд, правда, не слышал как — вообще не интересовался музыкой, да и до городской сумасшедшей ему, честно говоря, не было никакого дела… хотя комиссар рассказывал, что именно Магн помогла как-то в очень тяжелом деле с каким-то маньяком… маньяком… Он, кстати, неизвестно куда исчез тогда. Но, может, опять объявился? Чем плоха версия?

— Еще раз извините…

— Я чувствую зло! — глядя мимо инспектора, тихо произнесла Магн. — Зло проникло сюда… Черный друид… Я чую его дыханье… И зову на помощь, иначе… Ты помешал зову! — Последние слова она выкрикнула, да так, что Ньерд попятился, пожалев, что отправился сюда один.

— Он принесет много зла… — Девушка снова посмотрела вдаль и неожиданно улыбнулась: — Но я буду звать… буду звать… и добьюсь…

Она закрыла лицо ладонями и повалилась в снег. Инспектор еле успел подхватить ее… Боже, она еще и босая! И похоже, под этой серой хламидой больше ничего нет.

— Вы как?

Магн распахнула глаза:

— Кто ты?

— Я из полиции. Инспектор Плеске. Ньерд Плеске. Вот мое удостоверение, — Ньерд полез во внутренний карман. Это было неудобно делать левой рукой, правой он придерживал Магн. Наконец достал.

— Вы, случайно, не из коммуны хиппи? Ну, не с хутора? — инспектор неопределенно махнул рукой.

— Да, с хутора, — кивнула девушка, по лицу ее потекли слезы. — Я не смогла, не смогла сегодня… — жалобно, как ребенок, произнесла она. — И вчера — тоже не смогла…

Ньерд почувствовал себя неловко. Уж можно было бы сразу догадаться — девушка нуждается в утешении. А он? «Инспектор Плеске. Ньерд Плеске». Тоже, Джеймс Бонд выискался…

— Вы не могли бы перестать плакать? Или, вот что, пойдемте-ка в машину, не то замерзнете. Пойдемте, пойдемте… Боже, как же вы босиком?

Инспектору все ж таки удалось развернуть машину и добраться до хутора. Маленький, он вовсе не представлялся заброшенным — звучала музыка, в окнах весело горел свет, во дворе дробно постукивал дизель-генератор. Самих «новых хиппи» на хуторе оказалось не так уж и много — включая Магн, шесть человек. Ну, ясно — не лето. Остались только самые упертые. Две девчонки, совсем еще молоденькие, и четверо парней. Длинноволосые, бородатые, в расклешенных джинсах и растянутых свитерах, они, неожиданно для Ньерда, высказали себя радушными хозяевами — усадили за стол, налили в высокий стакан весьма недурного вина. Впрочем, то, что вино недурно, инспектор понял позже, поначалу-то принялся отказываться, да только кто-то из бородатых парней заявил: уж ежели, мол, господин полицейский хочет что-то узнать, так для того нет ничего лучше доброй беседы, а какая же добрая беседа да без вина, на сухую?

— Ну, вы прямо как русские рассуждаете, — усмехнулся Ньерд, но от вина больше не отказывался, как и от жареной оленины. Откуда она у них взялась, интересно? Видно, браконьерничали господа хиппи.

— Магн — добрая девушка, — допив вино, пояснил бородач. — Да к нам и не приходят плохие. Не то, знаете ли, место. Что? Нет, мы никого не ждали… Впрочем, сейчас спрошу у Мерилин.

Поднявшись из-за стола, он громко позвал Мерилин. Из смежной комнаты — там уже спала напоенная горячим глеком Магн — вышла молодая девчонка с длинными рыжими волосами, видно, это и была Мерилин.

— Да, ко мне должна приехать кузина из Осло, — выслушав инспектора, кивнула она. — Но не сейчас, позже, ближе к концу месяца. А что?

— Как она выглядит, ваша кузина?

— Гм… такая, как и я, чуть помладше, светленькая.

— Она тоже хиппи?

— Что? — Мерилин засмеялась, и инспектор отметил про себя, что девчонка-то ничего, симпатичная, красивая даже, этакая рыжая и зеленоглазая лесная нимфа.

— Хиппи? — снова переспросила Мерилин. — Да нет, она не хиппи, а бы сказала, даже наоборот — йяппи. Как это? «Все ради карьеры». Учеба, учеба и учеба.

— Так, кстати, говорил Ленин, — заметил бородач, разливая по кружкам только что приготовленный глек.

— Леннон так говорил? — повернулся к нему Ньерд.

— Не Леннон, Ленин.

— Кто такой этот Ленин? Тоже хиппи?

Парень засмеялся:

— Не совсем. Что-то вроде Раса Тафари и Че Гевары.

