За несколько стаканов крови - Игорь Мерцалов

«Дорожное чудо» объяснялось, конечно, близким соседством с переименованным Старосветским. Если пограничное село было центром проникновения контрабанды, то Майночь стала центром ее распространения по графству.

Здесь было полно представителей купечества, «экономической (и политической, что зачастую означало одно и то же) элиты», иностранных торговцев и совсем уж откровенного криминала. Все они, занятые скупкой Кохлунда и всего того, что благодаря предприимчивым кохлундцам можно было раздобыть, нуждались в хороших дорогах и быстром, надежном транспорте.

Однако простому разумному выбраться из Майночи было не просто трудно — невозможно… Разве только пешком.

Все экипажи были забронированы, ковролетка расписана на месяц вперед, а работники железнодорожной станции вообще не сразу вспомнили, что такое пассажирский поезд — в Майночи давно уже видели только товарные. Попытка узнать, нет ли возможности пристроиться где-то в товарном вагоне, едва не стоила Персефонию жизни: его заподозрили в промышленном шпионаже.

К джиннам упырь и приближаться не стал: известно, что их услугами пользуются только для грузовых перевозок. Считалось, что проще добраться живым до цели, вися на хвосте дракона, чем доверившись этим дымчатым громилам, которые совершенно не способны вообразить, какими последствиями для организма оборачивается путешествие в разреженных слоях атмосферы. Это, конечно, шутка, джинны не так уж глупы, как предпочитают казаться, но, поглядев на их серые, зыбкие от усталости черты, Персефоний обошел сверхскоростных перевозчиков десятой дорогой.

Настроение неуклонно портилось, от деловой суеты вокруг уже начинала болеть голова. К тому же последние минут десять за ним неотступно следовал какой-то призрак, даже не делавший вид, будто скрывается. Это раздражало.

Наконец Персефоний, купив у лоточника плитку гематогена, уселся на скамейку в чудом уцелевшем и не превращенном в стоянку сквере и пристально посмотрел на призрака. Тот немедленно подплыл поближе и спросил:

— Милостивый государь желает уехать из Майночи?

— Очень желает, — ответил упырь, жуя. — Но, кажется, это невозможно.

— Что вы, сударь! В нашем городе возможно все, клянусь Розовой Дамой, — радостно заявил фантом. — Все, что пожелаете, вопрос только в цене.

— Ах, вот оно что, — кивнул Персефоний. — Уехать можно, но местные транспортники предпочитают сперва вытянуть из потенциального пассажира все жилы, чтобы он был готов на все, и уже тогда тянут из него деньги!

Он действительно шутил, но хмуро и без веселости, однако призрак счел шутку крайне удачной и довольно рассмеялся.

— Что вы, сударь, не только транспортники, решительно все! В некотором смысле это даже справедливо.

— Вы находите? — удивился Персефоний и, доев, скомкал обертку и кинул ее в урну.

Призрак почему-то проследил взглядом за полетом комочка и, улыбнувшись, пояснил:

— Конечно. Я правду сказал: в Майночи можно исполнить любое желание, были бы деньги. Это чудесный город, но в нем очень трудно приходится двум категориям разумных: тем, у кого нет денег, и тем, у кого нет желаний.

— У меня, к примеру, и то и другое имеется, а город мне все еще неприятен.

— На самом деле вы уже счастливы, потому что я рядом и ваши деньги вот-вот претворятся в желания, — заявил фантом, тоже присаживаясь на скамейку. — Но вы хорошо подумали, сударь? По вашим глазам я вижу, что денег у вас куда больше, чем желаний! Как правило, такой диссонанс и служит причиной всех неприятностей в жизни. Может быть, пока вы не покинули город, стоит подумать над своими желаниями?

— То, что мне нужно, за деньги не купишь, — вздохнул Персефоний. — Так что давайте сразу перейдем к делу, то есть к тому транспортному средству, которое вы мне намереваетесь предложить.

Однако призрак как будто не услышал его. Отрицательно покачав головой, он твердо заявил:

— Большая ошибка! Многие носятся с этой идеей непокупаемости, но если чего-то нельзя купить за деньги, то это всего лишь упрек продавцу или производителю, но никак не правило.

— Вообще-то я тороплюсь, — вздохнул упырь.

— Зачем куда-то ехать, если все можно получить здесь? Послушайте, — решительно сказал фантом, — давайте заключим пари: вы говорите мне, чего, по-вашему, нельзя купить за деньги, и если я не смогу удовлетворить ваше желание, то… — его глаза азартно сверкнули, — удовлетворю любое другое близкое по смыслу, взяв на себя половину расходов, и целиком за свой счет перевезу в нужный вам город. Идет?

