Охота на Сезанна - Томас Свон

Пинкстера слегка передернуло, но Оксби заметил это.

– Я не вожусь с бродягами, – неудачно пошутил Пинкстер.

– Я так и не думал. Но кто-то проник в фотолабораторию Шелбурна и уничтожил все, что касалось снимков, сделанных в вашей галерее именно в тот день. Была использована кислота, может быть – но это только догадка – тот самый растворитель, которым уничтожили картины. Что вы об этом думаете?

– Что вы имеете в виду? – вспыхнул Пинкстер.

– Я ничего не имею в виду, я спрашиваю только, потому что вы знакомы с Шелбурном и могли знать о Моряке и о взломе.

Пинкстер громко вздохнул:

– Шелбурн пришел ко мне еще до того, как мы начали строить галерею, и спросил, можно ли ему фотографировать здание по ходу работ. Он сказал, что собирается сделать фотожурнал или что-то в этом роде. Я ему разрешил, и с тех пор он стал одним из наших фотографов. Я не вмешиваюсь в это и ничего не знаю о Моряке и о взломе.

Тут Пинкстер резко поднялся, указал на часы и сказал:

– Ваши десять минут истекли, инспектор.

Глава 38

Пинкстер подождал, пока машина Оксби не свернет с подъездной аллеи, прошел в свой кабинет в галерее и набрал длинный номер. Он прижал трубку к уху.

– Да.

Только одно слово, но произнес его, несомненно, Аукруст.

– Они спрашивают о каком-то бродяге. Что произошло?

– Случайность. Он зашел в фотолабораторию, и это было ошибкой. Он убежал, я его поймал и…

Пинкстер ждал дальнейших объяснений.

– Продолжай, что же, черт возьми, случилось?

– Я его ударил, и он упал.

– Ты толкнул его. Мерзавец, ты убил его.

– Я сказал, это была случайность.

– Ты слишком часто ошибаешься. Ты не думаешь, и ты чертовски сглупил.

– Не говори со мной так.

– Я буду говорить, как хочу. Почему ты не забрал папки и не сжег их? Зачем оставлять улики?

– То, что осталось от растворителя, окислилось. Потребуются месяцы, чтобы выяснить формулу,– в голосе звучала гордость, – может, вечность! Ты не прав. Я не оставлял улик.

– Еще большая глупость. Ты действительно веришь в то, что можешь перехитрить самую хитрую криминалистическую лабораторию в мире? Ты неисправимый эгоист.

– Я сказал: там нет улик.

– Мертвое тело – улика. Взлом фотолаборатории – улика. Уничтоженные негативы с твоим чертовым химикатом – улика.

Аукруст не отвечал. Наконец Пинкстер сказал:

– Я хочу, чтобы ты приехал в Лондон в четверг. Будь на «Сепере» в шесть часов и принеси с собой картину Девильё.

День завершился с неуловимой переменой источника света солнце уступило место неоновым лампочкам и фонарикам, которыми были оформлены рождественские приветствия; наступил вечер. Комната Астрид была темной и маленькой, и, сидя на кровати, она могла дотронуться до выцветших штор, висевших на узком окошке. На углу дома было кафе, полное молодых клерков, отдыхающих с друзьями. В то утро она спускалась в кафе, ожидая, что увидит там ту молодую темноволосую женщину, которая заменила агента в куртке с детройтскими тиграми. Женщины не было, как и черного седана, в котором она обычно сидела. Астрид пошла в ближайший супермаркет и купила сыр и круассаны, а потом вернулась в отель, сделав круг, но не увидела никого, кто бы мог сойти за «сыщика». И все-таки ей казалось, что за ней следят.

В девять она должна была встретиться с Педером: они собирались поужинать вместе. Он дал ей четкие указания: такси через Сену, потом обратно к Лионскому вокзалу, где она должна была пройти через вокзал к Рю де Шалон и к витринам магазина детской одежды. Педер встретит ее там, и они пойдут в маленький ресторан рядом с больницей Святого Антония.

Астрид говорила очень быстро, но едва ли громче, чем шептавшаяся юная парочка за соседним столом.

– Там никого нет, Педер, женщины нет, и нет обеих машин. Но мне все кажется, что за мной следят, что кто-то меня все время преследует.

– Я уезжаю завтра. – Он положил палец ей под подбородок и приподнял его. – Ты должна остаться, пока Ллуэллин не приедет в Париж.

– Нет, Педер, я больше не хочу оставаться здесь одна Он резко двинул рукой и сжал ее подбородок.

– Ты сделаешь, как я скажу.

– Ну пожалуйста, можно я поеду с тобой?

Он сжал подбородок сильнее, так что она еле могла говорить.

– Мне… больно…

– Перестань говорить, что ты хочешь и чего не хочешь. Они скорее всего просто следят за тобой. Пусть себе следят, пока ты ищешь свой антиквариат, тот, о котором говорила Ллуэллину и Оксби в Фонтенбло. Ясно?

