Пока светит солнце - Александр Конторович

– Это не бойцы, товарищ капитан… – стоявший рядом военюрист, выбил о каблук сапога трубку. – Напуганы, растеряны… командиров нет, что происходит вокруг – никто не понимает.

– И что же с ними делать?

– Я говорил со многими… Формально – они преступники. Бросили свои позиции, оставили части… всё так. И судить их можно прямо сейчас – состав преступления налицо. Но какой же приговор им вынести?

– Ну… я же не спец… да и не судья.

– Так выполнять-то его придется вам! По законам военного времени – высшая мера! Так-то!

– Всем? – не мог поверить Алексей.

– Многим… Да, вот и ломай тут голову. В бой их посылать – опять побегут, сломлены они. Отпустить идти дальше – хреновый пример для прочих. Вы к себе таких возьмете?

– Шутите?

– Да какие здесь шутки! Вчерашние колхозники в военной одежде. Как это в поговорке? Поднять – подняли, а разбудить – забыли. Так и здесь. Форму надели – а содержимого в ней нет! Да и в головах у них… не то что ветер – ураган целый бушует!

Прокурорский закончив выбивать трубку, убрал её в карман.

– Пойдемте, товарищ капитан. Побеседуем…

При приближении командиров, толпа зашевелилась. Зазвучали команды – стоявшая вокруг охрана выстраивала толпу в подобие строя. И вскоре сидевшие и лежавшие на земле бойцы выстроились буквой «С». Их было много – не менее четырехсот человек. Сохранившие оружие стояли на левом фланге, а центр и правый фланг построения составляли безоружные, часто даже и без головных уборов и ремней бойцы.

Военюрист вопросительно взглянул на Ракутина.

– Вы скажете?

– Потом…

Прокурорский кивнул. Шагнул вперед и, заложив пальцы за ремень, поправил гимнастерку.

– Товарищи! Да-да! Сейчас, – он сделал паузу, словно подчеркивая последнее слово, – я обращаюсь к вам именно так. Хотя, многие из вас сделали всё, чтобы заслужить другое обращение. Вас уже не удивляет, что вместо командира с вами разговаривает сотрудник прокуратуры? И правильно. Родина надела на вас форму, дала в руки оружие – а что сделали вы? Я вижу здесь безоружных и полураздетых людей – отчего так? Где ваше оружие, товарищи бойцы? Где ваши части? Не знаете?

Он снова сделал паузу.

– У меня нет претензий к тем, кто сохранил оружие и внешний вид военнослужащего. По крайней мере – они хотя бы не напоминают обезумевшее от ужаса стадо! Это – бойцы, готовые воевать! И советская власть им такую возможность предоставит. Имеющие оружие – два шага вперед!

Строй колыхнулся, левый фланг двинулся вперед.

– Напра-во! Левое плечо вперед – шагом марш! К мосту!

Военюрист обернулся к капитану.

– Этих – возьмете к себе?

– Около сотни бойцов… Возьму, пусть для начала окопы роют, там посмотрим.

Прокурорский снова повернулся к оставшимся красноармейцам.

– Ну, а с вами – что делать? На приличный срок, а то и побольше – вы все уже набегали. У товарища капитана есть недвусмысленный приказ командования – таких вот бегунов, карать по всей строгости закона. Закона военного времени!

Он глянул на Алексея.

Тот понимающе кивнул и сделал шаг вперед.

– Я не судья. И не прокурор. Обычный красный командир. Вон там, – Ракутин вытянул руку, и глаза стоявших напротив бойцов автоматически повернулись в ту сторону, куда он указывал. – Там! Роют землю мои бойцы. Они все – из разных частей. Многие из них попали в такое же положение, как и вы. Но – не побежали! Они здесь и готовятся встретить врага, в то время, как их товарищи идут к фронту, чтобы накостылять фашистам там. А вы? Вы – тоже здесь. Без оружия и без ремней… и это – бойцы Красной армии?! Война скоро кончится, вы придете домой. И что скажете своим односельчанам? Все воевали – а я бегал? Кто из вас поднял руку, чтобы защитить своих товарищей или как-то им помочь?

Нет таких? Я так и думал…

Строй молчал.

– Вы хотите бежать дальше? Отсидеться в тылу? Но ведь все вы – давали присягу, клялись защищать свою Родину. И что – слова на ветер? Моя хата с краю? К фашистам вы, как я понимаю, не хотите. Но и воевать – не можете. И что с вами делать? Отдать под суд? – Алексей посмотрел на военюриста. – Так далеко ходить не надо…

Среди бойцов прошло волнение – последние слова капитана прозвучали очень зловеще.

– Нежелающие воевать – два шага вперед!

Строй дернулся, но таковых не нашлось – слова прокурорского о строгости военных законов были ещё слишком памятны.

– Нет таких… Хорошо. Вас направят на переформирование. Не обольщайтесь – никто ничего не забудет! И только от вас зависит ваша дальнейшая судьба. Искупите свою трусость в бою – советская власть вас простит. И об этом случае никто напоминать вам не станет.

Военюрист кивнул.

– Мы с ними отправим своего сотрудника, присмотрит…

– А я сопровождающих дам – человек десять.

– Добро.

Ракутин повернулся к строю.

– Пять минут вам – попить и оправиться. Потом – построение! Вас направят на сборный пункт. Равняйсь!

Бойцы подтянулись.

– Смирно! Вольно – разойдись!

Новое пополнение оказалось в равной мере и помощью и обузой. На эту сотню человек теперь надо было каким-то образом найти командиров. Хотя бы пару-другую лейтенантов и нескольких грамотных сержантов. Только где их взять? Почесав в затылке, Алексей озадачил Воропаева.

– Мне – кровь из носу, необходимо несколько средних командиров. Да и младший комсостав – тоже очень к месту будет. Сержанты, старшины – короче, всех кого найдёте! Эту толпу, что нам навязали прокурорские, необходимо срочно приводить в порядок. А я своих командиров сдернуть с места не могу! Только-только бойцы притерлись… сработались – опять всё ломать?

– Ясно, – невозмутимо кивнул тот. – Задачу понял. Разрешите исполнять? Род войск значение не имеет?

– Ну, разве что, летчики мне не нужны. А так – греби всех! Побеседуем…

Отойдя от моста, капитан присел на камень. Ф-ф-у-у… передохнуть хоть полчаса, а то уже ноги не держат…

Сдвинув на затылок фуражку, он осмотрелся по сторонам. Оборудование позиций уже приближалось к концу – темные линии окопов вытянулись вдоль берегов ломаными линиями. Алексей, совершенно сознательно, отказался от отдельных стрелковых ячеек и приказал рыть сплошные окопы. На эту мысль его натолкнул многоопытный Хромлюк. Ещё когда они отходили от сгоревшего моста, тот как-то вскользь пожаловался на то, что сидевшие в одиночных ячейках бойцы больше подвержены панике.

– … Он же, бедолага, один сидит! И весь мир для него – в его ячейке! Испугался, дрогнул – а рядом-то никого и нет! Некому руку протянуть! На миру-то, как говорится, и смерть красна, а в одиночку каково? Ни словом перемолвиться, ни цигарку протянуть… Вот и ёкает сердешко у болезного. Мол, один я, все ушли, бросили…