— А он где сейчас?

Бородач совсем загнулся от смеха:

— Давно уже умер. Веселый ты человек, инспектор!

— Вы говорите, ваша кузина — девушка серьезная, — Ньерд снова посмотрел на Мерилин.

— Да уж куда серьезней, — усмехнулась та. — Правда, не зануда. Веселая.

— Студентка?

— Ну да. Художественный колледж. Обещала помочь нам оформить хутор… Ну, Джона Леннона изобразить, цветы и прочее…

— Художница, значит?

— Рисовать умеет, — кивнула Мерилин. — Но не совсем художница, скорее философ.

— Философ?! — тут же вспомнив Сартра, насторожился Ньерд. — Классицизм, экзистенциализм, би-хе… черт, забыл! Изучал ведь когда-то…

— Нет, никакой классики, — девушка засмеялась. — Скорее, ее привлекал экзистенциализм, знаете — сущность и сущее, Бердяев, Мерло-Понти, Жан-Поль Сартр…

— Сартр… — тихо повторил инспектор. — Значит, Сартр.

— Вы не думайте, моя кузина девчонка не скучная! Одевается ярко, я бы даже сказала — вызывающе.

Бородачи громко заржали…

Уже потом, когда ехали на опознание, инспектор понял, что непонятное в этих странных ребятах — хиппи — было непонятным лишь на первый взгляд, непонятным — с точки зрения обывателя, интересующегося лишь дешевыми распродажами да мыльными операми. Эти молодые парни и девушки — при всей своей внешней экстравагантности — оказались людьми легко ранимыми, обостренно воспринимающими окружающую действительность. Наверное, именно это связывало их с музыкантами и теми, кто приезжал на концерты в Черном лесу.

— Молодец, парень! — Уже глубокой ночью комиссар похвалил Ньерда. — Я всегда знал, что у тебя чутье на такое. — Он кивнул на маленький томик Сартра.

Ньерд устало улыбнулся:

— Теперь осталось лишь отыскать убийцу.

На первом этаже трехэтажного домика с красной черепичной крышей, что притулился средь прочих зданий на тихой улочке под названием Меллергата, располагалось городское общество милосердия и благотворительности имени короля Кристиана Фредерика, о чем всех прохожих с гордостью оповещала вывеска с красивыми ярко-желтыми буквами. У тротуара уже с утра приткнулись машины, среди которых выделялся ярко-красный «фольксваген» Марты Йоргенсен, супруги таксиста Акселя. Марта и привезла сюда госпожу Херредаг, Анну-Хансу Херредаг, недавно приехавшую из Канады, чтобы оформить опекунство над внуком, несчастным мальчиком, потерявшим обоих родителей. Когда госпожу Херредаг посетили Марта и другая активистка общества — русская медсестра Марина Левкина — в ее доме на окраине Снольди-Хольма, та была настолько учтива, что пригласила гостей к столу и в ходе беседы изъявила желание вступить в общество, чему Марина и Марта очень обрадовались — не так много было в обществе по-настоящему состоятельных людей. А ведь нужно было оплачивать телефонные переговоры, благотворительные акции, аренду помещения, наконец.

— О, какой… э… милый мальчик. — Усевшись на диван в просторном холле, госпожа Херредаг погладила по голове первоклассника Диму Левкина, недавно приехавшего на каникулы из далекого Санкт-Петербурга к матери, медсестре Марине.

— Спасибо, — улыбнулась Левкина. — Он такой сорванец.

— Все дети такие. — Госпожа Херредаг растянула губы в улыбке. — И вы, Марина, сразу мне понравились. Заходите почаще в гости, и бедному Хансу будет не так скучно, и несчастному Вэлмору.

— Кстати, вы не пробовали показать его местным психиатрам? — присела на диван Марта — высокая стройная блондинка, никак не выглядевшая на свои тридцать восемь.

— Пси… психиатрам? — словно не до конца понимая вопрос, переспросила госпожа Херредаг — шустрая, вполне еще моложавая старушка с ярко-розовыми волосами в мелких кудряшках. Кажется, губы ее недовольно искривились. Но — лишь на миг, или вообще — показалось.

— Да, я показывала его… там, в Канаде…

— А где вы там жили? В Монреале? Квебеке?

— Э… Господа, я хочу заплатить за аренду зала, — гостья поднялась с дивана и улыбнулась. — И сделать мой первый взнос на благотворительность — шесть тысяч крон!

Собравшиеся зааплодировали.

— Ого, — завистливо прошептал кто-то. — Почти тысяча долларов. Бабуля, верно, богата?

— Да уж, не бедна. Говорят, у нее акции горнорудных комбинатов.