Она кивнула, и он отпустил ее. Она сразу начала тереть больное место и робко спросила:

– Как долго я буду одна?

– Несколько дней, неделю.

– А почему ты в Париже? – спросила она.

Педер сразу забыл про боль, которую только что причинил ей. Он взял ее руку и нежно погладил, не осознавая, что она боится, как бы он не схватил ее своими огромными ручищами и не сделал ей больно. Его злость быстро прошла, и он сказал:

– Потому что я хочу быть с тобой, хочу, чтобы ты меня всего целовала. – Он прошептал: – Я хочу заняться с тобой любовью.

Глава 39

Остановись там, Эмили. – Маргарита Девильё подалась вперед, указывая на подъездную аллею у дома Фредерика Вейзборда. – Я не была здесь с тех пор, как умерла Сесиль, – сказала она задумчиво. – Она была чудесным человеком. Ей пришлось несладко, ведь быть замужем за Фредди – это же чистилище на земле. Но у Сесиль был ее сад. – Маргарита снова вытянула руку. – Останавливайся здесь.

Они поднялись по лестнице и постучали в переднюю дверь. Цепочку сняли, и дверь открылась.

– Я Маргарита Девильё, а это моя компаньонка. Я звонила и предупреждала, что приеду сегодня.

Иди стояла в сторонке, наклонив голову; она выглядела немного озадаченной.

– Вы мадам Девильё?

– Конечно, – категорично заявила Маргарита. – Это вас удивляет?

Иди оглядела Маргариту и сказала:

– Просто месье Вейзборд говорил, что вы старая, он говорил…

– Он часто говорил неправду, – резко сказала Маргарита, как говорила всегда, когда речь шла о Фредерике Вейзборде. – Я знала его слишком хорошо, вот почему я не переступала порог этого дома со дня смерти его жены. – Маргарита бросила взгляд на комнаты, примыкающие к холлу, и сказала Иди: – Я пришла за картиной, которую месье Вейзборд забрал у меня.

Эмили догнала Иди, и вместе с Маргаритой они стали с двух сторон от экономки. Маргарита сказала:

– Картина – это портрет мужчины, – она раздвинула руки,– вот такого размера, в раме. Вы ее видели?

Иди подняла руку, указывая на верхний этаж.

– Он повесил ее над кроватью, картину человека с темной бородой. – Иди кивнула. – Но ее там нет. Она пропала.

– Что значит – пропала? – воскликнула Маргарита.

– Ее там больше нет, – повторила Иди. – Я не заходила в его спальню до… думаю, до понедельника, а умер он в пятницу вечером в своем кабинете, вон там. – Она махнула в сторону кабинета – Меня попросили найти его лучший костюм для похорон – тогда-то я и увидела, что картина пропала.

– Вы ее искали? – с беспокойством спросила Маргарита

Иди покачала головой:

– Она мне не нравилась, и мне было все равно, на стене она или где еще.

– Может, он отнес ее в кабинет. Отведите меня туда.

Иди провела Маргариту и Эмили в кабинет, которым не пользовались уже неделю; в нем пахло старым табачным дымом. Они посмотрели везде, где могла быть спрятана картина, но через несколько минут стало понятно, что искать бесполезно.

– Может быть, она все-таки в спальне? – спросила Маргарита.

Они прошествовали по лестнице в спальню Вейзборда и осмотрели высокий шкаф; поискав в других комнатах, они вернулись в спальню. Иди указала на крючок над кроватью:

– Сюда он ее повесил.

Маргарита осмотрела комнату: ее взгляд скользнул по тумбочкам, по комоду, потом по кровати, которая была аккуратно застелена толстым покрывалом, туго натянутым поверх груды подушек. Она села на кровать и разгладила покрывало, как будто собиралась найти картину под ним.

– Посмотри под кроватью, Эмили. Туда мы не заглядывали.

Эмили встала на колени и пошарила под кроватью.

– Там что-то есть, – сказала она и вытащила раму.

Маргарита опустилась на колени рядом с Эмили, перед которой лежала пустая рама.

– Это она. – Маргарита посмотрела на Эмили, а потом на Иди грустными глазами. – Зачем он вынул картину из рамы?

– Здесь был мужчина, – начала Иди, – который сказал, что он его друг. Он пришел тогда вечером, чтобы сделать месье Вейзборду сюрприз. У него была бутылка вина. Он сказал, что это подарок.

– Как он выглядел? – спросила Маргарита.

– Высокий, – сказала Иди, закрыв глаза и роясь в памяти. – Темные волосы и повязка на ухе, и у него была странная сумка: длинная и круглая.

– Он был француз?

Иди покачала головой.

– Он говорил по-французски, но с акцентом, которого я не знаю.