Знания Крови - Михаил Кулешов

преимущества — щит и очень раздражённая женщина с луком. Я бы не хотел оказаться на месте гара.

Одна из стрел вражеских лучников всё-же прилетела в меня, найдя путь сквозь подлесок, но лишь скользнула по кожаной куртке. Лидер послал двух воинов с топорами на меня, сам же решил сменить тактику и отправился к Барку. Меня к тому времени уже начало неслабо накалять отсутствие Ультимы.

— Ультима! — рявкнул я. — Дурная сука, ну и где ты?!

Ответа не было, зато один из каменных топоров опустился на мой щит. В этот раз я всё-таки успел ударить мечом — не пытаясь целиться в голову, просто наотмашь. Алая борозда прошла по телу чудовища, от плеча и до живота. Гар зарычал, его товарищ бросился на меня с другой стороны, я отскочил привычным образом — в сторону и назад. Подлесок норовил бросить мне под ноги то куст, то корягу, но к счастью, местная физика растений лишь замедляла продвижение, а не пыталось уронить игрока. Сбить с ног мог только мощный удар противника, и поражение во встречной проверки силы и стойкости. Ну, по крайней мере я был в этом уверен, так как за целый день игры так не разу и не упал, без посторонней помощи.

Как обычно, если я в чём-то уверен, я оказываюсь не прав. Проклятый пенёк или что бы там ни было подлез прямо мне под ноги, когда я отступал от разгорячённых гаров, и я упал на спину. Успел поджать под себя ноги, потому что они — в отличие от живота, по механике Blood Lore — не являются уязвимой хит-зоной, урон по которой увеличивается. Голову смог прикрыть щитом, но и это мне не помогло. Первый удар топором пришёлся как раз в щит, второй в колено. Я попытался отползти, или как-то защититься, но Рекоза в этот раз не успела прийти мне на помощь. Новый удар снова пришёлся на ногу, затем на щит — тот треснул, а следом, треснула и кость руки. Наверное, если бы это происходило взаправду, мне было бы очень страшно — чувствовать себя беспомощным, под ударами уродливых покрытых густой шерстью существ, смотреть на то, как ломаются собственные конечности и как окровавленные обломки костей игриво выглядывают из истерзанной плоти. Графика была слишком реалистичной.

Мекет Ери. Вы умерли.

Прекрасно. Лучше и не придумаешь. Весь день псу под хвост.

Beta 14.

Я снял шлем и встал из-за стола. В кабинете никого не было, за окном было уже темно. На крючке, рядом с дверью, висел ключ от офиса. Я вздохнул, глянул на часы, что стояли на столе начальника, убедился что сейчас уже достаточно поздно и в офисе скорее всего никого нет, глубоко выдохнул.

— Да твою ж, блядь, мать! — закричал я, и с размаху пнул стул, на котором до этого сидел. Тот отлетел к стене, и я почувствовал себя немного лучше. Совсем капельку. Мне оставалось только собрать вещи и отправиться домой — ночевать в офисе не было ни малейшего желания.

Я подошёл к коматозному, проверил на всякий случай капельницу и катетер. У меня не было мысли о том, что хозяин может оставить своего племянника без физрастворчика, или с протекающим клапаном, но совесть требовала. Убедившись в том, что парнишка протянет до утра со всем возможным для коматозного комфортом, я упаковал свой ноутбук в сумку. Через минуту, выложил его обратно — у меня не было никакого желания снова включать его ночью, да и тащить домой тоже. Хотелось пожрать и выспаться. Тем более, я не стал брать с собой домой нейрошлем. Выключил свет, вышел, запер кабинет и направился к лифту. Коридор был совершенно пуст, лампы не горели — зато уличный фонарь милосердно светил прямо в окно. Я вызвал лифт, спустился вниз. Вахтёр на первом этаже спал, уткнувшись носом себе в грудь. Беспокоить его я не стал. Вышел из здания и направился к метро — идти было не так уж и далеко. Показав по дороге средний палец Человеку с билборда, я надеялся успеть на один из последних поездов. Я шёл быстро, засунув руки в карманы и жалея о том, что не додумался прийти на работу в куртке — вечерами в нашем городе бывало холодно даже летом. Этот район спал, несмотря на то, что не было и десяти вечера. Тут просто некому было вести хоть сколько-нибудь активный образ жизни. В заросший парк даже наркоманы забредали редко, так далеко он был от центра, а десяток офисных многоэтажек уже давно опустел. Муравейники всегда замирают с закатом.

Не могу сказать, что я не любил этот город. Он умирал, а к умирающим всегда странное отношение. Даже если ты любил человека, пока он был здоровым, тень смерти не позволяет тебе чувствовать то же самое. Ты можешь испытывать жалость, раздражение, страх, усталость и отчаяние, но любовь к будущему покойнику умирает раньше него самого. То же самое и с городом. Я относился к нему хорошо, и наверное лет в девятнадцать — двадцать, когда учился вместе с Ларисой и Семёном в Москве, мог назвать именно родной город любимым. Но когда он превратился в оживший труп, поддерживающий собственное существование за счёт чужой крови — раздутый, неуклюжий и дурно пахнущий кадавр — любить его стало немного сложнее.

Я думал о мёртвых городах и зданиях из плоти, когда моих ушей достигла странная возня и глухие звуки ударов. Я остановился, прислушался. Кто-то кряхтел, но не звал на помощь. Кто-то бил, но не смеялся и не кричал. Выбора у меня не было, я бросился на звук. Во дворе одной из многоэтажек я увидел спину оператора. Перед ним молодой человек в кожаной куртке и обмотках на руках избивал Олега. Моего сослуживца, с которым мне было неприятно разговаривать по дороге на работу. Я