Ваше Сиятельство #4 - Эрли Моури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марк Ефремович подошел примерно минут через пятнадцать. За это время Родерик кое-как успел обжиться в новом теле, отчасти унять боль, используя свои не слишком эффективные целительные техники. Большую часть внимания серый маг, теперь уже барон Семенов, старательно удерживал на задней части головы, понимая, что там не только самое болезненное место, но и самое опасное: и шансы удержать это тело в живом состоянии по-прежнему невысоки. Вместе с тем новый барон Семенов постепенно осознавал, что он почти ничего не помнит о себе прежнем. Всплывали кое-какие эпизоды из прошлого, но они были словно осколки сна, нереальные, бессвязные. Даже лица родителей он вспоминал как-то не особо ясно. Единственное, что он помнил очень хорошо, так это образ баронессы Жаровой, из-за которой Семенов и оказался в этом неприятном состоянии с разбитым затылком. Падать с третьего этажа страшновато, особо, когда летишь головой вниз. Благо контакт с землей смягчила яблоня и кустарник внизу.
«Леночка, сука! Да как она смела, дрыгаться с Гармашем⁈ Она дала этому мерзавцу! Вероломно подставила свою пиздень, в то время как я ездил договориться об отсрочке долгов! Ее долгов! Грязная, подлая сука! Змея! Она предала меня самым вероломным образом!» — неслось диким вихрем в голове барона Семенова. — «Так, стоп! Какая нахрен Леночка⁈ Не все ли равно мне, с кем она там дрыгается⁈ Все-таки я Родерик!» — рыжий барон изо всех сил зажмурил глаза и повторил: — «Я — Родерик. Барон Семенов — это хорошо. Но все его проблемы меня волнуют в самую последнюю очередь…» — и тут же снова ворвалась в голову ментальная боль: — «Леночка, сука! Надо было ее убить! Задушить нахрен, а не прыгать как мудаку с балкона!».
Марк Ефрамович и еще какие-то целители появлялись несколько раз. Водили над его телом руками, прикладывали к груди, лбу и вискам эрминговые концентраторы, делали еще какие-то неведомые Родерику манипуляции, а он все это время боролся с собственными мыслями, вернее мыслями бывшего владельца этого тела, которые то захватывали его сознание, то отпускали, оставляя очень неприятный осадок в душе.
Часам примерно к десяти утра новый барон Семенов почувствовал себя значительно лучше, и привстал на кровати.
— Спокойно лежите. Вам нельзя двигаться! — возмутилась сестра милосердия с вышитой змейкой Асклепия на халате.
— Заткнись! — Семенов решительно откинул покрывало, и опустил ноги на пол. Поморщился от боли и встал. Повязка, охватывавшая его голову, сползла на глаза и ее пришлось поправить.
— О-о! Ваше благородие! Нельзя вам! — сестра милосердия побледнела и в испуге прижалась спиной к стене. — Не трогайте хотя бы повязку! Там мазь Герсамсума!
— Блядь! Жесть, как же хреново в этом ебаном теле! — простонал серый маг, даже не осознавая, что говорит сейчас так, словно он не Родерик, а Талия Евклидовна. В физическом теле он действительно чувствовал себя не здорово: тяжесть, боль, букет прочих страданий, начиная от неудобства одежды, кончая нарастающим желанием поссать. — Я в туалет, милая! — сообщил новый барон Семенов сестре милосердия и вышел из палаты, в которую больше не собирался возвращаться.
Сестра милосердия вылетела следом, но побежала не за ним, а в противоположную сторону, по пути выкрикивая:
— Иван Семенович! Елизавета Львовна! Скорее! На помощь!
Родерик знал, где находится туалет: за несколько часов проведенных в Палатах, он успел обследовать не только приемный покой и палаты для дворян, но и прилегающие помещения. Поэтому, он, все более сживаясь с этой неприятнейшей штукой, называемой «физическое тело», добрался до двери, забранной синим пластиком, вошел через нее и занялся тем, чего желало это тело. Когда он вышел в коридор, там уже стояло несколько санитаров, кто-то из целителей и сам Марк Ефрамович.
— Ваше благородие, вы не должны подниматься с кровати! Если вам приспичило в туалет, то для этого есть утка! — Марк Ефрамович потряс указательным пальцем, поднятым к потолку. — Вы хоть понимаете, что жизнь ваша в опасности⁈ С такой черепно-мозговой травмой нормальные люди просто не живут!
— Расскажешь это старушке, которая должна была жить да жить, — ответил барон, стараясь справиться с застежкой джан. Справился, поправил повязку на голове и решил дальше не объясняться с целителями. Не слушая возмущенных возгласов за спиной он направился прямо по коридору, вышел в зал ожиданий и было повернул к входной двери, но тут его взгляд встретился с очень знакомыми глазами, едва просохшими от слез.
Девушка вскрикнула и подбежала к нему со словами:
— Ерофей! Ну прости меня, пожалуйста, прости! Ерофеюшка! Умоляю!
— Сука! — Семенов побагровел, чувствуя, как кровь прилила к голове и больно точно молотком застучала в затылке.
«Спокойно! Только спокойно!» — попытался образумить себя Родерик, понимая, что в любой миг может случиться кровоизлияние. — «Мне нет дела до этой дуры! Я вообще не Ерофей!».
Однако, голос серого мага и его воля в этот раз оказались недостаточно сильны: руки Ерофея вцепились в горло баронессы Жаровой и сдавили его так, что Леночка смогла издать лишь жалобный хрип. С ее выпученных глаз снова потекли слезы, личико побледнело, а тело обмякло.
С трудом Родерик унял этот ненормальный порыв: отпустил ее и даже пробормотал что-то нечленораздельное, вроде:
— Извини, шлюха… — и направился к входной двери.
Баронесса Жарова, потрясенная и напуганная, села прямо на пол, хрипло дыша и глядя вслед возлюбленному. Останавливать Ерофея она не решилась.
Выйдя из Палат Спасения на Кузнечную, барон Семенов свернул к скверу, что был возле храма Гермеса Первозванного. Место там было тихим и позволяло расслабиться на лавочке в тени лип. Там он собирался немного собраться мыслями и еще раз запустить магические процедуры исцеления. В последнем он нуждался особо: после вспышки гнева из-за встречи с этой дрянью — Жаровой, в голове, да и самом теле обострились какие-то нездоровые процессы.
Он так и сделал, выбрал лавочку в конце аллеи за фонтаном, присел там, закрыл глаза, обратил все внимание в себя, сканируя самые проблемные участки тела, особенно поврежденного от страшного удара мозга. Входя в них вниманием мага и запуская процессы исцеления. Лишь часа через два-три — сколько точно прошло времени обновленный барон не знал — он открыл глаза. Чувствуя себя значительно лучше, обследовал карманы вельветовой куртки и джан. Нашел пачку сигарет и зажигалку, жетон дворянина, какую-то записку, грязный носовой платок и деньги: несколько смятых купюр и немного мелочи. Вытащив из коробочки сигарету, он прикурил, осознавая, что прежде он, как Родерик, не баловался табаком, если не считать первого курса университета. Все-таки привычки тела — сильная штука. Настолько сильная, что Родерик сейчас чувствовал гораздо больше бароном
