Зона поражения - Василий Орехов

Доктор довел нас до мест, где почва перестала влажно чавкать под ногами, и остановился.

– Держитесь опушки, – порекомендовал он на прощание. – В лесу появились огромные птичьи карусели. Если не затянет в воздуховорот, то собьет с ног воздушной волной.

– Спасибо, Доктор, – сказал я. Помолчав, осторожно спросил: – Вы не знаете, что происходит? У меня такое ощущение, что в Зоне сегодня нехорошо.

Доктор пожал плечами.

– А что, в Зоне когда-нибудь было хорошо?.. Впрочем, нет, было, – тут же поправился он. – После самого первого взрыва на АЭС.

Он повернулся и молча, не оглядываясь побрел обратно.

– До свиданья, Доктор! – поспешно крикнул я.

Он не ответил.

– Доктор, постойте! – Решившийся наконец Стеценко вдруг сорвался с места и бросился за призраком, который неторопливо, но уверенно уходил от нас все дальше и дальше. – Доктор, у меня есть предложение!..

– Стой, твою мать! – взревел я, кидаясь следом. Через несколько шагов мне повезло ухватить Стеценко за шиворот и дернуть его на себя. – Нельзя по своим следам!..

Он начал нетерпеливо выворачиваться из моей хватки, порываясь догнать Доктора. Неожиданно даже для самого себя я с полуразворота послал его в нокаут. Немного ошеломленный падением на спину, Стеценко из лежачего положения прыжком вскочил на ноги и замер в оборонительной стойке.

– Расслабься, брат, – я хотел похлопать его по плечу, но он, уйдя чуть в сторону, отбил мою руку и тут же попытался сунуть мне в челюсть. Я уклонился. – В Зоне нельзя возвращаться, – пояснил я, держа его на расстоянии удара. Андрей понемногу смещался влево, явно пытаясь разглядеть брешь в моей обороне. – Верная смерть. Все, Доктор уже ушел. Раньше надо было с предложениями.

Он провел в моем направлении два красивых хука, поразившие воздух, сделал подсечку, слегка зацепив меня за ногу, и пока я восстанавливал равновесие, снова кинулся за Доктором.

СТОЙ.

Это я сказал?! Кажется, да, хотя уже несколько минут спустя начал в этом сомневаться. Это прозвучало глухо, невнятно и тихо, но отдалось по всей поляне. И это было настолько убедительно, что неистовый Стеценко замер как вкопанный. Тут же воздух перед его лицом на мгновение подернулся серебристо-сиреневыми колючими искрами, превратившись в полупрозрачный занавес. До меня донесся пронзительный треск электрического разряда, и воздух снова стал прозрачным.

Копать мой огород! Еще один шаг, и в баре «Сталкер» можно было бы подавать новое блюдо – «Стеценко-гриль». Каким образом я почувствовал аномалию – сам не понимаю. Хотя, может быть, это все-таки был не я, а Болотный Доктор или Рэд Шухов?..

– Не двигаться, – едва слышно шевельнул губами я. – Так, хорошо. Полная неподвижность. Теперь медленно, очень медленно – правую ногу назад. Медленнее… Переноси на нее вес тела… медленнее, твою мать!..

Осторожно отступая шаг за шагом, Стеценко выбрался из ловушки и оказался рядом со мной. На нем не было лица.

Я снова посмотрел вслед Доктору. Тот неторопливо удалялся к железнодорожной насыпи, словно за его спиной ничего и не происходило.

Я перевел взгляд на Стеценко.

– Пошли, – угрюмо бросил я.

Глава 11. Бар «Сталкер»

Обогнув Янтарное озеро по противоположному берегу, мы направились на северо-восток, и вскоре между деревьев вдали замелькали старые панельные пятиэтажки. Мы приближались к Мертвому городу. Паршивое место, немногим лучше Болота. Когда рвануло в первый раз, здесь в основном жили работники атомной станции. Их эвакуировали в страшной спешке, не давая даже одеться, заставляя бросать квартиры и имущество. Двадцать лет после этого опустевший город-призрак, в который так и не вернулись люди, стоял здесь, постепенно ветшая и разрушаясь, щерясь выбитыми стеклами окон. Однако после второго взрыва в Чернобыле он вновь оказался заселен. Зомби, отбившиеся от контролеров или потерявшие разум на Янтарном озере, выбравшиеся из района Саркофага или попавшие под мощнейший пси-удар мозга-колбы на Болоте, стекались сюда со всех концов Зоны и начинали жить тут какой-то нелепой, причудливой, дурацкой пародией на нормальную жизнь. Они обитали в городе, словно ничего не произошло, деловито сновали по улицам, имитируя сознательную деятельность, «спали» в пустующих квартирах, толкались в бывших магазинах и кафе, сидели на скамейках – одним словом, создавали странную и немного пугающую видимость того, что они все еще нормальные люди. Для чего им это было нужно, что приводило их сюда, почему Мертвый город так на них воздействовал, ведь за его пределами они вновь становились тупыми, бесцельно шатающимися по окрестностям овощами, никто сказать не мог. Впрочем, в Зоне много всяких странностей, и эта не более удивительна, чем годами висящий на краю котлована экскаватор или, скажем, дьявол-хранитель.

