Лобачевский - Михаил Колесников

— А как же, тятенька, нам высватать его? — спросила Варя не без лукавства.

— Напишу, баловница, братцу твоему Ивану Ермолаевичу, намекну Михаилу Николаевичу — сосватают. А с твоей старшей сестрицей Прасковьей Ермолаевной он в самых добрых отношениях и переписывается. Сватья найдутся.

Лобачевский не подозревал, что уже записан в женихи. Но почему-то его всюду преследовал голос Вари, ее блестящий взгляд. От сладкого предчувствия становилось жарко в груди. Варя больше не дичится его, то и дело будто ненароком попадается на глаза. Она даже научилась бойко рассуждать об электричестве и поэзии. Больше всего ей нравится Байрон. Ей вообще присущ возвышенный образ мыслей. Ходит она в длинных платьях. Гладкие волосы стянуты красивым узлом на затылке. На полных темно-вишневых губах всегдашняя благожелательная улыбка. Рослая, чернобровая, она выглядит несколько старше своих лет.

А холера прочно свила гнездо в университете. Полностью прекращено сообщение с городом. Заболел еще один, потом — двое. Семь, восемь, девять, десять… Лобачевский и Фукс валятся с ног от усталости. Они такие же смертные, как и все. Но они не имеют права умирать. Во что превратится это скопище напуганных людей, если Лобачевский заразится и умрет?

Он и заболевших и здоровых заставляет париться в бане и ванных. Оказывается, в самом деле помогает. Больные начинают выздоравливать. В парильни превращены все подсобные помещения. Над университетом висят облака пара.

Николай Иванович ведет наблюдения. Всего больше от холеры почему-то страдают сибиряки. «К холере можно привыкать и в ней обдерживаться», — записывает он.

К ноябрю эпидемия постепенно пошла на убыль. Лобачевский приказал открыть все университетские ворота. Снова забурлила жизнь.

Сестра Вари Моисеевой писала из Ижевского завода Ивану Великопольскому: «Приятель твой Лобачевский во время холеры твердостью духа и попечениями заслужил всеобщую любовь, а мы ему благодарны за то, что он всякую почту пишет к Прасковье Ермолаевне листах на восьми, и потому мы более знаем о происходящем в Казани через его письма, чем сами были там».

В то время как в самой Казани и окрестностях люди гибли сотнями, в университете заболело всего лишь двенадцать человек. Из студентов никто не заболел. Из профессоров умерли двое.

Это был невиданный триумф.

Мусин-Пушкин немедленно написал обо всем царю.

Ужас, навеянный холерой, охватил и царскую фамилию. Николай I объявил ректору Казанского университета благодарность, наградил его бриллиантовым перстнем, возвел в статские советники, приказал оставить Лобачевского ректором и на последующее трехлетие.

А Лобачевского больше всех этих наград и почестей радовали книжечки «Казанского вестника», в которых по частям был напечатан его мемуар «О началах геометрии».

Что скажет человечество?

САРКАЗМ КОРИФЕЯ И КРИКИ «БЕОТИЙЦЕВ»

Человечество молчало.

Шли годы. Лобачевскому исполнилось сорок. А отзывы на мемуар в печати все не появлялись. Ему думалось, что на мемуар так никто и не обратил внимания. В умышленное замалчивание не верилось. Какой прок в замалчивании? Однажды, взглянув в зеркало, поразился, заметив седой клок волос на левой стороне головы. «Стареем, Николай Иванович, непризнанный гений…» «Я переступил через вершину моей жизни, при первом шаге чувствую уже тяжесть, которая увлекает меня по отлогости второй половины моего пути. Всегда был я внимателен к явлениям организма; теперь не могу наблюдать, не могу говорить о них равнодушно…» Не рановато ли? Каждое утро обливается ледяной водой, занимается гимнастикой. Гимнастику ввел во все учебные заведения округа. Мать Прасковья Александровна понуждает: «Женись! Хочу нянчить внуков…» Алексей тоже не женится. Была какая-то таинственная неудачная любовь. Запил. Живет бирюком, отгородившись от белого света. Все управляет суконной фабрикой.

Прикатил Иван Великопольский с молодой женой, удивился:

— Вы все еще холостяк?!

— Найдите невесту. Все недосуг.

— Эх вы, Невтона кум! Невеста-то под самым носом.

— Кто она?

— Моя сестра Варя!

— Не слишком ли юна для такого старца, как я? Уже могу отвечать словами Лейбница: «До сих пор я воображал, что жениться всегда успею, а теперь вижу, что опоздал».

— Стыдитесь! Разница всего в двадцать лет. Варя влюблена в вас по уши. Только и разговоров, что о вас…

Николай Иванович смущен. Марфа Павловна моложе Симонова на пятнадцать лет. Великопольский старше своей жены на двадцать лет. Фукс женился в пятьдесят пять лет на молоденькой девушке. Александр Пушкин недавно женился на девятнадцатилетней Гончаровой… Арифметика. Как всегда, арифметика…

Профессор математических наук вовсе не подготовлен к такому ответственному делу, как женитьба. Он раскрывает «Речь о любовной страсти» Паскаля. Впрочем, Паскаль умер холостяком. Должно ли ему верить? Он больше смыслил в «сообщающихся сосудах», чем в любви.

Варя ему нравится. Но что из того?.. Великопольский намекает, что и старый Моисеев не против такого зятя.

Иван Ермолаевич охотно берет на себя роль свата. И пока профессор раздумывает да прикидывает, во все концы России летят письма. Родственники судят, рядят… «Поговорим теперь о Вареньке, этот разговор нам обеим будет гораздо приятнее. Она совершенно счастлива, ты этому можешь поверить, зная ее давнишнюю привязанность к Николаю Ивановичу, который также очень любит ее, — одним словом, мило на них смотреть; бывши в Казани, я часто ими любовалась. Жаль мне очень, что не удастся быть на ее свадьбе; она назначена в такое время, что нам никак невозможно будет ехать с заводу в Казань. Верно, Варенька бы желала, чтобы все ее родные, в том числе и ты, были при этом важном случае в ее жизни».

Да, сватовство состоялось (не без помощи Великопольского и Мусина-Пушкина), и свадьба назначена на 16 октября 1832 года.

Теперь все вечера Николай Иванович проводит в обществе Вари, Ивана Ермолаевича и его жены Софьи Матвеевны, дочери создателя русской терапевтической школы, ректора Московского университета Матвея Яковлевича Мудрова, скончавшегося совсем недавно от холеры. Лобачевский излагает друзьям свою собственную теорию, утверждающую, что свет имеет двойственную природу. Слушают с интересом. Где еще услышишь такое? «Мы просидели часа три в физическом кабинете с Лобачевским. Он говорил об электричестве и свете и очень завлек внимание Сонечки», — отмечает Великопольский. Иван Ермолаевич читает новые стихи Пушкина. Одно из них называется «Послание к Великопольскому сочинителю «Сатиры на игроков». Пушкин высмеивает Ивана Ермолаевича, страстного картежника: «Хвалю поэта — дельно миру! Ему полезен розги свист». Лобачевский смеется от души. Второе стихотворение наводит на глубокие раздумья.