— Вообще-то не идет. Я действительно спешу и не намерен заниматься глупостями…

— Это дело принципа! Девиз нашей конторы: «Нет ничего невозможного, есть нерасторопные посредники». Вы уедете и будете рассказывать о нас как о какой-нибудь глупости, престиж фирмы упадет, и виноват в этом буду я? Нет уж, извольте принять пари, милостивый государь! Добавляю в случае вашего выигрыша (хотя и не уверен, можно ли назвать выигрышем неудовлетворенное желание) еще одну услугу с пятидесятипроцентной скидкой. Соглашайтесь, это отличные условия!

— А если я… хм, проиграю?

— Вы просто признаете, что были не правы, и пообещаете рассказывать о нас чистую правду.

— О вас — это, собственно, о ком?

— Посредническая фирма «Папоротник»! — гордо ответил призрак. — Любые услуги для физических и юридических лиц без ограничений! Нет ничего невозможного, есть нерасторопные посредники — но наши посредники расторопны как никто! Итак — пари?

Персефоний, чувствуя, что проще потратить лишних пять минут, со вздохом протянул руку.

— Но все желания, разумеется, в пределах нашего любимого графства, — быстро уточнил призрак.

Упырь кивнул, и призрачная ладонь прошла сквозь его руку.

— Отлично! Итак, чего нельзя купить за деньги? Ну? Любовь, конечно? Остановленное мгновение?

— Спокойную совесть.

Физиономия призрака приобрела разочарованное выражение.

— Милостивый государь, конечно, шутит?

— Ни в коей мере.

— Нет, я не стану говорить, что нет ничего проще, однако, поверьте, любовь и остановленное мгновение куда сложнее. Ладно, раз вы настаиваете… Чья совесть нуждается в успокоении — ваша? Чудно. Какой вид успокоения вас интересует: юридический или психологический?

— Не понял.

— Тогда начистоту: что именно гнетет вашу совесть?

Персефоний на миг потерял дар речи от того, с какой небрежной легкостью этот фантом интересовался тайнами такого масштаба, что иной разумный только на исповеди выговорит. Однако неуловимый аромат шутовства, который веял над всем происходящим, должно быть, уже подействовал на его мозг.

— Я нарушил едва ли не все упыриные законы за несколько стаканов крови.

— Страдали при этом законы графства? — деловито уточнил призрак.

— Да, еще как. Я убил кое-кого… двух упырей…

— Ну, подробности оставим пока, с уголовным кодексом проблем, считайте, уже нет. Со специфическим упыриным Законом посложнее… но уладим, уладим. Главное тут что? Ваши Законы диктуются так называемыми Королями. На них повлиять трудно. Однако возможно.

— Я бы вас попросил следить за своей речью! — гневно воскликнул Персефоний.

— Обязательно, милостивый государь, — покорно согласился призрак и, внимательно оглядев упыря с ног до головы, заявил: — Но юридический аспект — это еще не все, верно? Вас гнетет чувство вины. Вот он, корень проблемы. И если мы его вырвем, остальное пойдет как по маслу. Идемте!

Он вскочил со скамейки, но Персефоний не двинулся с места.

— Я спешу. Сначала расскажите, куда и зачем собираетесь меня вести.

— Это совершенно безопасно! Если вы подумали, будто я намерен завести вас в лапы к каким-нибудь грабителям, так это даже оскорбительно: фирма «Папоротник» ни в чем подобном не нуждается!

— Но вы же не советуете мне верить на слово? Сперва расскажите.

— Законное требование, — признал призрак и, снова сев, уже поближе, доверительно сообщил: — Мы пойдем к психологу. — Персефоний удивленно изогнул брови, и призрак пояснил: — Он избавит вас от комплекса вины!

— Каким образом? И при чем тут комплекс, если то, что меня угнетает, — это собственно вина?

— В корне неверно! — замотал головой призрак. — Какая еще вина? Вина — понятие относительное. Убийство в целях самообороны отнюдь не равно циничному убийству в целях разжигания межнациональной розни по предварительному сговору с группой ранее судимых лиц после совместного распития спиртных напитков! Вы согласны? Вы согласны! Так какой смысл в том, что первый из этих убийц мучается совестью, как и второй? Никакого! Все это субъективно. Так называемая вина — только относительное недовольство посторонних вашими действиями. При этом ошибочно считается, что точка зрения обвиняющего якобы «правильна», если она согласуется с мнением так называемого закона. Однако закон что дышло: куда повернул, так и вышло. Стало быть, и всякие обвинения лишены какой бы то ни было объективности. Так? Так! А стало быть, что остается? Так называемое «чувство вины», которое на самом деле есть всего лишь вложенный с детства в каждого из нас комплекс. Вы не хмурьтесь, вы слушайте дальше…