Миновав защитную полосу лесонасаждений, за долгие годы разросшуюся без присмотра человека в уродливые густые заросли, мы оказались на окраине города. Это странное место всегда вызывало у меня подавленность и смутное беспокойство. Совершенно безлюдные кварталы, в которых все осталось, как было полвека назад: старомодные дома, палисадники, тротуары. Только пятиэтажки обветшали и местами начали разрушаться, палисадники одичали и разрослись в непроходимые заросли бурьяна, асфальт потрескался и местами просел.

Над крышами пятиэтажек виднелось колесо обозрения: когда-то там был луна-парк. Колесо до сих пор крутилось – медленнее, чем обычно, почти незаметно для глаза, но оно крутилось. Туристы не обратили на него внимания, а может быть, не придали значения. И слава богу. Не люблю я это колесо. Его кабинки битком набиты трупами в разной степени сохранности. Бесконечно крутится колесо, и десятки покойников, взмывая вверх, оглядывают окрестности с высоты провалившимися глазницами. Вначале трупов было немного, потом понемногу стало прибавляться. Нечто, поселившееся в колесе обозрения, каким-то образом заманивало проходивших мимо людей и убивало их. Заманивало и убивало до тех пор, пока были места в кабинках. Темные потеряли немало людей, прежде чем сообразили, что к чему.

За колесом обозрения виднелись характерные, затянутые металлическим такелажем полосатые трубы Чернобыльской атомной электростанции, а еще дальше поблескивало на солнце озеро Глубокое, из которого когда-то брали воду для охлаждения реакторов. Такелаж был покрыт, словно снегом, плотным слоем жгучего пуха. Есть теория, что пух каким-то образом нарастает именно на этих трубах и уже оттуда разносится ветром по всей Зоне. С этого места станция кажется обманчиво близкой – если идти по прямой, дойдешь минут за сорок. Но идти по прямой нельзя. Отсюда до станции не доберешься ни пешком, ни на машине, ни по воздуху. Никому еще не удавалось.

Только здесь, в брошенном городе, начинаешь понимать масштабы трагедии, произошедшей в восьмидесятые годы прошлого века и не прекращающейся до сих пор. Во время первого выброса, случившегося два десятилетия спустя, вектор основного удара пришелся именно в этом направлении. Брошенные дома потекли, словно горячий пластилин, а тысячи людей, занимавшихся работами на еще не заглушенных к тому времени энергоблоках, вернувшихся в свои оставленные деревни, изучавших Зону и охранявших ее, в одно мгновение погибли или превратились в зомби. Некоторые дома растрескались так, что сквозь трещины было видно небо с противоположной стороны, но до сих пор стояли, словно памятники чудовищному катаклизму. Некоторые потекли, наклонились над дворами, да так и застыли подобно затвердевшей вулканической лаве…

После чернобыльской аварии восемьдесят шестого года военные ни на день не прекращали исследований и разработок нового секретного оружия, которые начали вести здесь еще в конце семидесятых. Некоторые особо горячие головы утверждают, что эта авария была устроена специально, чтобы организовать вокруг военных лабораторий закрытую зону, в которой проще было бы соблюдать строгую секретность. Слишком уж много совпало условий, необходимых для взрыва, слишком уж легко был уничтожен тройной контур защитной блокировки, чтобы считать катастрофу случайной. Да и начавшие поступать в начале двадцать первого века сообщения о том, что к этому времени радиоактивный фон в Зоне стал ниже, чем в Киеве, наводили на размышления: а не были ли данные о катастрофических радиоактивных осадках значительно завышены с самого начала и не была ли паника с эвакуацией и отселением сотен тысяч людей спровоцирована искусственно?..

Нет, это, конечно, бред все, для обеспечения секретности можно было обойтись гораздо меньшей кровью, нежели грандиозная катастрофа, вбуханные в ее ликвидацию огромные средства, насмерть подорванный престиж власти и возмущение народа. Авария на Чернобыльской АЭС, говорят, стала одной из причин крушения могущественной Советской империи, в которой мне так и не довелось пожить даже в младенческом возрасте, – не главной, но весьма важной. Но вот то, что возникновением Зоны мы обязаны военным, – это без вопросов. Вырвалась на свободу какая-то их научная разработка или они случайно прокололи дыру в параллельное пространство, откуда к нам и хлынула вся эта мерзость, все равно это случилось в результате их исследований.