Цветок эдельвейса или под сенью львиной лапы (СИ) - Ольха Пономарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судя по словам Корникса, сейчас открываются врата, демон тоже говорил об этом, а я лишь была игрушкой в его руках. Усилием воли я заставила себя замолчать, и тут же в голове раздались набаты грома, а из носа закапала кровь. Я размазывала ее под носом и недоумевала. Но мои силы иссякли, и я снова начала читать заклинание. Громовые раскаты продолжались, и я поняла, что это не мое воображение, а реальность. Демон закрутил головой и заорал:
— Зря стараешься, Адвин, я учёл свои ошибки и хорошо перекрыл лазейки, тебе не попасть сюда!
Корникс выкрикнул какие-то слова, сопровождая их пассами рук, но мерцающее облако не улетело ввысь, а всосалось демоном. Тот будто вырос за все это недолгое время. А слуги с леди Акуной так и сидели безучастно, не обращая внимания ни на битву магов, ни на меня, ни на даже свою промокшую одежду.
— Ещё энергии, колдун, — взревел Вельшарун.
У Корникса от гнева перекосило лицо, но здравый смысл и выучка дознавателяпомогли ему справиться с эмоциями, и он попытался взывать ко мне.
— Ты должна знать, каждым словом ты убиваешь Адвина, а после открытия врат и всех живущих в округе! Привратник не выживет, если ты откроешь путь демонам в наш мир. Ты должна остановиться!
Я схватила себя за горло, пытаясь перестать говорить и у меня даже что-то получилось, но тут взревел Вельшарун:
— Скажи ей, что будет, если она заткнется! Скажи ей, правдолюб!
Я перевела взгляд на Корникса, а тот отвёл свои глаза и ответил:
— Ты умрешь…
Эта картина отпечаталась в моей памяти на всю жизнь. Я помню ощущение мурашек в руках, свой дикий страх и растерянность. Как внезапно сгустились тучи: тяжёлые, мрачные, почти чёрные. Как ветер вздымал пряди волос из прически Корникса, который с гневом и презрением смотрел на меня. Как гром становился все тише, а мой голос все сильнее и увереннее. Как Вельшарун менялся, исподволь и почти незаметно. Глянешь в сторону, а после на него, а у демона уже новый рог торчит на спине. Ещё мгновение и лапа обретает массивность и нечеловеческое количество пальцев. Вот колеблется воздух вокруг него, словно зарево над пожаром и в этом зареве отчетливо видно, каким станет он — демон из преисподней.
До меня доходила суть происходящего: Адвин должен умереть, я сама убиваю его, каждым словом, каждым звуком, каждым движением рук.
Злость и отчаяние помогли мне принять решение: неужели я — старуха, без права и возможности на исцеление, смогу обречь любимого на смерть? Я хотела бы, чтобы он жил, ради этого я готова была умереть самой.
— Взываю к тебе Богиня мудрости и любви, возьми мое бренное тело, позволь Адвину жить. Закрой врата, низвергни демона, и лишь мою жизнь забери. Она не нужна мне без любви. Взываю к тебе, Богиня, услышь жалкую слугу твою, смой грех с этой земли, очисти ее от скверны и страха. Взываю к тебе, Богиня счастья, пусть солнце сожжет зло и дождь смоет прах… взываю к тебе, Богиня…
Первые слова вне заклинания дались трудно, мой язык будто стал мягким и тяжелым одновременно, думаю, что Корникс не сразу понял, что что-то изменилось. Дикция оставляла желать лучшего, я все ещё была во власти чёрных чар демона.
Моетфизическое состояние ухудшалось с каждой минутой: из носа уже не каплями, а хлестала кровь, ноги дрожали так, будто меня везли по самой каменистой дороге, а набат в голове отчетливо нарастал.
Я не знаю сколько прошло времени, только в одно мгновение я будто очнулась. Мне помогла протрезветь разумом боль, я опустила глаза вниз: змея, бывшая моим браслетом, который мне дала в защиту травница, укусила меня. На белой коже запястья отчетливо были видны две крупные точки укуса, из которых уже шла кровь и прозрачная жидкость.
«Яд» — подумала я и улыбнулась. «Спасибо, Богиня, теперь я спокойна».
А потом я умерла.
Глава 23
Боль пришла первой, я не знала кто я, где нахожусь, но отчетливо чувствовала, что каждая клеточка моего существа вопила от боли.
— Это любовь, — сказал кто-то грустно, — она и боль неразделимы.
«Неправда», — хотелось воскликнуть мне, — «любовь это счастье!»
— Тогда почему ты здесь?
Оказалось, что мне не нужно кричать, чтобы быть услышанной.
«Меня нет, я умерла», — подумала я. А голос ответил:
— Умерла…
И возникла тишина.
Покой и расслабление.
Пустота занимала меня всю. Я ничего не чувствовала и ничего не думала. Казалось, я скоро растворюсь в пространстве и перестану существовать, но меня подобная перспектива ни капли не пугала. Мне было все равно. И вновь зазвучавший голос принёс раздражение:
— Ты просила о милости, я дам тебе ее…
Мысли расползались как рваное покрывало, совершенно нельзя было сосредоточиться ни на чем, и я не стала заострять внимание на услышанном.
Но голос оказался настырным:
— Слышишь? Тебя оплакивают… ты нужна, и я могу вернуть тебя, хочешь? Ты заслужила.
Я не понимала о чем говорит голос, потому снова промолчала, надеясь, что больше его не услышу, покой манил, и мне казалось, что это единственное мое желание.
— Адвин готов пойти за тобой, жаль, что он не знает, что ты не за гранью.
Какой настырный голос!
Адвин…. это имя что-то мне напомнило, отдалось сожалением и горечью полыни. Адвин… И перед взором появилось лицо со скорбными складками на лбу, с упрямым подбородком, с темными прядями волос, с большими чёрными глазами, в которых царила мгла и отчаянная решимость.
«Адвин», — выдохнула я.
— Признала, — нежный смех звоном колокольчиком пронёсся в моей вселенной, — он влюблён и опасен. Ты пойдёшь? К нему…
«Да» — слово вырвалось прежде моих сомнений и мыслей. И смех повторился, а я умерла повторно.
_______________
Веки отказывались подчиняться и открываться. Я даже слегка застонала от усилия, и мне все же удалось открыть глаза.
— Тарга Туайя, вы очнулись, радость-то какая!
Надо мной бодро зашептал женский голос. А я, по прежнему, видела лишь мглу.
— Почему я ничего не вижу, я ослепла? — моему скрипучему голосу позавидовал бы и портовый пьяница.
— Нет, ночь же на дворе, а свеча погасла, пока я дремала. Я ведь думала, что вы уже все… того…
Мои глаза привыкли к темноте и я, наконец, увидела суетящуюся возле меня темную фигуру.
