Наемники бродячих островов - Фэва Греховны

Мягкие подошвы бесшумно коснулись пола. Рука постепенно ослабила натяжение верёвки, чтобы избежать ненужных звуков. А затем, воин решительным шагом направился к насекомым. Меч он выхватил вместе с последним шагом, когда до цели оставалось около метра. Не останавливаясь, лезвие пошло по дуге, перерубило первую шею и почти справилось со второй. Оба тела дёрнулись, но тут же и обмякли. Жизнь ещё теплилась в больших чёрных глазах, когда наёмник проворачивал колесо затвора двери.

На мгновение шум с обратной стороны затих. Но стоило банде увидеть трупы жатвеников, и ругань возобновилась с двойным запалом.

— Да что б у твоей матери такие тараканы завелись! — воскликнул Батя и от души пнул отрубленную голову.

— Фу-у… — Венга поморщилась от вида расплёскивающейся жёлтой жижи. — Чур я это убирать не буду!

Тем временем, Кеншин уже собирался разворачивать крепость на прежний курс:

— Держитесь, сейчас тряхнёт! — предупредил он и аккуратно надавил на рычаг со снежинкой.

Твердыня взбрыкнула. Да так, что снаружи, из сада, послышался шелест листвы, словно кто-то решил потрусить все деревья разом.

— Ну и конечно же мы не догадались снять котёл с костра… — пробубнил Даджой.

* * *

Спустя пол часа все члены отряда кроме Лая, находились в холле храма.

От встречи к встрече, жатвеники не переставали удивлять. Так что, учитывая новую потенциальную опасность, пост караульного было решено перенести на смотровую площадку донжона. На всякий случай, люк на крыше заклинили чуркой, вколоченной в петлю. Теперь, даже если в крепости ещё остались враги, то заблокировать помещение они смогут только с одной стороны.

Кстати, завтрак действительно не пережил маневрирования твердыни — котёл перевернулся прямо в огонь. Держать совет и обсуждать случившееся, наёмники решили в процессе повторной готовки.

— С этими тварями больше не связываемся. — Батя вынес вердикт безапелляционным тоном, но остальные и так были согласны. — Похоже, что не зря народ про грехи талдычит.

— Как они сообразили, что с механизмом делать надо? — спросила Венга, не отрывая глаз от картофелины, которую чистила.

— Никак. Заложено оно в них. — нашёлся Даджой.

Природой ли, или какой-то силой, находящейся над гранью понимания простого обывателя, никто гадать не стал. Всем были известны байки и былины, про былые чудеса Архипелага, но объяснению они, как правило, не поддавались. Вон! Один только аппарат управления крепостью чего стоит?

— Да насрать как! — перебил разглагольствования Батя. — Сегодня они наш замок чуть не угнали, а завтра додумаются оружием пользоваться!

— Не додумаются. — Кеншин тоже вставил свои пять медяков. — У них противостоящий палец только у мелочи есть. У солдат — по три когтя и всё. — товарищи уставились на него непонимающими взглядами, так что пришлось разориться на объяснения. — Большой палец! Нету его у крупных особей, говорю. Попробуйте без него хотя бы нож нормально взять.

— Ладно… — отмахнулся командир. — Летим на следующую орбиту, а если там тоже самое — спускаемся и движемся в обратном направлении.

— Дядь Сергий, а может можно куда-то сообщить о жнецах и о других бедах?

— Куда, малый? — седые усы растянулись в по-доброму насмешливой улыбке.

— Ну-у… Не знаю. О преступниках же как-то узнавали на моём родном острове?

— Был бы тут Лай — попросил бы его объяснить, за одно и посмеялись бы. Если у вас хорошие отношения с соседями были, значит старосты и передавали друг другу при встречах. Но обязательно найдётся на плоскости одна твердыня, где сельский голова — козёл обиженный. Вот до него-то новости и дойдут, а дальше — всё. Только с переезжающими крестьянами, кто жениться будет или замуж выходить. И то, если они сами знали достаточно. Или наоборот, такого сверху наплести могут… — Батя покачал головой. — Ещё вопросы есть?

— Да! Что такое десант?

Это слово интересовало не только Макса. В ожидании разъяснения незнакомого термина, на Даджоя уставились четыре пары жадных глаз. Наёмники знали, что их товарищ — грамотный, начитанный парень, и иногда выдаёт интересные байки.

— Это когда с воздуха или с моря на корабле солдаты высаживаются и сразу в драку бросаются… Ну, например, если на нас пустынники с воздушного шара спустятся и нападут — вот это будет десант.

— И откуда ты такое знаешь? — прищурился Кеншин.

Вообще, оба воина казались Максу наиболее подкованными в военных вопросах. Оттого было вдвойне интересно наблюдать как гигант мнётся и хмурит лоб, пытаясь что-то вспомнить… Но, не совладав с собственной памятью, всё же признался:

— Не знаю.

— А море что такое? — не унимался мальчишка.

— Это выдумка, малыш. — мечтательно протянула Венга, прежде чем Даджой успел хоть слово сказать. — Якобы это настолько большое озеро, что с берега невозможно увидеть противоположный. Бред…

— Вот море то как раз и не выдумка! В империи есть одно, я сам видел! — мальчишеский запал перешёл от Макса к его наставнику. Глаза степняка заблестели, голос приобрёл небывалые в нём до сих пор нотки, и он принялся рассказывать о большой воде. Об омываемых ею песчаных пляжах и скалистых обрывах, о водящихся в пучине гадах и о бесчисленных стадах, приходящих на водопой.

— По нашим легендам, раньше у империи было два моря и второе было солёным! Но в незапамятные времена что-то случилось и люди утратили тот остров. Какой и где — доподлинно не известно. Во времена, когда были молоды старики наших стариков, самые дряхлые из их старцев говорили, что море полное слёз осталось в проклятых землях. Но, если записи и сохранились, то только в библиотеке дворца императора.

— Ого! Вот это да, Кен! — Батя наигранно задрал брови. — Только что, за минуту, я узнал от тебя о море больше, чем о самом тебе за полгода знакомства! Ну а раз так — придётся поверить!

Сарказм командира вызвал улыбки у всех, включая самого Кеншина.

Уже лёжа на кровати в келье, Макс по привычке разглядывал свой панцирь. Не смотря на беспокойную ночь, сон никак не хотел овладевать телом. Воображение подсказывало в блестящем металле причудливую игру морских вод, которые он никогда не видел.

Стоило чуть повернуть голову, и вот уже блики совсем иначе ложатся на вмятину — это волны разбиваются о скалу. Глубокий росчерк царапины — преображается пеной, сходящей с линии прибоя. А вон то яркое пятно —